Зависимое население Древнего Египта

Неоднократно поучение Ипувера упоминает о том, что «варвары повсюда стали египтянами», или «варварская страна распространилась по всему Египту. Местности разрушены, лучники (т.е. чужеземцы) пришли для Египта», т.е. превратились в египтян.  
Эти высказывания Ипувера, о них уже говорилось в специальной литературе, не означают чужеземного нашествия. Подобная интерпретация слов Ипувера подтверждается непосредственным контекстом: «Нет нигде египтян».

Основная масса рабов  продолжала и в эпоху Среднего царства работать над ирригацией. Некоторые из них были в частновладельческих  руках и работали над подачей  воды на высокие поля. Освобождение их имело те последствия, что сам « Египет стал лить воду, а тот, который лил воду на землю, схватил сильного, подобно слабому». Очевидно, сами египтяне должны были теперь работать над шадуфами, лить воду на искусственно орошаемые поля, а бывшие рабы, поливавшие землю, стали теперь опасны своим бывшим господам.

Те рабы-варвары, которые  работали в мастерских ремесленников, стали теперь также свободными, и  Ипувер со скорбью отмечает, что «азиаты стали искусными в ремеслах Дельты». Домашние рабы также примкнули к восстанию и добыли себе свободу. Ипувер указывает на то, что драгоценности, которые украшали раньше шею госпожи, находятся теперь на шее рабыни. Дело доходило до того, что сын рабыни стал равным в своих правах с сыном свободной женщины. Рабы добились свободы, «стали владеть устами» и не допускали брани со стороны своих хозяев. Рабы «вместе с бандами разбойников стали предаваться грабежу».

Среди речений Ипувера мы встречаем впервые в мировой литературе рассуждение против уравнения в правах всех представителей одного и того же общества.

Ипувер указывает на то, что «существуют различные деревья, более ценные и менее ценные – сикоморы, и деревья «сек», и деревья «гену», и деревья «уну», и мы их отличаем, а потому, умозаключает он, - мы должны также отличать хозяина от рабов его дома».

Конечно, свободные бедняки  и восставшие вместе с ними рабы отнюдь не стремились к уничтожению  рабовладельческого общества. Согласно Ипуверу, даже сами рабы становились рабовладельцами, в то время как прежняя знать попадала в рабочие дома, где содержались рабы. «Бедные люди», не имевшие даже рабов, предоставленных на время, так называемых «саху», владеют теперь, подобно старой знати, наследственными рабами, «мере». Восстание крестьян и рабов не уничтожило рабства.

Борьба «бедных людей» длилась наверно немало лет и  поэтому на время ослабила силу сопротивляемости египетского общества.

              2.3  Рабовладение в период Нового царства

Рабовладение достигло в  Новом царстве распространения  дотоле невиданного. Рабовладельческие отношения проникли едва ли не во все слои египетского общества. Слова «бак» или «бака» сохранили свое значение и по-прежнему употреблялись для обозначения раба и рабыни. Но со времени XVIII династии его стало вытеснять слово «хам», обозначавшее прежде слугу, зависимого человека, а теперь ставшее наиболее распространенным обозначением раба. То же произошло и со словами «бака» и «хама», обозначавшими раньше служанку, зависимую египтянку, а теперь получившими значение

«рабыня». Наплыв пленных  в хозяйство страны был, видимо, настолько велик, что прежние названия зависимых работников наполнились новым содержанием, они стали обозначать рабов.

Рабами сплошь и рядом  владели люди со скромным общественным положением: пастух и ремесленник, садовник и привратник, корабельщик и торговец, возница и воин, сын воина, слуга, певец, рядовые жрецы, мелкие должностные лица, простые горожане, безвестный иноземец. В указе второго царя XIX династии Сети I (надпись в Наури) об ограждении эфиопских владений храма Осириса, в городе Абидосе, от разного рода государственных повинностей и от посягательств со стороны должностных лиц возбранялось, между прочим, претендовать на храмовую рабочую силу, забирать работников в другой округ для отбывания там пахотной, жатвенной или иной повинности. Ослушнику грозило жестокое избиение, и он должен был отработать храму каждый день, проведенный у него храмовым человеком. Запрет распространялся на жен и рабов работников храма. Кто же из храмовых работников мог иметь рабов? «Блюстители пашен, доверенные, пчеловоды, землепашцы, садовники, виноградари, [команды (?)] грузовых судов, [доставщики(?)] грузов, торговцы с чужеземными странами, золотоискатели, промыватели золота, судостроители, всякий, кто выполняет свое дело» для храма. Вслед за тем запрещение распространялось на храмовых пастухов, их жен и рабов. Не правда ли, представительный перечень возможных рабовладельцев? В него попали едва ли не все работники храмового хозяйства! Запрет посягать на жрецов и храмовых служащих, их жен и рабов изложен особо.

