Православное духовенство и польское восстание 1863 года в северо-западных губерниях

Содержание.

ГЛАВА 1ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА……………………………….2

ГЛАВА 2 ДАНИИЛ КОНОПАСЕВИЧ………………………………….5

ГЛАВА 3 ФЕДОР ЯКОВЛЕВИЧ ЮЗЕФОВИЧ………………………..7

ГЛАВА 4 РОМАН ФЕОДОСИЕВ РАПАЦКИЙ……………………….9

ГЛАВА 5 КОНСТАНТИН ПРОКОПОВИЧ……………………………11

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ....……………………………………………..13

 

Глава 1. Общая характеристика.

В начале 1863 года на территории Царства Польского, а за тем в  Белоруссии и Литве началось польское национально-шляхетское восстание. Руководители восстания всячески старались привлечь на свою сторону простой народ  – то заигрывая с ним и суля разные льготы, то запугивая и открыто  угрожая. [1.стр 38]

Повстанцы сотнями убивали  ни в чем не повинных людей –  стариков, женщин, детей – были убиты, искалечены и часто с изуверской жестокостью. Среди убитых повстанцами  были поляки, русские, евреи, иностранцы, католики и православные, люди самых  различных званий, профессий и  положения.

Сильному гонению в  те дни подверглась православная церковь. Чего только не пришлось вынести  православному духовенству от повстанцев – угрозы, издевательства, побои  и грабежи претерпело оно. Совершались  и убийства.

Все это было явлением не стихийного характера, а спланированной тактикой действий, о чем красноречиво свидетельствует секретная инструкция о способах ведения вооруженного восстания, присланная из Лондона Главным  революционным комитетом Центральному комитету в Варшаве. В ней, между  прочим, предписывалось «на всем 11ространстве  изгонять попов и жечь русские  церкви», «в русских округах вызвать  убийства помещиков и чиновников земской полиции», «деревни, в которых  крестьяне замечены в измене, предавать  пламени» 'и пр. Так повстанцы  и действовали.

В костелах Беларуси служились  панихиды по погибшим повстанцам и  пелись патриотические гимны в то время, как православное духовенство традиционно осталось верным самодержавию.

Погибли от рук повстанцев: священники Антоний Прокопович из местечка Сураж Белостокского уезда Гродненской губернии (22 мая 1863 года), Даниил Конопасевич из местечка Богушевка Игуменского уезда Минской губернии (23 мая того же года), Роман Рапацкий из села Котра Пружанского уезда Гродненской губернии (29 июня 1863 г.). Как свидетельствуют источники, все они были повешены со словами молитвы на устах после предварительных жестоких истязаний и с последующим запретом карателей хоронить тела священников, «обрекая их на добычу зверям». Кроме них, за несочувствие к восстанию были повешены следующие лица из духовного сословия: наставник Субочевского сельского училища Викентий Смольский и дьячек села Святая Воля Пинского уезда Федор Юзефович. [2.стр 80]

Единого мнения на счет того сколько людей подвергось репрессия со стороны повстанцев нет. Разные историки приводят разные цифры. Исследователи называют разные цифры: от нескольких сотен до нескольких тысяч. Сам Муравьёв называл цифру в 500 человек.

По мению Черепицы В.Н всего репрессиям со стороны повстанцев подверглось по установленным фактам 146 человек из числа духовенства и верующих, около 200 по вине повстанцев пропало без вести. [2. Стр 82]

Количество казненных  повстанцами мирян в Минской  и Могилевской губерниях было значительно меньше, меньше чем в западных губерниях, при этом они представлены лишь одними крестьянами.

На границе Гроденской и Ковенской губерниях повстанцами было повешено на деревьях 10 старообрядцев, большинству из них перед казнью выкололи глаза. [2. Стр 81 - 82]

Всего на территории Гродненской  губернии от рук повстанцев погибло 38 человек. [2. Стр 81]

В борьбе польских повстанцев с русскими войсками и администрацией в белорусских губерниях простой  народ не остался сторонним наблюдателем событий. Ни обещаниями, ни угрозами, ни террором не смогли повстанцы заставить  крестьян выступить в поддержку  польской свободы. Сельские караулы, пресекавшие деятельность повстанческих отрядов, письменные выражения лояльности правительству ясно показывают, что в своем национальном выборе белорусы выступили в союзе не с католической Польшей, а с православной Россией.

 

Глава 2. Даниил Конопасевич

Даниил Конопасевич ( 1832 – 1863) родился в селе Дороги Бобруйского  уезда Минской губернии в семье  священника.

