Отзвуки движения декабристов

Отзвуки движения декабристов. Оренбургский край до середины 30-х гг. оставался местом массовой политической ссылки. Ссыльные, в их числе солдаты Семеневского полка, общаясь с населением, невольно становились пропагандистами свободолюбивых идей. В 20-е гг. в Оренбурге и в крепостях на линии появилось немало и местных «вольнодумцев». Военный губернатор сообщал, что они распространяли «нелепые и противные для правительства слухи».

Рядовой семеновец Михаил Мягков передал оренбуржцам слова декабриста Сергея Муравьева-Апостола, сказавшего перед смертью: «Что засеяно, то вырастет, хотя бы и дождя не было».

О тайных обществах в России, о  восстании декабристов и их горестной  судьбе знали некоторые офицеры  Оренбургского корпуса.

Сосланные в разные места Оренбургского  края декабристы П. А. Бестужев, Ф. Г. Вишневский, Н. П. Кожевников, А. В. Веденяпин, Н. Г. Смирнов, А. А. Фок, А. А. Жемчужников и другие находились под строгим надзором. Начальство опасалось их влияния  на офицерскую молодежь и солдат Оренбургского  корпуса, которые страдали от томительной  и тяжкой муштрь от недостатка пищи, от жестоких телесных наказание.

Оренбургское тайное общество. В конце XVIII в. в Оренбурге было основано «Новиковское общество», званное так по имени известного русского просветителя Н. И. Новикова.

По сообщениям жандармов, общество предполагало «изменить монархический  образ правления России, внушить  нижним чинам и простому народу как мысли о свободе и равенстве, так и ненависть к правлению и царствующей династии… поднять знамя бунта и объявить Россию свободною». Общество намеревалось лишить свободы военного губернатора и его чиновников, избрать из своей среды храброго военачальника, поднять в городе знамя, как символ начавшегося восстания, приобщить к Оренбургскому гарнизону казачьи войска и линейные батальоны. Восставшие должны были двинуться из Оренбурга на Казань, увлекая по пути своих приверженцев, способных носить оружие.

Подавление восстания на Сенатской  площади и казнь декабристов 13 июля 1826 г. возбудили «жажду мщения»  у оренбургских декабристов, во главе  которых стоял поэт П. М. Кудряшев, но они были преданы прежде, чем успели что-либо предпринять. Оренбургское общество выдал разжалованный из юнкеров в рядовые и сосланный в декабре 1826 г. из Петербурга в Оренбург И. И. Завалишин. Войдя в доверие к младшим офицерам — членам общества, он узнал их устав, списки членов общества и в своих доносах открыл командующему корпусом «важный государственный секрет». Под стражу было взято 33 человека. П. М. Кудряшев, потрясенный пережитым, вскоре скончался.

Закованные попарно в кандалы  и примкнутые к железному пруту  оренбургские декабристы 27 сентября 1827 г. начали свое мучительное шествие  на каторгу в Сибирь. «Прощаясь  с городом, мы,— вспоминал позднее  В. П. Колесников в своих «Записках  несчастного…»,— пропели гимн некогда  в патриотических мечтах сочиненный незабвенным Кудряшевым».

После разгрома восстания  декабристов общественная жизнь  в России проходила в обстановке политической реакции. Как писал  А. И. Герцен, после поражения декабристов  «умственная температура в России понизилась... развитие было прервано, все передовое, энергичное вычеркнуто из жизни». Первые годы после восстания  декабристов были временем деятельности небольших кружков, в основном студенческой молодежи, малочисленных по составу, быстро раскрываемых полицией. Этот так  называемый кружковый период конца 20-х – начала 30-х гг. XIX века в  освободительном движении был связан не только с усилением реакции, но и с изменением самого состава  участников. На смену декабристам  пришла в основном студенческая молодежь, полная революционного задора, но с  не совсем еще ясными взглядами и  без опыта конспиративной работы. Эти люди рассматривали себя продолжателями и наследниками декабристов, предпринимали  робкие попытки возродить их дело.

