Восстание разина

Известно стремление императрицы убедить всех, особенно иностранных корреспондентов, что страна при ее правлении процветает, а народ живет в достатке и благоденствии. Показательны два письма Екатерины: одно адресовано Вольтеру до крестьянской войны, другое — приятельнице своей матери Бьельке — после нее. Вольтера в 1769 г. она извещала: «Впрочем, наши налоги так необременительны, что в России нет мужика, который не имел бы курицы, когда ее захочет, а с некоторого времени они предпочитают индеек курам». Письмо Бьельке датировано январем 1775 г.: «Бывало прежде, проезжая по деревне, видишь маленьких ребятишек в одной рубашке, бегающих босыми ногами по снегу; теперь нет ни одного, у которого не было бы верхнего платья, тулупа и сапогов. Дома хотя по-прежнему деревянные, но расширились, и большая часть их в два этажа».

Подлинное положение населения было далеко от подобной идиллии — страна переживала глубокий социальный кризис, симптомы которого проявлялись то в одном, то в другом ее районе.

Положение крестьян. В десятилетия правления просвещенной императрицы крепостное право в своем развитии достигло апогея. Такое в истории случается нередко: личные взгляды монарха не совпадают со взглядами социальных сил, от которых зависит судьба трона. Политика Екатерины II была направлена на превращение барина в распорядителя крестьянской судьбы.

Еще Уложение 1649 г. запрещало крестьянам жаловаться на помещика. Жалоба на помещика квалифицировалась как «извет», т. е. ложный донос, каравшийся наказанием плетьми и ссылкой в Сибирь. Только в течение пяти лет (1767—1772) в Тобольскую и Енисейскую провинции помещики отправили в ссылку 20 515 крестьян.

В этих мерах правительства видна социально-экономическая подоплека — дело в том, что на протяжении царствования Екатерины II интенсивно росли повинности крестьян в пользу помещика: если в 60-х гг. денежный оброк составлял 2 рубля с мужской души, то в 70-х гг. он поднялся до 3 рублей, в 80-х гг. — до 4 рублей, а в 90-х гг. — до 5 рублей, т. е. за 40 лет увеличился в 2,5 раза. Барщина возросла в меньших размерах, достигнув своего предела — 4—5 дней в неделю. Чтобы принудить крестьянина безропотно нести бремя оброка и барщины, необходимо было расширить права помещика на личность крестьянина, плоды его труда и предоставить барину обширные карательные функции.

Самой безнравственной практикой, получившей широкое распространение при Екатерине, было превращение крепостного крестьянина в товар, подобно рабу, продававшемуся на невольничьих рынках. Газеты того времени пестрели объявлениями о продаже крестьян семьями и в одиночку.

Императрица обладала достаточной мерой прозорливости, чтобы почувствовать социальную напряженность и грозившую от нее беду. Генерал-прокурору А. А. Вяземскому она писала: «Положение помещичьих крестьян таково критическое, что кроме тишиной и человеколюбивыми учреждениями ничем избегнуть не можно... И так прошу быть весьма осторожну в подобных случаях, дабы не ускорить и без того грозящую беду». Но «грозящая беда» уже стояла на пороге.

Восстание яицких казаков. Уже в 50-х гг. XVIII в. в неоднородном по имущественному положению казачестве обнаружилось два лагеря: меньшая его, наиболее обеспеченная, часть составила так называемую послушную сторону, возглавляемую атаманом, из которой рекрутировались выборные должности, предоставлявшие им немалые выгоды.

Рядовые казаки составляли войсковую сторону. Она посылала в столицу множество делегаций с жалобами на атамана и Войсковую канцелярию, на Военную коллегию, то и дело покушавшуюся на казачье своеволие. В Яицкий городок, столицу казачества, одна за другой приезжали комиссии, разбиравшие жалобы войсковой стороны, но комиссии, как правило, подкупленные, выносили вердикты, угодные атаманам и старшинам и ущемлявшие интересы основной массы казачества.

В конце декабря 1771 г. в Яицкий городок прибыл руководитель очередной комиссии генерал Таубенберг. Этот суровый и непреклонный солдафон вызвал возмущение казаков. 13 января 1772 г. он велел расстрелять их из пушек. Казаки быстро смяли команду регулярных войск, овладели пушками и повернули их против команды. Таубенберг, атаман Тамбовцев и ненавистные старшины были убиты, а дворы их разграблены.

Получив известие о событиях в Яицком городке, в столице решили отправить генерал-майора Фреймана, повелев ему ликвидировать все казачьи вольности.

Комиссия, расследовавшая эти события, вынесла суровый приговор — 94 человека приговорены к смерти путем четвертования, повешения и отсечения головы. Военная коллегия смягчила приговор: всем была сохранена жизнь, казни заменили ссылкой в Сибирь и наказанием плетьми.

