Оценка петровских
реформ в отечественной историографии
Введение
Эпоха Петра Первого в
истории России, личность этого выдающегося
го-сударственного деятеля, полководца,
дипломата пользуется вниманием
как в отечественной, так и
в зарубежной исторической науке. Изучение
этой эпохи имеет богатую традицию
- ведь началось оно еще при жизни
самого великого реформатора; сейчас же
литература о Петре Великом и
его времени может составить
целую библиотеку. Большие достижения
во многих областях общественной и
государственной жизни, превращение
России из расположенной на задворках
Европы страны в великую мировую
державу, ставшее своего рода феноменом
истории, объясня-ют устойчивый повышенный
интерес к эпохе Петра в
мировой исторической науке. Почти
все крупнейшие ученые - историки, специалисты
по истории России за рубежом, начиная
с восемнадцатого столетия и до наших
дней так или иначе откликались
на события петровского времени.
Зарубежной литературе о России эпохи
Петра Великого, несмотря на раз-личия
в подходе ученых к оценке событий
того времени, присущи некоторые
общие черты. Отдавая должное
правителю, тем успехам, которые
были достиг-нуты страной, иностранные
авторы, как правило, с некоторой
недооценкой или с открытым пренебрежением
судили о допетровской эпохе в
истории России. Большое распространение
получили взгляды, согласно которым
Россия совер-шила скачок от отсталости,
дикости к более передовым
формам общественной жизни с помощью
"Запада" - идей, заимствованных оттуда,
и многочисленных специалистов, ставших
помощниками Петра Первого в
проведении преобразо-ваний. Столь
же давнюю традицию имеет распространенное
в зарубежной, и отчас-ти отечественной
исторической науке противопоставление
России и стран За-пада, антитеза
"Россия - Запад", "Восток - Запад".
Изображение России и СССР в качестве
антипода Западу, европейской культу-ре,
зачастую помимо исторической имело
и политическую направленность (особенно
во время "Холодной войны"). Стоит
отметить, что это относится не
только к трудам недавнего прошлого,
существовала такая точка зрения
и в до-революционный период. До
сих пор можно встретить утверждения
о кардинальном отличии историче-ского
пути России в сравнении с западными
странами, "разных корнях" их ис-торических
традиций, отсталом "азиатском" характере
хозяйства, обществен-ной жизни, культуры
России в отличие от передовой
европейской цивилиза-ции, будто
бы представлявшей некое единство и
противостоявшей тому, что имелось
и имеется в отсталой России. Эти
два мира являют-де две "противостоящие"
друг-другу культуры. Представ-ления
о фатальном расхождении исторических
путей России и Западной Евро-пы
(да и всего Запада вообще) питаются,
среди прочего, концепциями, соглас-но
которым на формирование русской
государственности сильное или
даже решающее влияние оказали византийские
традиции, монголо-татарское иго, которые
сыграли свою роль в том, что развитие
Руси а затем России пошлов сторону,
противоположную от Европы. Сторонники
так называемой "Евразийской теории",
корни которой восходят к государственной
школе и славянофилам, проповедуют
идеи о том, что Россия, будучи "смесью
восточного и западного" остается
мостом между Востоком и Западом.
Отсюда утверждения о благодетельном
воздействии Золотой Орды на эволюцию
государственности в Северо-Восточной
Руси, о некоем симбиозе Орды и Руси,
положившем сильный отпечаток на
всю последующю историю России царской
и императорской эпох. (К историкам,
разделяющим это мнение принадлежит,
например, Л.Н. Гуми-лев.) В данной работе
будут рассматриваться позиции
русских ученых "государст-венников",
таких как Соловьев, Богословский.
Их можно сгруппировать не по историографическим
направлениям и классо-вым установкам,
а по характеру, содержанию их трудов
(специальные они или же общие),
по позициям авторов, одни из которых
рассматривают эпоху Петра на
фоне предыдущего периода русской
истории, другие- сравнивая с положени-ем
в тогдашней Европе, третьи- в
плане ее значения для последующего
разви-тия России.
---1---
Значительная часть исторической
литературы о России 18-ого века посвя-щена
реформам Петра Первого; объясняется
это например тем, что дореволю-ционные
историки рассматривали связанный
с ними узел проблем как ключе-вой,
центральный в истории России.