Наиболее известны студенческие кружки Московского университета, который  после восстания декабристов  стал главным центром общественно-политической жизни страны. С ним были связаны  первые выступления А. И. Герцена, Н. П. Огарева, В. Г. Белинского. Из стен Московского  университета вышли многие славянофилы  и западники. Николай I настороженно следил за Московским университетом. Во время своей коронации в сентябре 1826 г. он узнал о распространении  крамольной поэмы «Сашка», автором  которой оказался студент университета А. И. Полежаев. Царь сам расследовал  это дело, лично допрашивал А. И. Полежаева  и распорядился отдать его в солдаты. Появление в стенах университета этой поэмы царь рассматривал как  «следы» 14 декабря 1825 г.

В 1830 г. в Московском университете сложился кружок «казеннокоштного»  студента В. Г. Белинского под названием  «Литературное общество 11-го нумера». Кружок собирался в комнате № 11 общежития для «казеннокоштных» студентов.

Сын штаб-лекаря В. Г. Белинский  провел свое детство в тяжелых  материальных и нравственных условиях. Сначала уездное училище, затем  с 1825 по 1828 г. учеба в Пензенской гимназии завершили его первоначальное образованно. Уже в гимназии Белинский обнаружил  страстную любовь к литературе. В  поэзии Пушкина и Рылеева он находил  мысли и чувства, глубоко созвучные  его собственным устремлениям. Суровая  и полная лишений жизнь в годы учёбы в гимназии, тесное общение  с представителями складывающейся новой разночинской интеллигенции — семинаристами — вот те условия и та среда, в которых развивались философские и литературные интересы Белинского, закладывалась основа его демократической идеологии. Юношу Белинского отличали самостоятельность мысли, критическое и вдумчивое отношение к той массе идей, которые он черпал из чтения журналов, из знакомства с философской и политической жизнью Запада. В 17 лет, приняв решение поступить в Московский университет, он оставляет гимназию.  
27 сентября 1832 г. Белинский был исключен из университета с позорной для ее авторов формулировкой: «По ограниченности способностей». Это был акт политической расправы с опасным студентом, уже давно бывшим на учете у начальства за деятельное участие в общественной жизни университета.  
Студенческие кружки в Московском университете отнюдь не были изолированными организациями. Это со всей очевидностью подтверждается взаимоотношениями членов «Литературного общества 11-го нумера» с революционно настроенными студентами-поляками.  
Связующим звеном между «Литературным обществом 11-го нумера» и польской революционной молодежью был участник общества И. С. Савинич. Через него в 1831 г. с Белинским сблизился поляк, студент первого курса словесного отделения Фаддей Заблоцкий. Совместно с Заблоцким Савинич учредил тайное польское «Общество любителей отечественной словесности», установив связи с пленными польскими офицерами и студентом-медиком Гаспаром Шенявским. Арест Шенявского по обвинению «в намерении учинить побег в Польшу для присоединения к мятежникам и в подговоре к тому офицеров»[8] повлек в свою очередь арест в июне 1831 г. нескольких проживавших в Москве поляков, связанных с университетом. Тогда же последовал донос студента Полонника о существовании в Московском университете другого общества, связанного с арестованными поляками. Так жандармы узнали о новом студенческом кружке, возникшем независимо от «Литературного общества 11-го нумера» и польской группы. На собраниях кружка много читали и спорили на литературные темы, члены кружка переписывали запретные стихи А. С. Пушкина, К. Ф. Рылеева и А. И. Полежаева, сами сочиняли вольнолюбивые произведения. Среди них была драма «Дмитрий Калинин», написанная В. Г. Белинским и обсуждавшаяся в кружке. Слабая в художественном отношении, она содержала резкий протест против крепостнических порядков в России.

