Без сомнения, различного рода
слухи о ракетах на Кубе и ведущихся там
строительных работах доходили до американцев,
но у них не имелось ясных доказательств.
Только 10 октября они смогли возобновить
фоторазведку, и полученные данные их
крайне обеспокоили. Они увидели автомобильные
дороги там, где десять дней назад темнели
джунгли. Кеннеди приказал расширить фоторазведку,
но на Кубу обрушился еще один тайфун,
и новые снимки удалось сделать только
14 октября. Американские самолеты снимали
не только с большой высоты, но и с малой
– со 130 метров. Тысячи полученных снимков
ясно свидетельствовали, что речь идет
уже не о зенитных ракетах, а о ракетах
«земля-земля», способных нести ядерное
оружие. Новые снимки, полученные 17 октября,
позволили увидеть несколько новых пусковых
площадок, на которых расположились 16
или 32 ракеты, дальность полета которых,
по заключению экспертов и данным разведки,
составляла более тысячи миль.
16 октября Кеннеди создал
особый военно-политический штаб
– Исполнительный комитет Совета национальной
безопасности, все члены которого уже
не сомневались в грозящей Америке опасности
и требовали ответных действий. Правда,
они еще расходились во мнениях о характере
и масштабах этих действий.
Образовалось две группировки
в правительстве, выражающие два возможных
подхода к решению этой проблемы. Одна
группа, включавшая в себя большинство
советников Кеннеди и военных, настаивала
на массированной бомбардировке всех
пусковых установок, на которых уже проводился
монтаж ракет, доставленных ранее,
и усиленно к этому готовилась.
Войска и авиация стягивались
в районы, максимально приближенные к
Кубе. Признавалось, что такая атака почти
наверняка потребует последующего наземного
вторжения, в результате которого потери
США составят порядка 25 тыс. человек плюс
соответствующее число убитых и раненых
кубинцев. Далее предполагалось, что в
то время как американское военное преимущество
в Западном полушарии обеспечит успех
воздушных налетов и наземного вторжения,
Советский Союз, скорее всего, ответит
военными действиями против флангов или
даже Центральной зоны НАТО.
Те, кто выступал против воздушного
нападения, рекомендовали ввести карантин,
предназначенный для предотвращения советских
поставок Кубе до тех пор, пока ракеты
не будут убраны.
Президент США отклонил предложение
о немедленной военной атаке, приказав,
однако, начать блокаду, и 24 октября карантин
был введен. Советский Союз продолжал
утверждать, что на Кубе нет никаких ракет;
полученные же военной разведкой и ЦРУ
фотоснимки были убедительным доказательством
для американских военных, но не для мирового
общественного мнения, которое не исключало
возможности фальсификации.
В Карибском регионе развернулась
армада из 180 военных кораблей. Американские
войска во всем мире приводились в состояние
повышенной готовности. Атомные подводные
лодки с ракетами «Поларис» изменили свои
курсы в соответствии с полученными секретными
приказами. Бомбардировщики стратегической
авиации на всех базах получили приказ
подняться в воздух с полной ядерной нагрузкой,
и как только один из них приземлялся для
заправки и отдыха, другой поднимался
в воздух. Во Флориде были развернуты шесть
дивизий, дополнительные войска перебрасывались
на военную базу в Гуантанамо. Военное
министерство США готовило бомбардировку
и оккупацию Кубы, что требовало, по их
подсчетам, 250 тысяч солдат, 90 тысяч бойцов
морской пехоты и более ста десантных
судов. Кеннеди получил сообщение о появлении
в Карибском море советских подводных
лодок, что являлось серьезной угрозой
для американских авианосцев.
22 октября президент США
Д. Кеннеди выступил по телевидению.
Он объявил о блокаде Кубы
и некоторых других принятых
мерах, а также о причинах, которыми
были вызваны действия США. «Это
лишь первый шаг, – сказал он, – Пентагон
получил приказ к проведению дальнейших
военных мер» [3, с. 102]. Речь Кеннеди, продолжавшаяся
около 20 минут, повергла не только США,
но все западные страны в состояние нервного
ожидания.