С началом восстания он обходил своих прихожан. Проводил с ними беседы, совершал требы и  вместе с тем зорко следил за развивающимися событиями. Он уговорил крестьян беречь деревню, ходить ночью по улицам дозором.

19 апреля повстанци прибыли  в Богушевичи и там обьявили  о Польском манифесте, а затем  они оправились дальше.

В тот день отец Данилович  отсутствовал где-то по хозяйским делам.

Возвратившийся домой  отец  Даниил, узнав о случившемся, тотчас же отправился в волостное  правление. Там он нашел разорванный  и брошенный на пол портрет  императора Александра II, а на столе  — массу оставленных прокламаций, в которых объявлялось о восстановлении Польши и ее прав, объявлялись льготы крестьянам, и звучало воззвание  к русским «хлопам» вступать в  число граждан будущего польского  королевства. Отец Даниил, не долго  думая, собрал прокламации, порвал их и  бросил в топившуюся печь, а разорванный  портрет Государя забрал к себе в  дом. [1.стр 41]

В тот же вечер отец Даниил на одной лошадке отправился в  город Игумен (ныне г. Червень Минской  области), чтобы сообщить представителям власти о случившемся в Богушевичах, но по злой иронии судьбы человек, которому он рассказал об этом, был исправник  Сущинский — осведомитель повстанцев. Из Игумена отец Даниил поехал в  Минск, где также обо всем доложил  Преосвященному Михаилу. [1.стр 42]

Через некоторое время  после возвращения отца Даниила  из Минска, в Богушевичи пришел русский  военный отряд. Прибыв в местечко, отряд остановился для короткого  отдыха, и офицеры посетили дом  отца Даниила. Возможно, они хотели узнать от него о месторасположении  повстанцев, но это было бессмысленно, так как повстанцы постоянно  меняли места своих стоянок, и  даже при большом желании нельзя было в точности сказать, где находятся  их отряды.[1.стр 43]

9 мая недолеко от Богушевичей  состоялась битва между правительственными  войсками и повстанцами. На  другой день после сражения  военные позвали отца Даниила  исповедовать и причастить раненых  и отпеть павших православных  воинов .

Для расправы над Богушевичским  священиком был отправлен отряд  «охотников»-добровольцев, в нем  насчитывалось около 40 человек.

23 мая повстанцы схватили  Даниила в его доме. Его вывели  на середину двора. Тельшевский  зачитал бумагу с обвинением  против него и приговором штаба  и призвал повесить священика.  Отца Даниила повесили на воротах  собственного двора.

 

Глава 3. Фёдор Яковлевич Юзефович.

Фёдор Я́ковлевич Юзефо́вич (Иозефо́вич).

Родился в семье священника. В 1847 окончил Пинское духовное училище, служил на должностях пономаря и псаломщика в храмах Минского уезда. 25 марта 1861 назначен псаломщиком в церковь села Святая Воля.

По воспоминаниям знавших  Федора Юзефовича людей — это  был «истинно русский человек», глубоко  преданный своему отечеству.[1 стр 59]

С началом восстания 1863—1864 годов, согласно некоторым данным, участвовал в отрядах самообороны, созданных белорусскими крестьянами против повстанцев.

1 июня 1863 года в дом  Юзефовича в селе Большая Запруда  пришли два человека и, представившись  путешественниками, попросили поесть. Тем временем в село вошёл  отряд повстанцев количеством  около 200 человек. Гости, которые  оказались повстанцами, под угрозой  револьвера отвели Юзефовича  в трактир, где над им начали издеваться и объявили о скорой казни. Под конвоем Федор был отведён к местному священнику отцу Николаю Лукичу Стояновичу для причащения и исповеди. Священник отказался взять деньги «за работу» и просил, чтобы Фёдора пожалели.

Но повстанцы повесили Фёдора Юзефовича на иве у его  дома на глазах у всей семьи - отца, жены и детей. Согласно воспоминаниям  сына, верёвка не плотно охватила шею, и Фёдор сумел схватиться за дерево и ослабить удавку. Увидев это, повстанцы потянув его за ноги вниз, убили его окончательно.

К телу повешенного была приставлена охрана, чтобы помешать его снять. После казни повстанцы  разграбили поместье священника —  отца Юзефовича. После они взяли отца Николая Стояновича и отвезли его в лес с намерением также повесить, но Николая спас неожиданно встретившийся повстанцам знакомый помещик. Тогда, после издевательств, Николай был отпущен.

Фёдор Юзефович был похоронен на местном кладбище. На могиле Юзефовича был установлен деревянный крест, которых сохранился до сего времени.

 

Глава 4. Роман Феодосиев Рапацкий.