В 1834 г. был раскрыт полицией кружок А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Официально их обвиняли в «пении пасквильных  песен», подслушанных доносчиком. А. И. Герцен был арестован, сослан в Пермь, затем в Вятку, а в 1837 г. по ходатайству  В. А. Жуковского переведен на службу во Владимир. Н. П. Огарева сослали  в Пензу, остальные члены кружка были отданы под надзор полиции.

В конце 40-х – начале 50-х  гг. XIX века в России складывается революционно-демократическое  направление общественной мысли, представителями  которого являются В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. П. Огарев, «левое» крыло  петрашевцев. К 40–50-м годам относится  и начало разработки революционно-демократической  идеологии, в основу которой легли  новейшие философские и политические, главным образом, социалистические, учения, распространявшиеся в Западной Европе. Для В. Г. Белинского и А. И. Герцена особое значение имело революционное  понимание диалектики Г. Гегеля. А. И. Герцен называл ее «алгеброй революции». Она служила ему обоснованием закономерности и неизбежности революционной  ломки феодально-абсолютистского  строя. Неоднозначно воспринималась философская  система Г. Гегеля В. Г. Белинским. Тезис  Г. Гегеля «все разумное действительно  и все действительное разумно» служил первоначально для В. Г. Белинского оправданием существовавшей николаевской политической и административной системы. Позднее он пересмотрел свой взгляд на этот вопрос и назвал этот период своего творчества «горячкой и помешательством  ума».

С конца 30-х гг. XIX века в  России стали распространяться различные  социалистические теории, преимущественно  Ш. Фурье, А. Сен-Симона и Р. Оуэна. Горячо воспринял их идеи В. Г. Белинский. Поклонником  этих социалистических идей стал до определенного  времени и А. И. Герцен. Активными  пропагандистами идей Ш. Фурье и  А. Сен-Симона стали петрашевцы. Основателем  кружка был молодой чиновник Министерства иностранных дел, воспитанник Царскосельского  лицея М. В. Буташевич-Петрашевский. Начиная с зимы 1845 г, на его петербургской квартире каждую пятницу собирались учителя, литераторы, мелкие чиновники, студенты старших курсов, т. е. в основном молодая интеллигенция. Позже на пятницах Петрашевского стала появляться и передовая военная молодежь. Это были люди с самыми различными взглядами и убеждениями, как умеренно-либеральными, так и радикальными. К наиболее видным деятелям кружка петрашевцев, представлявшим его радикальное крыло, относились Н. А. Спешнев, Д. Д. Ахшарумов, С. Ф. Дуров, Н. С. Кашкин, Н. А. Момбелли, которые впоследствии организовали и свои собрания и кружки, но в более узком составе. На пятницы петрашевцев приходили и будущие видные русские писатели, деятели науки и искусства: М. Е. Салтыков-Щедрин, Ф. М. Достоевский, А. Н. Плещеев, А. Н. Майков, художник П. А. Федотов, географ П. П. Семенов-Тян-Шанский, композиторы М. И. Глинка и А. Г. Рубинштейн. Круг связей и знакомств петрашевцев был обширен.

На рубеже 40–50-х гг. XIX века складывается оригинальная теория «русского  социализма». Основоположником ее был  А. И. Герцен, который в 1847 г. уехал  из России и уже за границей решил  стать политическим эмигрантом. «Что я делал бы в России с железным намордником?» – восклицал он в обращении к русским друзьям  от 1 марта 1849 г. под названием «Прощайте!». В 1850 г. А. И. Герцен дважды отверг личные требования Николая I немедленно вернуться  на родину. В ответ Государственный  совет Российской империи 26 сентября 1851 г. объявил его «изгнанным навсегда из пределов государства». Обосновавшись  в Лондоне, А. И. Герцен печатал в  своей типографии антикрепостнические  прокламации, а затем в 1855 г., в  годовщину казни П. И. Пестеля  и его товарищей, начал издавать альманах «Полярная звезда» и, таким  образом, продолжил революционную  декабристскую традицию. Преемственность  этой традиции подчеркивали силуэты 5 казненных декабристов на обложке  альманаха. «Полярная звезда» широко распространялась по России. Она проникала  даже в Сибирь, где ее читали ссыльные декабристы. Один из них, И. Д. Якушкин, умирая, сказал о А. И. Герцене: «Он  отомстит за нас».

Основные свои идеи А. И. Герцен изложил в работах, написанных в 1849–1853 гг.: «Русский народ и социализм», «Старый мир и Россия», «О развитии революционных идей в России»  и др. Поражение революций 1848–1849 гг. в Западной Европе произвело  глубокое впечатление на А. И Герцена, породило у него неверие в европейский  социализм, разочарование в нем. А. И. Герцен мучительно искал выхода из идейного тупика. Сопоставляя судьбы России и Запада, он пришел к выводу, что в будущем социализм первоначально должен утвердиться в России. Основной «ячейкой» его станет крестьянская поземельная община. Крестьянское общинное землевладение, крестьянская идея права на землю и мирское самоуправление явятся, по А. И. Герцену, главными условиями построения социалистического общества в России. Так возникла теория русского, или «общинного», социализма А. И. Герцена.

Он исходил из идеи «самобытного»  пути развития России, которая, минуя  капитализм, через крестьянскую общину придет к социализму. Объективными условиями возникновения и распространения  идеи общинного социализма в России явилось слабое развитие капитализма, отсутствие пролетариата и наличие  сельской поземельной общины. Имело  значение и стремление русских революционеров избежать «язв капитализма», присущих странам Западной Европы. Эти положения  впоследствии будут восприняты и  развиты народниками.

По существу, это были утопические  мечтания о социализме, ибо осуществление  на практике целей «русского социализма»  привело бы не к социализму, а  к наиболее последовательному решению  задач буржуазно-демократического преобразования страны. Но вместе с  тем решались глубоко жизненные  для страны задачи в переходный период от феодализма к капитализму. В этом и заключалось не утопическое, а  реальное значение «русского социализма». Он был ориентирован на крестьянство как свою социальную базу, поэтому  получил название «крестьянского социализма». Его главные цели состояли в освобождении крестьян с землей без всякого  выкупа, ликвидации помещичьей власти и помещичьего землевладения, введении крестьянского общинного самоуправления, независимого от местных властей, демократизации страны. Вместе с тем сторонники теории «русского социализма» боролись «на два фронта»: против старого, феодально-крепостнического, строя, и против капитализма, противопоставляя капитализму специфически русский, «социалистический» путь развития.