Но рабовладельцами были сплошь и рядом простые смертные. Они часто владели несколькими и даже многими рабами. В конце XVIII династии один пастух имел по меньшей мере раба и двух рабынь, привратник – не менее трех невольниц. В гробнице второстепенного жреца второй половины Нового царства было изображено семь рабынь с детьми, а у другого, тоже не высокопоставленного, – девять рабов, мужчин и женщин. В начале XVIII династии Яхмос, сын корабельного воина, сам долгие годы служивший воином на кораблях и лишь впоследствии ставший начальником команды гребцов, владел девятью рабами и десятью рабынями, из которых все или почти все были получены им до того, как он стал начальником. При XIX династии, согласно школьному поучению (папирус Анастаси III), мальчишку, принятого лишь ради деда с материнской стороны в обучение на колесничного бойца, сопровождало пять рабов, из которых, правда, ему оставили там только двух.

Несомненно, мелкие рабовладельцы  использовали своих невольников и невольниц не только для личных услуг, но и как непосредственных производителей. Погоню за рабами, покупку рабов, несмотря на их дороговизну, приобретение дорогостоящих «дней» рабынь трудно объяснить иначе как настоятельной потребностью в рабском труде в небольших хозяйствах. Когда основатель Нового царства фараон Яхмос I награждал своего тезку, корабельного воина Яхмоса, за участие в гражданской войне, он каждый раз добавлял к рабам наделы пахотной земли. В первый раз он дал пять «голов» и – по числу их? – 5 сат, во второй раз – три «головы» и те же 5 сат. В первом случае такую награду получила и вся команда гребцов.

В богатых и просто состоятельных  домах рабов использовали, конечно, и для удовлетворения всякого рода прихотей. Пятеро рабов, отправленных с будущим колесничным воином, внуком относительно влиятельного лица, к месту обучения, должны были ухаживать за подростком и, может быть, и его конями. Во всяком случае, трех рабов отослали обратно за полной ненадобностью. Богач был окружен рабами и рабынями. Эфиопские скороходы бежали перед его колесницей.

Какое огромное количество пленных угонялось в Египет, показывает надпись Аменхотепа II, найденная подле древнего Мемфиса. Из одного только похода в Сирию-Палестину царь привел свыше 100 тыс. пленных: 217 царьков, 179 братьев царьков, 3600 апиру (хапиру), 15 200 шас (палестинских кочевников), 36300 хури (сирийцев), 15070 нухашше (жителей Нухашше) и 30652 члена их семей – всего 101218 человек. Итог надо, видимо, несколько уменьшить, так как в самой надписи указано 89 600, а одно слагаемое, именно 30 652, написано очень странно, частично, к тому же цифры были повреждены впоследствии и в древности же восстановлены. Правда, прочие известные нам цифры количества пленных много меньше приведенных в надписи Аменхотепа II, они не превышают 3000, а то и 1000 и даже нескольких сотен человек. Аменхотеп II из другого своего похода в Сирию-Палестину привел оттуда только 2015 пленных. Но походы завоевательные, оборонительные, карательные были постоянным явлением, и поэтому приток пленных не мог не быть значительным. Правда, часть их вливалась в состав трудового египетского населения.

Другим существенным источником рабской силы была дань с покоренных народов,

которую как в первую, так и во вторую половину Нового царства платили людьми. Судя по тому, что осталось от списков дани, полученной Тутмосом III, мужчины и женщины были неотъемлемой частью сиро-палестинской и эфиопской дани. Количество людей, поступавших за год в виде дани из Сирии-Палестины, составляло чаще всего несколько сотен человек (наибольшее сохранившееся число – 700 с лишним). Численность людей, доставлявшихся за год в том же порядке из южной части Эфиопии, была значительно меньше, не превышала ста с лишним человек (наибольшее сохранившееся число – 134). Северная часть же Эфиопии посылала в год от 10 до 30 человек (наибольшее сохранившееся число – 34).

Пленных гнали толпами, связанными веревками за шеи, с руками, зажатыми в деревянные скобы или скрученными самым мучительным способом. Во вторую половину Нового царства, а может быть, и раньше пленных клеймили, как скот, калеными печатями с царским именем. С людьми, которых поставляли в виде дани, сами поставщики обходились как с пленниками: взрослых мужчин доставляли скованными.

Значительная часть пленных  поступала в храмы, преимущественно Амона, главного бога, покровителя и защитника египетской державы и египетского войска. Привод пленных для заполнения ими его служб – общее место в тогдашних надписях. По видимому, за короткий промежуток времени после своего первого похода в Сирию-Палестину Тутмос III пожертвовал Амону 1588 сиро-палестинских пленных и еще какое-то количество эфиопов. Второй царь XX династии Рамсес III отдал Амону 2607 сиро-  палестинских и эфиопских пленных, а храму Птаха.