После 1917 года эти проблемы несколько
отошли на второй план, но и в со-ветской
историографии петровская эпоха
считается одним из важнейших
пе-риодов в истории нашего государства.
Интересы же западных исследователей
сосредоточились прежде всего на
внешней политике России и биографии
Петра Великого; после Наполеона
царь характеризовался ими как личность,
наиболее поразительная в истории
Евро-пы, как "самый значительный
монарх Европы этого века" . Основная
часть литературы по этой теме- специальные
труды, посвященные отдельным аспектам
преобразовательной деятельности Петра.
Выводы, содер-жащиеся в этих работах
по большей части несопоставимы
вследствии разли-чий в объектах
исследований, подходе авторов к
теме и тому подобных факто-ров. Таким
образом, в общих дискуссиях о
петровских реформах может участво-вать
лишь малая часть литературы по данной
теме, но и она содержит чрезвы-чайно
широкий спектр оценок. Возможно, объяснение
крайнего несходства то-чек зрения
состоит в том, что сложность,
комплексный характер темы, делают
невозможным для отдельного ученого
ее всестороннее раскрытие, и поэтому
многие историки превращают оценки отдельных
аспектов реформ в составную часть
общей характеристики преобразований,
придавая им при этом весьма различный
вес. Не менее разнообразен и фон,
на котором исследователи оценивают
реформы Петра. Здесь можно выделить
три основных направления: одни историки
рас-сматривают эту тему преимущественно
в сравнении с предыдущим периодом
русской истории, чаще всего непосредственно
предшествовавшим эпохе Петра (кон.
16-17 век), другие сравнивают сложившуюся
ситуацию с положением в Европе начала
18 века, третьи же оценивают историческое
значение деятельно-сти Петра сквозь
призму последующего развития России.
Первая из названных точек зрения
естественно порождает вопрос о
том, в ка-кой степени петровская
эра означала разрыв с прошлым (или,напротив,
про-должала тенденции развития 17 века).
Вторая заставляет уделять повышенное
внимание дискуссии о зарубежных про-образах
реформ, и их адаптации в российских условиях.
Третья точка зрения, актуализирующая
вопрос о следствиях реформ и их при-годности
в качестве образца, уступает первым двум
в научной плодотворности: так, реформы
Петра Первого превратились в дореволюционной
России в из-любленную тему для публичных
дебатов. Эта тема таким образом была полити-зирована
задолго до того, как началась ее научная
разработка. Хотя и существует мнение,
высказанное П.Н. Милюковым, что не дело
исто-рика пускаться в рассуждения о том,
были ли события прошлого позитивными
или негативными, что историк обязан целиком
сосредоточиться на "своей дея-тельности
в качестве эксперта" выявляющего подлинность
фактов, тем не ме-нее мало кто из историков
преуспел в стремлении уйти от бесконечных
публи-цистических дискуссий о том, насколько
реформы Петра были вредны или по-лезны,
предосудительны или достойны подражания
с точки зрения морали или интересов нации.
М.М Богословский в своей фактографической
биографии Петра с сожалением констатировал,
что более или менее обобщающие оценки
петровской эпохи были выработаны главным
образом под влиянием общефилософских
систем, постоянно вторгающихся в область
исследования источников. Видимо, эта
характеристика Богословского вполне
годится для оценки всей предшествовавшей
истории исследования темы.
---2---
В большинстве обзорных трудов
петровский период рассматривается
как начало новой эпохи в истории
России. Однако сильные разногласия
царят сре-ди историков, пытающихся
ответить на вопрос, в какой степени
эпоха реформ означала кардинальный
разрыв с прошлым, и отличалась ли
новая Россия от старой качественно.
Рубежи, разделяющие участников этой
дискуссии в большей мере исторически
обусловлены, поскольку по мере все
более основательного исследования
как 17 так и 18 веков, увеличивалось
число сторонников концепции, согласно
которой реформы петровского
времени являются закономерным результатом
предшест-вовавшего развития страны.
Существует и противоположная, "революционная"
концепция, по которой реформы не
имели почти ничего общего с предшествовавшим
развитием стра-ны. Ярким выразителем
одной из крайних точек зрения
в рамках "революцион-ной" концепции
был С.М. Соловьев, который своей
"Историей России" сделал крупный
вклад в научное исследование
эпохи правления Петра. Его взгляды
находятся в прямом родстве с
представлениями, господствовавшими
во всей предшествовавшей этому труду
историографии и публицистике. Он
интерпретирует петровский период как
эру ожесточенной борьбы между двумя
диаметрально противоположными принципами
государственного управ-ления и
характеризует реформы как радикальное
преобразование, страшную ре-волюцию,
рассекшую историю России надвое,
и означавшую переход из одной
эпохи в истории народа в другую.
Однако, в противоположность славянофилам,
Соловьев считает, что реформы были
вызваны исторической необходимостью
и поэтому должны рассматри-ваться
как целиком и полностью национальные.
Русское общество 17 века находилось,
по его мнению, в состоянии хаоса
и распада, что и обусловило применение
государственной властью радикальных
мер- "точно так же, как серьезная
болезнь требует хирургического
вмешатель-ства" . Таким образом,
ситуация в России накануне реформ
оценивается Соловьевым негативно.
Богословский, не придерживаясь четко
материалистических позиций представ-лял
реформы как радикальный и
полный разрыв с прошлым. Схожая точка
зрения, но с позиций марксистской
историографии приводилась М.Н. Покровским
и Б.И. Сыромятниковым - оба этих историка
основывают свое мнение относительно
революционного характера преобразований
на пе-ременах в расстановке классовых
сил в начале 18 века. В западной
литературе также имеются отдельные
примеры оценки реформ как революции
или по крайней мере "трансформации".
Существует еще один взгляд на эту
проблему, более нейтральный, а именно
- "эволюционная" концепция. Среди
ученых, отстаивающих эту концепцию
необходимо выделить В.О. Клю-чевского,
С.Ф. Платонова. Эти историки, глубоко
исследовавшие допетровский период,
и в своих опубликованных курсах
лекций по отечественной истории
настойчиво проводящие мысль о преемственности
между реформами Петра и предшествовавшим
столетием. Они категорически против
данной Соловьевым характеристики 17 века
как эпохи кризиса и распада.
В противоположность та-кому взгляду
они утверждают, что в этом столетии
шел позитивный процесс создания
предпосылок для реформаторской
деятельности, и была не только подготовлена
почва для большинства преобразовательных
идей Петра Велико-го , но и пробуждено
"общее влечение к новизне и
усовершенствованиям". "17 столетие
не только создало атмосферу, в которой
вырос и которой дышал преобразователь,
но и начертало программу его
деятельности, в некоторых от-ношениях
шедшую даже дальше того, что он сделал.
Петр в порядках старой Руси ничего
кардинально не менял, он продолжал
возводить постройку в раз-витие
уже существовавших тенденций. Обновление
же состояло лишь в том, что он переиначивал
сложившееся состояние составных
частей". По мнению Ключевского и
Платонова, если в реформах Петра
и было что- то "революционное",
то лишь насильственность и беспощадность
использован-ных им методов. На сегодняшний
же день в науке преобладающим
является мнение, что ре-формы Петра
не означали кардинального разрыва
с прошлым, хотя и в двадца-том
веке отдельные крупные историки,
как, например, ученики Ключевского
- М.М. Богословский и М.Н. Покровский
в этом вопросе были солидарны
с Со-ловьевым. Начиная с середины
тридцатых годов для советских
историков было характер-но убеждение
в том, что сущность петровской России
по сравнению с 17 веком не изменилась.
Точка зрения Сыромятникова в
этом смысле исключение. Но в то же время
и советские и западные историки
едины во мнении, что реформы Петра
дали резкий толчок к акселерации
важных тенденций развития России,
именно эта черта в первую очередь
придает петровской эпохе ее особый
харак-тер.
---3---
Вторая из наиболее отчетливо
поставленных проблем в общей
дискуссии о реформах Петра содержит
в себе вопрос: в какой мере для
реформаторской дея-тельности были
характерны планомерность и систематичность?
У Соловьева реформы представлены
в виде строго последовательного
ряда звеньев, составляющих всесторонне
продуманную и предварительно спланиро-ванную
программу преобразований, имеющую в своей
основе жесткую систему четко сформулированных
целевых установок: "В этой системе
даже войне от-ведено заранее поределенное
место в числе средств реализации общего
плана" . В этом отношении труд Соловьева
испытал влияние предшествовавшей его
на-писанию историографии и публицистики.
Его основные идеи могут во многих случаях
быть прослежены до работ непосредственно
послепетровской эпохи. Задолго до Соловьева
всеобщим стало мнение, что деятельность
Петра и ее ре-зультаты были порождением
почти сверхчеловеческого разума-: осуществлени-ем
дьявольского плана или проявлением высшей
мудрости, реформатор тради-ционно характеризовался
как "антихрист" (раскольниками) или
"человек, Богу подобный" (М.В. Ломоносовым).
Но не все историки придерживаются столь
лестного для Петра взгляда на ре-формы.
Точка зрения относительно очевидной
бесплановости и непоследова-тельности
преобразований Петра разделяется В.О.
Ключевским, который под-черкивает, что
движущей силой преобразований была война.
Ключевский счи-тает, что структура реформ
и их последовательность были всецело
обусловлены потребностями, навязанными
войной, которая, по его мнению, тоже велась
до-вольно бестолково. В противоположность
Соловьеву Ключевский отрицает, что Петр
уже в ранний период своей жизни ощущал
себя призванным преобра-зовать Россию;
лишь в последнее десятилетие своего царствования
Петр, по мнению Ключевского, стал осознавать
что создал что - то новое, одновременно
и его внутренняя политика стала утрачивать
черты скоропалительности и неза-вершенности
решений. Этот взгляд положил начало ряду
других точек зрения, более сосредотачивающихся
на различных нюансах реформ. В советской
историографии по вопросу планомерности
реформ тоже не су-ществовало единого
взгляда. Как правило предполагался более
глубокий смысл преобразований, нежели
только повышение эффективности военных
действий. С другой стороны, распространенным
было мнение, что ход войны имел ре-шающее
влияние на характер и направленность
петровских преобразований. Отмечалось
и то, что реформы приобретали все более
отчетливый характер планомерности и
последовательности по мере неуклонно
возраставшего пере-веса России над Швецией
в Северной Войне. Для авторов таких исследований
характерным является стремление провести
границу между первой "лихорадочной"
фазой войны, когда внутренние рефор-мы
имели хаотичный и незапланированный
характер, и последним десятилети-ем жизни
Петра, когда правительство располагало
достаточным количеством времени для
обдумывания более перспективных решений.
К этому периоду и относятся самые эффективные
и существенные преобразования.
---4---
Существует еще одна тема,
вызывающая сильные разногласия - это
историче-ская сущность реформ. В основе
понимания этой проблемы лежат либо
воз-зрения, основанные на марксистских
взглядах, то есть считающие, что полити-ка
государственной власти основана и
обусловлена социально - экономической
системой, либо позиция, согласно которой
реформы - это выражение едино-личной
воли монарха. Эта точка зрения типична
для "государственной" исто-рической
школы в дореволюционной России.
Первый из этого множества взглядов
- мнение о личном стремлении монарха
европеизировать Россию. Историки,
придерживающиеся этой точки зрения
считают именно "европеизацию"
главной целью Петра. По мнению Соловьева
встреча с европейской цивилизацией
была естественным и неизбежным событием
на пути развития русского народа. Но Соловьев
рас-сматривает европеизацию не как
самоцель, а как средство, прежде
всего стиму-лирующее экономическое
развитие страны. Теория европеизации
не встретила, естественно, одобрения
у историков, стре-мящихся подчеркнуть
преемственность эпохи Петра
по отношению к предше-ствовавшему
периоду. Важное место в спорах о
сущности реформ занимает гипотеза о
приоритете внешнеполитических целей
над внутренними. Гипотеза эта была
выдвинута впервые Милюковым
и Ключевским. Убежденность в ее
непогрешимости привела Ключевского
к выводу, что ре-формы имеют
различную степень важности: он считал
военную реформу на-чальным этапом
преобразовательной деятельности Петра,
а реорганизацию фи-нансовой системы
- конечной его целью. Остальные же
реформы являлись либо следствием преобразований
в военном деле, либо предпосылками
для достиже-ния упомянутой конечной
цели. Самостоятельное значение Ключевский
прида-вал лишь экономической политике.
Последняя точка зрения на эту
проблему - "идеалистическая". Наиболее
ярко она сформулирована Богословским
- реформы он характеризует как
практиче-скую реализацию воспринятых
монархом принципов государственности.
Но тут возникает вопрос о "принципах
государственности" в понимании
царя. Бого-словский считает, что идеалом
Петра Первого было абсолютистское
государст-во, так называемое "регулярное
государство", которое своим всеобъемлющим
бдительным попечением (полицейской
деятельностью) стремилось регулиро-вать
все стороны общественной и частной
жизни в соответствии с принципами
разума и на пользу "общего блага".
Богословский особенно выделяет идеологический
аспект европеизации. Он, как и Соловьев,
видит во введении принципа разумности,
рационализма радикаль-ный разрыв с
прошлым. Его понимание реформаторской
деятельности Петра, которое можно
назвать "просвещенный абсолютизм",
нашло множество при-верженцев
среди западных историков, которые
склонны подчеркивать, что Петр не
являлся выдающимся теоретиком, и
что преобразователь во время
сво-его зарубежного путешествия
принимал во внимание прежде всего
практиче-ские результаты современной
ему политической науки. Некоторые
из приверженцев этой точки зрения
утверждают, что петровская го-сударственная
практика отнюдь не была типичной для
своего времени, как это доказывает
Богословский. В России при Петре
Великом попытки воплотить в
жизнь политические идеи эпохи были
гораздо более последовательными
и да-лекоидущими, чем на Западе.
По мнению таких историков русский
абсолютизм во всем, что касается его
ро-ли и воздействия на жизнь русского
общества занимал совершенно иную пози-цию,
чем абсолютизм большинства стран
Европы. В то время, как в Европе
правительственную и административную
структуру государства определял
об-щественный строй, в России имел
место обратный случай - здесь государство
и проводимая им политика формировали
социальную структуру. В этой связи
нужно отметить и то, что в дискуссии
о сущности русского абсо-лютизма, завязавшейся
в советской историографии, нашлись
сторонники той точки зрения, что
государственная власть в России
занимала значительно более сильную
позицию по отношению к обществу,
чем европейские режимы. Но эта
точка зрения в советской историографии
доминирующей не являлась. Совет-ские
историки, которые стремились дать
петровскому государству и его
поли-тике свою характеристику, как
правило уделяли особое внимание
экономиче-ским и социальным преобразованиям;
при этом отношения классов служили отправной
точкой. Единственное в чем здесь были
расхождения - это в пони-мании характера
классовой борьбы и соотношения противоборствующих
сил в этот период. Первым, кто попытался
определить сущность реформ Петра с марксистских
позиций был Покровский. Он характеризует
эту эпоху как раннюю фазу зарож-дения
капитализма, когда торговый капитал начинает
создавать новую эконо-мическую основу
русского общества. Как следствие перемещения
экономической инициативы к купцам, власть
пе-решла от дворянства к буржуазии (т.е.
к этим самым купцам). Наступила так называемая
"весна капитализма". Купцам необходим
был эффективный госу-дарственный аппарат,
который мог бы служить их целям как в
России так и за рубежом. Именно по этому,
по мнению Покровского, административные
реформы Петра, войны и экономическая
политика в целом, объединяются интересами
торгового капитала. Некоторые историки,
придавая торговому капиталу большое
значение, свя-зывают его с интересами
дворянства. И хотя тезис о доминирующей
роли тор-гового капитала был отвергнут
в советской историографии, можно говорить
о том, что мнение относительно классовой
основы государства оставалось в со-ветской
историографии с середины 30-х до середины
60-х годов господствую-щим. В этот период
общепризнанной была точка зрения, согласно
которой пет-ровское государство считалось
"национальным государством помещиков"
или "диктатурой дворянства". Его
политика выражала прежде всего интересы
фео-далов - крепостников, хотя внимание
уделялось и интересам набирающей силу
буржуазии. В результате проводимого в
этом направлении анализа политической
идеоло-гии и социальной позиции государства,
утвердилось мнение, что сущность идеи
"общего блага" демагогична, ей прикрывались
интересы правящего клас-са. Хотя это положение
разделяет большинство историков, есть
и исключения. Например, Сыромятников,
в своей книге о петровском государстве
и его идео-логии, полностью присоединяются
к данной Богословским характеристике
го-сударства Петра как типично абсолютистского
государства той эпохи. Новым в полемике
о российском самодержавии стала его интерпретация
классового фундамента этого государства,
которая базировалась на марксистских
опреде-лениях предпосылок Европейского
Абсолютизма. Сыромятников считает, что
неограниченные полномочия Петра основывались
на реальной ситуации, а именно: противоборствующие
классы (дворянство и буржуазия) достигли
в этот период такого равенства экономических
и политических сил, которое по-зволило
государственной власти добиться известной
независимости по отно-шению к обоим классам,
стать своего рода посредником между ними.
Благодаря временному состоянию равновесия
в борьбе классов, государствен-ная власть
стала относительно автономным фактором
исторического развития, и получила возможность
извлекать выгоду из усиливающихся противоречий
между дворянством и буржуазией. То, что
государство стояло таким образом в известном
смысле над классовой борьбой, ни в коем
случае не означало, что оно было полностью
беспристраст-но. Углубленное исследование
экономической и социальной политики
Петра Великого привело Сыромятникова
к выводу, что преобразовательная деятель-ность
царя имела в целом антифеодальную направленность,
"проявившуюся, например, в мероприятиях,
проведенных в интересах крепнущей буржуазии,
а также в стремлении ограничить крепостное
право". Эта характеристика реформ,
данная Сыромятниковым, не нашла значительного
отклика у советских историков. Вообще
советская историография не приняла и
критиковала его выводы (но не фактологию)
за то, что они были очень близки к отвергнутым
ранее положениям Покровского. К тому
же многие историки не разделяют мнение
о равновесии сил в петров-ский период,
не все признают едва народившуюся в 18
веке буржуазию реаль-ным экономическим
и политическим фактором, способным противостоять
по-местному дворянству. Подтвердилось
это и в ходе дискуссий, шедших в отечественной
историогра-фии в 70-х годах, в результате
которых было достигнуто относительно
полное единство мнений относительно
неприменимости тезиса о "нейтральности"
вла-сти и равновесии классов применительно
к специфическим российским услови-ям.
Тем не менее, некоторые историки, в целом
не соглашаясь с мнением Сыро-мятникова,
разделяют его взгляд на петровское единовластие,
как относительно независимое от классовых
сил. Они обосновывают независимость самодержа-вия
тезисом о равновесии в новом варианте.
В то время, как Сыромятников оперирует
исключительно категорией социального
равновесия двух различных классов - дворянства
и буржуазии, Федосов и Троицкий рассматривают
в каче-стве источника самостоятельности
политической надстройки противоречивость
интересов внутри правящего класса. И,
если Петр Первый смог провести в жизнь
столь обширный комплекс реформ вопреки
интересам отдельных соци-альных групп
населения, то объяснялось это накалом
той самой "внутриклассо-вой борьбы",
где с одной стороны выступала старая
аристократия, а с другой - новое, бюрократизированное
дворянство. В то же время, нарождающаяся
буржуазия, поддерживаемая реформаторской
политикой правительства, заявила о себе,
хоть и не столь весомо, выступая в союзе
с последней из названных противоборствующих
сторон - дворянством. Еще одна спорная
точка зрения была выдвинута А.Я. Аврехом,
зачинателем дебатов о сущности российского
абсолютизма. По его мнению абсолютизм
возник и окончательно укрепился при Петре
Первом. Его становление и неви-данно прочное
положение в России стало возможным благодаря
относительно низкому уровню классовой
борьбы в сочетании с застоем в социально
- эконо-мическом развитии страны. Абсолютизм
следовало бы рассматривать как форму
феодального государства, но отличительной
чертой России было стремление проводить
вопреки явной слабости буржуазии именно
буржуазную политику, и развиваться в
направле-нии буржуазной монархии. Естественно,
эта теория не могла быть принята в советской
историографии, ибо противоречила некоторым
марксистским установкам. Это разрешение
проблемы не нашло особого признания и
в ходе продолжав-шейся дискуссии советских
историков об абсолютизме. Тем не менее
Авераха нельзя назвать нетипичным участником
этой полемики, которая характеризова-лась
во первых явным стремлением акцентировать
относительную автономию государственной
власти, а во вторых единодушием ученых
в вопросе о невоз-можности характеризовать
политическое развитие только посредством
простых заключений, без учета особенностей
каждого периода истории. Вне связи с дискуссией
об абсолютизме историки обсуждали проблему
лич-ного вклада царя Петра в реформы.
Фигура Петра давно приковывала внимание
многих авторов, но большинство из них
ограничивалось общими, и преобла-дающе
положительными психологическими портретами
противоречивой лич-ности царя (причем
такие работы появляются и в западной
историографии). Почти все эти характеристики
возникли на основе предположения, что
неза-урядная личность Петра наложила
отпечаток на всю политическую деятель-ность
правительства и в положительном, и в отрицательном
смысле. Хотя подобная оценка достаточно
интересна сама по себе, она лишь изредка
находит подтверждение в серьезных исследованиях,
касающихся степени и ха-рактера влияния
Петра на процесс преобразований. Чаще
же ученые довольст-вуются определениями
роли монарха, основанными на представлениях
о нали-чии или отсутствии рамок, ограничивающих
деятельность великих людей, и их функции
в историческом процессе (тут интересно
отметить, что попытки вос-создать психологический
портрет Петра Первого делались даже на
основе за-писей его снов.) Первым открыто
усомнился в величии Петра П.Н. Милюков.
Основываясь на выводах своего исследования
преобразовательной деятельности в фискально
- административной области, которую он
полагал вполне репрезентативной для
оценки личного вклада царя в реформы,
Милюков утверждает, что сфера влия-ния
Петра была весьма ограниченной, реформы
разрабатывались коллективно, а конечные
цели преобразований осознавались царем
лишь частично, да и то опосредованно его
окружением. Таким образом, Милюков, в
ходе своего исследования обнаруживает
длинный ряд "реформ без реформатора".
В свое время, точка зрения Милюкова привлекла
большое внимание, однако распространенной
она стала позднее, когда появились обобщающие
труды М.Н. Покровского, в которых Петр
предстает уже вовсе безвольным орудием
капитала. Вызов, брошенный Милюковым,
был принят другими историками. Например,
уже в 1897 году русский историк Павлов-Сильванский
опубликовал две работы с совершенно противоположной
оценкой роли Петра в преобразо-ваниях.
Одна из этих двух работ посвящалась теме
отношения царя к ряду проектов ре-форм,
другая - законодательной деятельности
Верховного Тайного Совета не-посредственно
после смерти Петра. Эти архивные исследования
позволили Павлову-Сильванскому сделать
вывод, что в области реформ именно царь
Петр, и никто иной, был побудительной
и движущей силой. Петр часто дейст-вовал
без учета мнений своих советников; более
того, после смерти царя его ближайшие
прижизненные помощники зачастую вели
себя как принципиаль-ные противники реформ.
Но, если Павлов-Сильванский, как и Милюков,
исследовал сравнительно огра-ниченные
архивные комплексы, то советский историк
Н.А. Воскресенский по-святил всю свою
жизнь изучению огромной массы законодательных
актов пет-ровской эпохи, в ходе которого
он стремился при помощи анализа проектов
и черновиков установить, какие конкретно
лица, административные органы и со-циальные
группы оказывали влияние на формирование
отдельных законополо-жений. Эта весьма
примечательная в методологическом отношении
работа ук-репила позиции Павлова-Сильванского,
так как в ней Воскресенский пришел к выводу,
что кабинет, то есть личная канцелярия
царя, оказывал на законода-тельство решающее
влияние, роль самого монарха в преобразовательной
дея-тельности была "руководящей, многосторонней,
полной энергии и творчества. Им были формулированы
все наиболее важные нормы, отразившие
основные тенденции, задачи, содержание
и приемы предпринимаемых им реформ".
Воскресенский не мог, естественно, в ходе
своей работы собрать все относя-щиеся
к теме материалы, освещающие вопрос о
том, кто был инициатором соз-дания многих
законоположений, и полемика о личной
роли Петра в выработке отдельных законов
эпохи преобразований продолжается. Влияние
Петра на внешнюю политику государства
не стало предметом сис-тематических исследований,
но, согласно общепринятому мнению, император
использовал большую часть своего времени
и энергии именно на то, чтобы из-менить
отношения России и окружающего мира;
кроме того, многие историки документально,
на основе внешнеполитических материалов
подтвердили ак-тивную и ведущую роль
Петра в этой области государственной
деятельности.