Конечно, Хрущев немедленно
узнал о выступлении Кеннеди, разведка
докладывала ему обо всех военных приготовлениях
США. Хотя в Кремле, как и в Белом Доме,
шли непрерывные совещания политиков
и военных, советские средства информации
ничего не сообщили 23 октября о выступлении
Кеннеди и о блокаде Кубы.
Все работы по установке ракет
на Кубе проводились круглосуточно, но
для окончания этих работ и приведения
ракет в боевую готовность требовалось
еще несколько дней. Хрущев хотел иметь
на Кубе мощную ракетную базу, но он не
хотел войны, опасность которой все возрастала.
Для него важнее всего было в эти дни понять
- являются ли действия США блефом, или
же американцы действительно готовятся
нанести мощный удар по Кубе и советским
ракетным установкам.
24 октября Советское правительство
заявило решительный протест
против блокады Кубы и других
военных мероприятий США. СССР
просил немедленно созвать Совет
Безопасности ООН. Министр обороны
СССР приказал привести Вооруженные
Силы страны в состояние повышенной
боевой готовности, отменить отпуска
и задержать демобилизацию старших
возрастов. Советский Союз продолжал
отрицать наличие на Кубе наступательного
оружия, заявляя, что там находится
только оружие, необходимое для
самообороны, и что «с требованием
об удалении этой техники не
может согласиться ни одно
государство, дорожащее своей независимостью».
На срочно созванном заседании
Совета Безопасности советский
представитель В. Зорин решительно
отрицал наличие на Кубе ракет
с ядерным оружием. Как можно
было прочесть в советских
газетах, В. Зорин «разоблачил извлеченные
из кучи всякого хлама сотрудниками государственного
департамента США утверждения о так называемом
установлении советских ракетных баз
на Кубе» [5, с. 45].
В это время на пути к Кубе находилось
более 20 советских кораблей, и первые из
них приближались к линии блокады, Фидель
Кастро объявил о проведении всеобщей
мобилизации. Хрущев вел себя внешне
спокойно, понимая, что за океаном внимательно
следят за каждым его шагом, и вечером
23 октября посетил Большой театр.
Президент США направил Хрущеву
письмо с призывом соблюдать правила блокады.
Кеннеди писал, что США не намерены открывать
огонь по советским кораблям. Он выражал
желание, «чтобы оба мы держались осмотрительно
и не допускали, чтобы события осложнили
положение и еще более затруднили контроль
над ним». Это послание не было опубликовано
в СССР, как и призыв генерального секретаря
ООН У Тана приостановить перевозку оружия
на Кубу. Аналогичный призыв исходил и
от 89-летнего английского философа Бертрана
Рассела.
Утром 24 октября два советских
судна приблизились к линии блокады в
500 милях от Кубы, под прикрытием подводной
лодки. Навстречу шел авианосец «Эссекс»
с противолодочными вертолетами на борту.
Р. Макнамара отдал приказ – в случае
необходимости атаковать советскую подводную
лодку глубинными бомбами со слабыми зарядами,
чтобы заставить ее всплыть на поверхность.
Но Хрущев не хотел рисковать и приказал
советским судам остановиться на линии
блокады, предложив американскому президенту
срочную встречу.
В своем первом послании к Кеннеди
Хрущев придерживался угрожающего тона.
Он называл действия США «чистейшим бандитизмом»,
«безумием выродившегося империализма»
и заявлял, что СССР не будет считаться
с блокадой и сумеет защитить свои права.
Кеннеди ответил, что он готов встретиться
с Хрущевым, но только после устранения
с Кубы советских ракет.