Рапацкий сын благочестивых родителей – дьячка Черской церкви, Брестского уезда, Феодосия Рапацкого и законной жены его Магдалины. Родился он 18 ноября 1829 года.[3]

В 1839 году определен был  родителем в виленское духовное училище. В 1851 году, по окончании курса Виленской духовной семинарии Роман Рапацкий женился на сироте – девице Марии Антоновне Романской и вскоре рукоположен был во священника, сначала на приходе Мыто, Лидского уезда, а потом 14 марта 1855 года переведен в село Котру.

Отец Роман горячо принялся за благоустроение Котранского прихода. Первым делом он стал собирать деньги для обучения грамоты, так как школ не было, а потом ему удалось открыть и школу.[3]

Роман часто проповедывал слово Божие в храме, наставлял прихожан быть верными церкви православной и преданными Царю и отечеству. Народ очень полюбил о. Романа, и было за что любить его. Это был сердечный, добрый, простой, ласковый и ко всем благожелательный человек и ревностный пастырь.[3]

Настал 1863 год. Еще в начале этого года некоторые поляки предупреждали  о. Романа, что этот год будет последним  годом жизни для православных священников, и советовали ему уехать куда-либо с семейством. Но Роман и не думал уезжать; он оставался, как добрый воин на посту.

Весной 1863 года появились  в лесах около Котры мятежники. Они отаборились в урочище «Коспелево», к 7-ми верстам от с. Котры, в имении помещика-поляка Иосифа Анаржейковича, который, к слову сказать, но не к чести сего предателя, был еще и в должности мирового посредника.

В среду, 8 июля Роман Рапацкий, побывав на своем сенокосе, к вечеру возвращался домой, на пути встретил мятежников, которые уже не оставляли его, но, окружив, провожали до самого села. Дойдя до села и не позволив Роману зайти в дом и проститься с семьей, повесили его на груше, а рядом с ним повесили местного крестьянина-сапожника Константина Шведа.[3]

Пред смертью бессердечные поляки издевались над Романом, предлагали ему курить дорогую сигарету. Страдалец безмолствовал и совершал крестное знамение.

Хотели еще повесить сельского  старосту Семена Скакуна, но Семен, во время предупреждений, успел скрыться и явился в г. Пружану и заявил обо всем воинскому начальнику, который, говорят, еще за несколько дней раньше был уже уведомлен тем же старостой о пребывании мятежников вблизи с. Котры; шпионом польским был местный волостной писарь поляк Томашевский. Но воинский начальник, к несчастью, был поляк, знавший, очевидно, планы мятежников и потому не спешивший послать войска.

Только 9 июля прибыли войска, но мятежники успели уйти. Между тем тела замученных Романа и Константина висели три дня; напуганные крестьяне не смели снять их.

Приехавшими священниками сняты  тела мучеников и преданы честно погребению; погребены они на Котранском кладбище, могилы их рядом.[3]

 

Глава 5. Константин Прокопович

Другой священник убитый повстанцами – Константин Прокопович – служил настоятелем церкви заштатного города Суража Белостокского уезда  Гродненской губернии. В дни восстания  священника предупреждали, что повстанцы  хотят убить его. Причиной было, по свидетельству его сына Льва, то, что отец Константин «принимал к  себе войска, проходившие для стычек с мятежниками». За неделю до праздника  Троицы, действовавший близ Суража повстанческий отряд разбила  рота русских солдат, и после боя  офицеры были радушно приняты  и угощены в доме Прокоповича. После этого повстанцы, подстрекаемые  ксендзами Крынским и Моравским, с ненавистью стали смотреть на священника Константина, посмевшего «принимать и  угощать “пшеклентых москалей”».[4]

Ночью с 22 на 23 мая 1863 г. повстанцы  через окно вторглись в дом  Прокоповича и стали искать его, однако священник успел укрыться на конюшне. Бандиты «дубинами и  прикладами» избили жену, 17-летнюю дочь и 16-летнего сына Льва – ученика  Литовской духовной семинарии, угрожая  повесить. Перепуганный юноша с веревкой на шее причитал: «Боже мой! Боже мой!» Но повстанцы с насмешками и ругательствами издевались: «Какой твой Бог? Какая твоя вера? Твоя вера – собачья, схизматическая … Подлец, собачья твоя кровь…».[4]

Найдя отца Константина, повстанцы  бросились к нему, вытащили на двор, «рвали волосы на голове и из бороды, нанесли более 100 ударов ружьями  и кольями, толкали во все стороны, бросали на землю и топтали  его ногами; потом один изверг выстрелом  еще и ранил его в бок». Наконец, еле живого, окровавленного, истерзанного священника «повесили на тополе в  пяти шагах от дома».