Многие иноземцы становились  храмовыми рабами в полном смысле этого слова. Чаще всего их использовали в храмовых заведениях, где приготовлялись жертвы. Так как жертвоприношения бывали весьма богатыми и совершались постоянно, такие заведения – они же и места хранения – могли быть очень крупными. Поскольку приготовлявшееся здесь должно было быть особенно изысканным, сюда набирали «отборнейших» из иноземных невольников, в частности детей сиро-палестинских властителей. В середине XVIII династии пленных было полно также и в ткацких мастерских Амона, где ткали разные виды полотна – от плотного до тончайшего. Подневольным ткачам выдавали на год вперед умащение и одежду, что предполагает наличие у каждого из них жилища или по меньшей мере обособленного помещения. К рабам в точном смысле этого слова можно причислить и тех пленных, которые при XVIII династии использовались в храме Амона для изготовления кирпича-сырца и на строительстве. Для времени XIX династии засвидетельствованы как будто бы храмовые корабельные рабы (Лейденский папирус 1.350, обратная сторона). Каждый из рабов получал столько же хлебцев, сколько и корабельщики и прочие не рабы. Однако неизвестно, были ли эти невольники иноземцами. Но далеко не все пленные использовались как рабы. Руководитель воинского учета и набора при Аменхотепе III, знаменитый Аменхотеп, сын Хапи, заявлял в своем жизнеописании: «Я пополнял подданных лучшими из добычи, взятой его величеством на бранном поле». Пленные-шер-дани при третьем царе XIX династии Рамсесе II стали царскими телохранителями и верно бились затем на стороне египтян. При XVIII династии имелись укрепленные места, населенные пленными ханаанеянами и эфиопами. При XX династии пленные ливийцы с женами и детьми, хотя и поголовно клейменные, были поселены в крепости под начальством своих же племенных или родовых старшин. Скот у пленников был, правда, отобран, но они, как настоящие воины, получали из казнохранилища содержание. Эфиопы, присланные в середине XVIII династии в качестве дани, предназначались в «провожатые».

Многих иноземцев использовали как земледельцев. Тутмос III после  первого похода отдал часть своих сиро-палестинских пленных храму Амо-на в «надельные (землепашцы) обрабатывать наделы, производить зерно, наполнять житницу (владения, предназначенного для) жертв богу». Слова, переведенные здесь как «надел» (схт) и «надельные» (схвтйв), обозначали: первое – участок выделенной пахотной земли, второе – землепашцев, которым такой участок предоставляли для обработки без закрепления его за ними и их за ним. Аменхотеп III отдал пахотную землю и землепашцев из числа пленных своему поминальному храму в Мемфисе. Поминальный храм этого царя в Фивах окружали деревни, населенные пленными ханаанеянами. От времени XIX династии сохранилось письмо о храмовом землепашце из сирийцев. Отвечая на запрос жреца храма Тота (Дхаути) Рамоса (Риа-маси), писец Бакенамон (Бак-н-Амана) сообщает, что, по наведенным справкам, сириец был взят из «судового груза», доставленного начальником крепости, и отдан в землепашцы храма под начальство данного жреца такого-то числа. Следуют имя раба, имена его отца и матери, название его родной области. Жрец добивался освобождения от обложения зерном за четырех землепашцев: за двух мужчин и одного юношу, взятых на военную службу, и, очевидно, еще за отсутствующего сирийца, который в податном отношении приравнивался к египетским землепашцам храма. Для египтян-землепашцев отличительной чертой была работа на отдельном участке пахотной земли. И у нас нет никаких причин противопоставлять работу землепашцев из иноземцев работе прочих землепашцев. Если землепашца-сирийца удерживало у себя лицо, которое приняло его для доставки в храм, то незаконно захватывали и обыкновенного землепашца, уже работавшего на своем земельном участке. В правовом отношении сириец-землепашец был рабом, но в этом нет ничего исключительного. В поземельной книге времени XX династии (папирус Вильбур) в числе землепашцев и других держателей земельных наделов значится свыше десятка рабов.

Каково было положение  пастухов из иноземцев, остается пока неясным.

Итак, часть иноземных  рабов, по своему положению, непосредственно смыкалась с низами египетского населения, вливалась в его состав. О положении основной массы египетского населения, о том, как жилось египтянам, непосредственно занятым производительным трудом, для Нового царства мы осведомлены значительно лучше, чем для всех предшествовавших ему эпох.

                              Заключение

В своей  работе я хотела остановиться на двух лишь конкретных вопросах: