Суд над декабристами

Суд над декабристами —  уголовный процесс по обвинению  участников восстания 14 декабря 1825 года — декабристов — в государственной  измене.

Через три дня после  событий на Сенатской площади  указом 17 декабря 1825 года учреждена  была Комиссия для изысканий о  злоумышленных обществах под  председательством военного министра Александра Татищева. 30 мая 1826 года следственная комиссия представила императору Николаю  всеподданнейший доклад, составленный Д. Н. Блудовым. Манифестом 1 июня 1826 года учреждён Верховный уголовный суд из трёх государственных сословий: Государственного совета, правительствующего сената и Синода, с присоединением к ним «нескольких особ из высших воинских и гражданских чиновников». Всего к следствию было привлечено 579 человек[1].

В состав Верховного уголовного суда были включены Мордвинов и Сперанский — именно те высокопоставленные чиновники, которых подозревали в закулисной режиссуре неудавшегося мятежа. Николай I через Бенкендорфа, минуя Следственный комитет, пытался выяснить, был ли связан Сперанский с декабристами[2]. А. Д. Боровков в своих записках свидетельствовал о том, что расследовался вопрос о причастности к планам декабристов Сперанского, Мордвинова, Ермолова и Киселёва, однако затем материалы этого расследования были уничтожены.

Суду были преданы: из Северного  общества — 61 чел., Южного общества — 37 чел., Соединённых славян — 23 чел. многие из которых были вообще посторонними людьми. Суд установил одиннадцать  разрядов, поставив вне разрядов пять человек, и приговорил: на смертную казнь — пятерых четвертованием, 31 — отсечением головы, 17 — к политической смерти, 16 — к пожизненной ссылке на каторжные работы, 5 — к ссылке на каторжные работы на 10 лет, 15 — к ссылке на каторжные работы на 6 лет, 15 — к ссылке на поселение, 3 — к лишению чинов, дворянства и к ссылке в Сибирь, 1 — к лишению чинов и дворянства и разжалованию в солдаты до выслуги, 8 — к лишению чинов с разжалованием в солдаты с выслугой.

Император Николай I указом от 10 июля 1826 года смягчил приговор почти  по всем разрядам; только в отношении  пяти приговорённых, поставленных вне  разрядов, приговор суда был подтверждён (Пестель, Рылеев, Сергей Муравьёв-Апостол, Бестужев-Рюмин и Каховский). Суд  вместо мучительной смертной казни  четвертованием приговорил их повесить, «сообразуясь с Высокомонаршим милосердием, в сем самом деле явленным смягчением казней и наказаний, прочим преступникам определённых».

В Варшаве Следственный комитет  для открытия тайных обществ начал  действовать 7 (19) февраля 1826 года и представил свое донесение цесаревичу Константину  Павловичу 22 декабря 1826 (3 января 1827) года. Только после этого начался суд, который действовал на основании  Конституционной хартии Царства  Польского и отнёсся к подсудимым с большим снисхождением.

Около 120 членов тайных обществ  подверглись внесудебным репрессиям (заточение в крепость, разжалование, перевод в действующую армию  на Кавказ, передача под надзор полиции). Дела солдат, участвовавших в восстании, разбирали Особые комиссии: 178 прогнали сквозь строй, 23 приговорили к другим видам телесных наказаний; из остальных (около 4 тыс.) сформировали сводный  гвардейский полк и послали его  на кавказский театр военных действий[3].Кроме того, в 1826—1827 гг. военными судами на различные сроки каторжных работ и поселение в Сибирь были осуждены члены ряда тайных обществ, которые не были непосредственно связаны с Северным и Южным обществами, но были близки к ним по духу и устремлениям: Астраханского, Оренбургского, Военных друзей[4].

СЛЕДСТВИЕ И «СУД» НАД ДЕКАБРИСТАМ!

Сразу же после восстания  на Сенатской площади, в ночь на 15 декабря в Петербурга начались аресты. Декабристов возили на допрос непосредственно к самому Николаю I в Зимний дворец, из которого, по меткому выражению декабриста Захара Чернышева, в эти дни «устроили съезжую». Николай сам выступал в роли следователя и допрашивал арестованных (в комнатах Эрмитажа). После допросов «государственных преступников» отсылали в Петропавловскую крепость, в большинстве случаев с личными записочками царя, где указывалось, в каких условиях должен содержаться данный арестант. Декабрист Якушкин был, например, прислан со следующей царской запиской: «Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея». Следствие было сосредоточено не на идеологии декабристов, не на их политических требованиях, а на вопросе цареубийства. Поведение декабристов на следствии было различно. Многие из них не проявили революционной стойкости, потеряли почву под ногами, каялись, плакали, выдавали товарищей. Но были случаи и личного геройства, отказа давать показания и выдавать заговорщиков. В числе стойких и державших себя с достоинством были Лунин, Якушкин, Андреевич 2-й, Петр Борисов, Усовский, Ю. Люблинский и другие. Пестель сначала отвечал на все вопросы полным отрицанием: «Не принадлежа к здесь упоминаемому обществу и ничего не знав о его существовании, тем еще менее могу сказать, к чему стремится истинная его цель и какие предполагало оно меры к достижению опой»,— отвечал он, например, на вопрос о цели тайного общества 1). Позже, многими выданный, он был вынужден давать подробные ответы. «Я никем не был принят в число членов тайного общества, но сам присоединился к оному,—гордо отвечает следователям декабрист Лунин.- Открыть имена их [членов] почитаю противным моей совести, ибо должен бы был обнаружить Братьев и друзей» . Замечательно одно место следственного дела Михаила Орлова. Даже под  арестом,  во время допросов,' прорвалась у него внезапно мысль о том, что восстание могло бы победить при других обстоятельствах. На вопрос, почему он не выдал заговорщиков, хотя знал об их планах и даже в самое последнее время, Михаил Орлов ответил: «Теперь легко сказать:  «Должно было донести», ибо все известно и преступление совершилось. Но тогда не позволительно ли мне было, по крайней мере, отложить на некоторое время донесение. Но, к нещастию их, обстоятельства созрели прежде их замыслов и вот отчего они пропали». Набранные курсивом слова Николай I дважды подчеркнул,  а над словами    «но    к    нещастию»    поставил одиннадцать восклицательных знаков, причем справа, на полях около этого места поставил еще один, дополнительный — двенадцатый — восклицательный    знак    огромного размера 3). Но вместе с тем многие следственные дела декабристов содержат многочисленные покаянные обращения к царю и членам комиссии, слезливые письма раскаявшихся «Преступников», клятвы заслужить прощение. Почему так много членов общества не проявили стойкости? Ответ представляется ясным. За заключенными в Петропавловской крепости участниками восстания 14 декабря не стояло революционного класса. За стенами тюрьмы они не чувствовали опоры, и многие упали духом. В тюрьме происходили и случаи самоубийства (так, разбил себе голову о стену тюремной камеры декабрист Булатов). Заковывание «в железа» было формой физической пытки (других форм, по-видимому, не применяли), но не менее тяжелы были и моральные пытки — запугивание, обнадеживание, влияние на семью, угрозы смертной казни и пр.

Царские власти были заинтересованы в широком оповещении дворянского  общества  о  якобы   «глубоком   раскаянии»  заключенных, признающих-де ошибочность  выступления и восхваляющих  милосердие  царской власти. Между  прочим, для этой цели широко распространялся  через полицию и губернскую администрацию  один документ, представлявший  собой  объединение  трех   писем —  предсмертного письма Рылеева к  жене, письма декабриста Оболенского к отцу и покаянного письма Якубовича, также к своему отцу. Все три письма распространялись правительством  официальным путем:  об этом  ярко свидетельствует   особое   «дело»   канцелярии  петербургского гражданского губернатора, в котором эти покаянные письма  аккуратно подшиты   к   официальным   сообщениям   о следствии  и суде,  выдержкам   из   сенатских   ведомостей и пр. 4)

Во время следствия  очень быстро — при первых же допросах - прозвучало имя А. С. Пушкина. Открылось, какое огромное значение имели для декабристов его  стихи. Немало вольнодумных стихов —  Рылеева, Языкова и других известных  и безвестных поэтов — нашлось при обыске и было записано при допросах. Открылись неизвестные армейские поэты (Жуков и др.), сочинявшие стихи в подражание Пушкину и Рылееву.

Николай 1 особенно боялся стихов; они   могли   легко распространиться,  их  могли  списать или   запомнить   наизусть даже  писцы Следственной  комиссии.  Поэтому  во время следствия  царь отдал приказ, который  никогда  не забудет история русской литературы:  «Из дел  вынуть и сжечь все  возмутительные стихи». Приказ был  выполнен, стихи были сожжены; среди  них, вероятно,   было   много  произведений, так и оставшихся  нам  не известными,  немало  и   пушкинских   стихов.   Случайно   уцелела   запись лишь одного пушкинского  стихотворения  «Кинжал».  Его  записал   на  память   по требованию  следствия   декабрист  Громнитский  (член Общества  соединенных   славян).   Бестужев-Рюмин, показал он, «в разговорах своих выхвалял сочинения Александра Пушкина и прочитал наизусть одно... не  менее вольнодумное.  Вот оно...» Далее следовал записанный наизусть текст пушкинского «Кинжала». Его

не удалось «вынуть  и сжечь» согласно царскому приказу: он расположился на двух смежных страницах  показаний, обороты которых были заняты важными текстами допроса, не подлежавшими уничтожению. Тогда военный  министр Татищев, председатель Следственной комиссии, все же нашел выход из положения: он густо зачеркнул текст  пушкинских стихов, в начале и конце  поставив «скрепу» следующего содержания: «С высочайшего соизволения  вымарал военный  министр Татищев» 5).