Е. И. Пугачев. Таким образом, обстановка на Яике перед появлением там Емельяна Ивановича Пугачева была достаточно напряженной. Решение Пугачева объявить себя Петром Федоровичем нашло горячую поддержку у яицких казаков.

17 сентября 1773 г. был зачитан манифест, и отряд в 80 казаков во главе с Пугачевым двинулся с хутора Толкачевых к Яицкому городку. Ближайшим

соратникам Пугачева было не столь важно, подлинный ли это царь или самозванец. Важно, что в манифесте, провозглашенном перед походом, казаки награждались рекой с вершин до устья, сенокосными угодьями, свинцом и порохом, денежным и хлебным жалованьем, т. е. тем, что ими полностью или частично было утрачено. Таким образом, имя Петра III стало символом борьбы, знаменем, вокруг которого готово было сплотиться яицкое казачество.

Первый этап крестьянской войны. Начальный этап войны можно назвать триумфальным шествием повстанцев: гарнизоны крепостей, укомплектованные преимущественно яицкими казаками, встречали Пугачева хлебом-солью и вливались в его ряды. 5 октября 1773 г. Пугачев подошел к губернскому городу Оренбургу и после безуспешной попытки овладеть им штурмом начал осаду.

Правительство посылает к осажденному городу отряд регулярных войск под командованием генерал-майора Кара. Генерал не удержался от хвастливо-самонадеянного заявления императрице. С дороги он писал ей: «Опасаюсь только, что сии разбойники, сведав о приближении команд, не обратились бы в бегство». На поверку оказалось, что с поля боя бежали не «разбойники», а позорно уносил ноги сам генерал. Он появился в Казани, чем вызвал панику среди дворян и чиновников. Напротив, успех Пугачева способствовал росту его популярности и притоку в его ряды новых повстанцев, среди которых было немало башкир во главе с Салаватом Юлаевым. Армия Пугачева под Оренбургом насчитывала уже до 20 тысяч человек.

Военная коллегия. Во время пребывания Пугачева в Берде — населенном пункте под Оренбургом, который он избрал своей резиденцией, была учреждена Военная коллегия — орган, заимствованный из структуры правительственного аппарата, но обладавший безбрежной компетенцией, скорее напоминавший столичный Сенат. Она занималась комплектованием полков и снабжением войска продовольствием, фуражом, снаряжением и вооружением.

Не следует переоценивать значение Военной коллегии — даже в месяцы своей наибольшей активности она не могла преодолеть стихийности движения, ее власть нередко была эфемерной.

Для движения Пугачева характерно заимствование атрибутики власти, действовавшей в столице империи. Известен был, например, президент Военной коллегии граф Захар Чернышев. В графа Чернышева Пугачев возвел своего соратника Зарубина-Чику. Накануне последнего своего сражения с правительственными войсками он раздал щедрые пожалования видным сподвижникам: Овчинникова возвел в звание генерал-фельдмаршала, Перфильева — генерал-аншефа, Чумакова — генерал-фельдцейхмейстера и т. д. При дворе второй супруги самозванца учреждались должности, существовавшие у императрицы — фрейлины; у самого «Петра Федоровича» для личной охраны появилось подобие гвардии.

Копирование учреждений, чинов и придворного этикета — свидетельство того, что крестьянская стихия не могла изобрести ничего нового, речь могла идти о замене лиц в старой системе.

Манифесты императрицы и Пугачева. Екатерина некоторое время пыталась утаить события, происходившие на Яике, считая их заурядным явлением, с которым легко справится батальон солдат регулярной армии. Но успехи Пугачева и слухи об этих успехах вынудили Екатерину публично признать существование движения. Только 16 октября она обнародовала манифест, извещавший часть населения, жившего на территории, охваченной восстанием, о бурных событиях на Яике.

Манифест Екатерины не вызвал отклика, на который она рассчитывала. Напротив, манифесты Пугачева оказали огромное влияние на распространение восстания и приток трудового населения в ряды восставших. Это явление легко объяснить, сопоставив содержание манифеста императрицы от 16 октября с манифестом Пугачева 1 декабря 1773 г.

Манифест Екатерины извещал, что беглый казак Емельян Пугачев «собрал шайку подобных себе воров и бродяг из яицких селений, дерзнул принять имя покойного императора Петра III», и призывал участников движения «от сего безумия отстать», в то время как манифест Пугачева награждал крестьян «рыбными ловлями, бортями, бобровыми гонами и прочими угодьями». «Император» велел «противников воли моей, императорской, лишать их всей жизни, то есть казнить их смертию, а домы их, все их имение брать себе в награждение». Возможность поживиться имениями придавала манифесту Пугачева особую привлекательность.

Екатерина, видимо, и сама уповала не столько на влияние манифеста, сколько на военную силу. Она отправила в отставку  опозорившегося  Кара  и  назначила  главным  карателем А. И. Бибикова, имевшего опыт подавления волнений приписных крестьян на Урале.