В октябре 1839 г. Белинский  переехал в Петербург, где возглавил критический отдел журнала А. Краевского «Отечественные записки». Мертвящая атмосфера столицы с ее бюрократией, военщиной, жандармерией, бьющими в глаза социальными контрастами способствовала быстрейшему изживанию Белинским «насильственного примирения» с действительностью, как сам он позже назвал свои воззрения тех лет. Именно в это время произошло его сближение с Герценом, с которым он впервые познакомился еще в Москве летом 1839 г., когда Герцен ненадолго приезжал из своей ссылки.  
Годы, проведенные в ссылке, открыли перед Герценом мир крепостной России во всей его неприглядной наготе. Он видел русских мужиков, шедших по Владимирке на каторгу, нищих, забитых, вымирающих от голода и болезней удмуртов, он был очевидцем вопиющих злоупотреблений местных администраторов и безудержного произвола помещиков. Все эти впечатления свели в конечном счете на нет налет мистицизма и религиозности в настроении Герцена в начале ссылки. Столкнувшись по возвращении в Москву с участниками кружка Станкевича, он был поражен теми политическими выводами, какие делались ими из философских рассуждений Гегеля, и решительно восстал против них. В ожесточенных спорах с Белинским Герцен отстаивал свои социалистические убеждения, боролся за сохранение революционной преемственности в русском общественном движении. Поддержку он нашел только у Огарева, уже вернувшегося к тому времени из пензенской ссылки. в то время как Герцен и Огарев принялись штудировать труды Гегеля, чтобы подвергнуть глубокой критике его учение, Белинский, опережая всех, сам дошел до истинного понимания диалектики. В письме к В. П. Боткину от 10—11 декабря 1840 г. он провозглашает разумность «идеи отрицания как исторического права... без которого история человечества превратилась бы в стоячее и вонючее болото...». На почве критики учения Гегеля происходит идейное сближение Белинского с Герценом.  
В 1841 г. Герцен снова был выслан, на этот раз в Новгород. Он воспринял это как грозное напоминание о необходимости активного действия. «Я было затерялся (по примеру XIX века) в сфере мышления, а теперь снова стал действующим и живым до ногтей,— писал он в этой связи Огареву,— самая злоба моя восстановила меня во всей практической доблести, и, что забавно, на самой этой точке мы встретились с Виссарионом и сделались партизанами друг друга. Никогда живее я не чувствовал необходимости перевода,— нет — развития в жизнь философии»[15]. Так теоретические искания русских революционных мыслителей проверялись социальной практикой жизни.  
В единстве теории и практики Герцен видит основу взаимоотношений науки и жизни.  
В «Письмах об изучении природы» (1844 —1846 гг.) —этом крупнейшем произведении материалистической мысли в России — Герцен на обширном материале вскрывает закономерности развития природы и мышления.  
В. И. Ленин подчеркивал громадную историческую заслугу Герцена, который сумел в крепостной России 40-х годов XIX в. встать в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Ленин отмечал, что «Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед — историческим материализмом»[16]. Сделав из философии Гегеля революционные выводы, Герцен обосновывал неизбежность утверждения социалистического строя как воплощение единства бытия и разума. Белинский, руководя в течение 1839—1840 гг. критическим отделом журнала «Отечественные записки», старался превратить его в орган революционно-демократической мысли. Идея отрицания, ставшая, по словам Белинского, его богом, определяла критическое направление журнала. Литература и искусство оценивались им с точки зрения исторических задач, стоящих перед обществом.  
Главной задачей было, по миопию Белинского, уничтожение крепостного права. Но открыто говорить об этом в печати тогда, было невозможно. Поэтому Белинский ограничивал свои высказывания двумя связанными с этой задачей вопросами: о правах личности и о судьбах исторического развития России. Их разрешению была подчинена вся литературно-критическая деятельность Белинского.  
Вопрос освобождения личности он решал с позиций революционных и глубоко гуманистических, отстаивая права не исключительной личности, а «простого человека». Это был смелый вызов феодальному господству. Конечный результат борьбы за свободу личности Белинский видел в торжестве социалистических идеалов. Идея социализма воспринималась им как «идея идей, бытие бытия, вопрос вопросов, альфа и омега веры и знания. Она вопрос и решение вопроса». Именно в ней Белинский находил и решение проблемы исторического развития России, которое он рассматривал в русле общечеловеческой истории.  
Публицистические выступления Герцена и Белинского вызывали яростную злобу со стороны идеологов реакции. Пропагандисты «теории официальной народности» типа Булгарина и Греча не брезговали при этом прямыми политическими доносами, раскрывая III отделению революционный смысл литературной деятельности Белинского и Герцена. По существу смыкались с клеветниками такие теоретики и апологеты самодержавия, как профессора Московского университета М. П. Погодин и С. П. Шевырев. Издававшийся Погодиным с 1841 г. при ближайшем участии Шевырева журнал «Москвитянин» противостоял передовой литературно-общественной мысли, выступая яростным оппонентом «Отечественных записок».