«В теперешних обстоятельствах  нет никакой возможности ничего сделать в твою пользу,— писал  Жуковский поэту, томившемуся в  ссылке в Михайловском.— Ты ни в  чем не замешан, это правда. Но в  бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством» 6).

Никакого суда над декабристами в сущности не было. Пародия на суд происходила при закрытых дверях, в глубокой тайне. Вызываемым декабристам спешно предлагали засвидетельствовать их подписи под показаниями на следствии, после чего читали заранее заготовленный приговор и вызывали следующий «разряд». «Разве нас судили? — спрашивали потом декабристы. — А мы и не знали, что это был суд...»

Пятеро декабристов были поставлены «вне разрядов» и приговорены  к четвертованию. Но Николай заменил четвертование повешением.

Выписка из протокола Верховного уголовного суда от 11 июля 1826 г. гласила: «Сообразуясь с высокомонаршим милосердием, в сем деле явленным... Верховный Уголовный суд по высочайше предоставленной ему власти приговорил: вместо мучительной смертной казни четвертованием, Павлу Пестелю, Кондратию Рылееву, Сергею Муравьеву-Апостолу, Михаиле Бестужеву-Рюмину и Петру Каховскому приговором суда определенной, сих преступников, за их тяжкие злодеяния, повесить» 7).  В ночь на 13 июля на кронверке Петропавловской крепости при свете костров устроили виселицу и рано утром вывели заключенных декабристов из крепости для совершения  казни.  На  груди у приговоренных к повешению висели доски с надписью: «Цареубийца». Руки и ноги были у них закованы в тяжелые кандалы. Пестель был так изнурен, что не мог переступить высокого порога калитки, — стража вынуждена была приподнять его и перенести через порог.

Утро было мрачное и  туманное. В некотором отдалении  от места казни собралась толпа народа.

Начальник кронверка позже  рассказывал: «Когда отняты были скамьи из-под ног, веревки оборвались и  трое преступников... рухнули в яму, прошибив тяжестью своих тел и оков настланные над ней доски. Запасных веревок не было, их спешили достать в ближайших лавках, но было раннее утро, все было заперто, почему исполнение казни промедлилось. Однако операция была повторена и на этот раз совершилась удачно». К этому страшному рассказу можно добавить цинически лаконичное «всеподданнейшее донесение» санкт-петербургского генерал-губернатора Голенищева-Кутузова, где указаны имена сорвавшихся с виселицы: «Экзекуция кончилась с должной тишиной и порядком, как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое, а именно: Рылеев, Каховский и Муравьев — сорвались, но вскоре были опять повешены и получили заслуженную смерть. О чем вашему величеству всеподданнейше доношу» 8). Всех прочих заключенных декабристов вывели во двор крепости и разместили в два каре: в одно — принадлежавших к гвардейским полкам, в другое — прочих. Все приговоры сопровождались разжалованием, лишением чинов и дворянства: над осужденными ломали шпаги, срывали с них эполеты и мундиры и бросали в огонь пылающих костров. Моряков-декабристов отвезли в Кронштадт и в то утро исполнили над ними приговор разжалования на флагманском корабле адмирала Кроуна. Мундиры и эполеты были с них сорваны и брошены в воду. «Можно сказать, что первое проявление либерализма старались истреблять всеми четырьмя стихиями — огнем, водою, воздухом и землею»,—пишет в своих воспоминаниях декабрист В. И. Штейнгель. Свыше 120 человек декабристов было сослано на разные сроки в Сибирь, на каторгу или поселение. Разжалованные в рядовые были сосланы на Кавказ. Были декабристы, побывавшие и в Сибири, и на Кавказе (Лорер, Одоевский и др.): по отбытии известного срока наказания в Сибири они в качестве «милости» были определены рядовыми в Кавказскую армию, где производились военные действия. Их посылали под пули. К числу казненных надо прибавить насмерть запоротых солдат-декабристов, иные из которых были прогнаны сквозь строй 12 раз, т. е. получили 12 тысяч шпицрутенов. В числе этих солдат были рядовые Саратовского пехотного полка (из бывших семеновцев) Федор Николаевич Анойченко и Федор Николаев, солдаты Черниговского полка Алимпий Борисов и Прокопий Никитин, фельдфебель Черниговского полка Михей Шутов и другие.

Часть солдат-декабристов  была прогнана сквозь строй меньшее количество раз, менее активные были лишены знаков отличия и сосланы на Кавказ; туда же был отправлен и весь штрафной Черниговский полк. Существовало мнение, что на каторгу в Сибирь солдаты — участники восстания не ссылались, но не так давно в сибирских архивах были отысканы документы, показывающие, что некоторые солдаты были сосланы в Сибирь, причем начальство принимало все меры, чтобы они не столкнулись там с сосланными декабристами.]