22 марта 1774 г. повстанческие войска потерпели  жестокое поражение в крепости  Татищевой, где они потеряли всю  артиллерию и обоз. Удалось спастись  лишь Пугачеву и горстке казаков. Двумя днями позже потерпел  поражение отряд, осаждавший Уфу. Следствием двух поражений повстанцев  стало снятие блокады Оренбурга  и Уфы.

Второй этап крестьянской войны. Основные события этого этапа развернулись на Урале, а главной его опорой стало горнозаводское население Урала и башкиры. Этот этап имеет ряд особенностей.

Одна из них являлась следствием усиления среди восставших разбойных элементов. Прибывавшие на завод пугачевские отряды из русских и особенно башкир изымали заводскую казну, предназначавшуюся для оплаты труда заводских работников, грабили заводское население, отбирая у него домашнее имущество и скот, разрушали или жгли заводы, работа на которых составляла основной источник существования населения, оставляли от заводских поселков пепел, чинили насилие над женами и детьми. Это принуждало население заводов, расположенных на периферии движения, где появлялись небольшие по численности повстанческие отряды, участвовать в защите своих очагов, а заодно и заводов.

Поддержало выступление Пугачева население 64 заводов, в то время как на 28 заводах были организованы отряды самообороны. Урон, понесенный уральской металлургией, составлял 23 полностью разрушенных завода и 33 разграбленных: исчезли готовая продукция, инструменты и оборудование. Общая сумма убытков, понесенных заводовладельцами, составляла 1 165 781 рубль. Примерно на такую же сумму (1 089 259 рублей) понесли убытки мастеровые и работные люди, а также приписные крестьяне в результате сожжения их домов, расхищения скота, инвентаря и домашнего имущества.

Из района заводского Урала в середине июля Пугачев двинулся на запад и захватил Казань, но ее гарнизон укрылся в кремле. На выручку гарнизону форсированным маршем двигались войска генерала И. И. Михельсона. Начавшееся в семи верстах от Казани сражение было самым продолжительным, и хотя пугачевцы ожесточенно сопротивлялись, но потерпели поражение. Пугачеву с отрядом около тысячи человек удалось переправиться на правый берег Волги. Начался третий этап крестьянской войны.

Манифест 31 июля. В истории последнего этапа крестьянской войны важное место занимает манифест Пугачева от 31 июля 1774 г. В отличие от манифеста 17 сентября 1773 г., обращенного к яицкому казачеству, и манифеста, обнародованного 1 декабря того же года и адресованного «верноподданным рабам всякого звания и чина», манифест 31 июля обращен к лицам, «находившимся прежде в крестьянстве и подданстве помещиков».

Манифест 31 июля освобождал крестьян от крепостной неволи и награждал их «вольностью и свободой и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и прочих денежных податей, владением землями, лесными, сенокосными угодьями и рыбными ловлями и соляными озерами без покупки и без оброку, и протчими всеми угодьями, и освобождением всех от прежде чинимых от дворян и градских мздоимцев — судей всем крестьянам налагаемых податей и отягощениев».

Утопичность и противоречивость идей, заложенных в этой части манифеста, видны невооруженным глазом: если все крестьяне награждаются казачьими вольностями и освобождаются от всех государственных повинностей, то из каких источников будут изысканы средства для снабжения казаков хлебом и денежным жалованьем, а также порохом.

Вторая часть манифеста создавала в стране Атмосферу кровавого кошмара: «кои прежде были дворяне в своих поместьях и водчинах — оных противников нашей власти и возмутителей империи и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать... По истреблении которых противников и злодеев-дворян всякий может возчувствовать тишину и спокойную жизнь кои до века продолжатца будут». Все источники того времени единодушны в регистрации кровавой жестокости как повстанцев, так и карателей. Первым ее стал проявлять Пугачев. Жестокостью он стремился укрепить в окружающих веру, что перед ними не самозванец, а подлинный царь, которому Богом вручена власть распоряжаться жизнью и смертью подданных.

Третий этап крестьянской войны. Третий этап движения, как и два предшествующих, имел свою специфику. Прежде всего изменился социальный и национальный состав его участников. Яицкие казаки и горнозаводское население, ранее составлявшие основную массу русских участников движения, после поражения под Казанью ушли в родные края. Оставили движение и башкиры. Все это значительно ослабило вооруженные силы восставших.

После поражения под Казанью в составе повстанцев осталась лишь небольшая часть яицких казаков, с которыми Пугачев начинал движение. Место яицких казаков и башкир заняли крестьяне, а также народы Среднего Поволжья.

Война охватила огромную территорию Казанской, Нижегородской и Воронежской губерний, отряды в сотнях населенных пунктов действовали автономно, вне контактов друг с другом, преследуя локальные цели. Движение, таким образом, приобрело более стихийный, чем прежде, характер.