Воздушная разведка и анализ
данных, полученных от агентуры в СССР,
показывали, что эти ракеты будут готовы
к действию не раньше чем через несколько
дней. Над Кубой дважды в день пролетали
эскадрильи из восьми низко летящих американских
самолетов. Другие самолеты непрерывно
следили за советскими подводными лодками.
Советские корабли, приближаясь к линии
блокады, останавливались в океане, однако,
некоторые из них получили приказ лечь
на обратный курс. Монтаж ракетных установок
и бомбардировщиков продолжался. На Кубу
вылетел А.И. Микоян, чтобы наблюдать за
ситуацией с близкого расстояния и увязывать
действия Советского правительства с
действиями Кубы. Хрущев опасался, что
Кастро может предпринять какой-либо неосмотрительный
и опасный шаг.
Напряжение нарастало. Один
из американских самолетов У-2 был сбит,
и летчик погиб. Узнав о гибели американского
летчика, Кеннеди приказал увеличить в
несколько раз число самолетов, патрулировавших
острова. 26 октября был отдан приказ о
подготовке к вторжению на Кубу. Вечером
того же дня Кеннеди получил от Хрущева
новое письмо, составленное в иных выражениях,
- оно не появилось в советских газетах.
Роберт Макнамара писал, что это было самое
необычное дипломатическое послание,
какое он когда-либо видел. Письмо было
продиктовано лично Хрущевым и даже не
отредактировано, текст был, совершенно
очевидно, составлен человеком, находившимся
в состоянии сильного эмоционального
напряжения. Советский премьер убедился,
что действия США не являются блефом, и
что мир оказался на краю пропасти. Теперь
он просил Кеннеди проявить сдержанность,
ибо «если разразится война, то остановить
ее будет не в нашей власти. Я сам участвовал
в двух войнах и знаю, что война кончается
только после того, как прокатится по всем
городам и селам, сея повсюду смерть и
разрушение».
Хрущев не отрицал теперь, что
на Кубе имеются советские ракеты. Он писал,
что раз все оружие уже доставлено, то
американская блокада не имеет смысла,
ракеты находятся под контролем советских
офицеров и не будут использованы для
нападения на США. Хрущев предлагал Кеннеди
снять блокаду и дать обязательство не
вторгаться на Кубу. В этом случае СССР
заберет и уничтожит доставленное на Кубу
ракетное оружие.
В своем послании Хрущев предлагал
Штатам компромисс. Правда уже на следующее
утро, еще не получив ответа на отправленное
письмо, Хрущев направил новое послание
к Кеннеди, в котором требовал, чтобы американцы
убрали свои ракеты с турецкой территории.
Он предлагал провести в течение 2-3 недель
переговоры с США по всему комплексу возникших
проблем. Это не устраивало Кеннеди, и
он ответил только на полученное вечером
26 октября письмо, оставив без внимания
следующее. Кеннеди заявил о готовности
США снять блокаду с Кубы, и о том, что США
не будут нападать на Кубу, если Советский
Союз уберет с территории этой страны
наступательное оружие. Одновременно,
используя конфиденциальные каналы, Кеннеди
заверил Хрущева, что США уберут свои ракеты
из Турции, но позднее, после ликвидации
кризисной ситуации. В любом случае, Кеннеди
требовал немедленного прекращения всех
работ по установке ракет на Кубе и удаления
под наблюдением ООН всего наступательного
оружия с острова. В конфиденциальном
порядке Кеннеди давал понять Хрущеву,
что даже при желании президент США не
в состоянии слишком долго сдерживать
более жесткую реакцию американских властей
на действия СССР. Послание Кеннеди от
27 октября было опубликовано в советской
печати, что являлось, в сущности, официальным
признанием присутствия советских ракет
на Кубе. Не без внутреннего сопротивления
и, возможно, не без борьбы внутри руководства,
Хрущев принял предложение Кеннеди. У
него оставалось мало времени и скудный
выбор: или военные действия, или уступка.
Советский лидер решил уступить.
В письме от 28 октября Хрущев заявлял:
«Я отношусь с пониманием к вашей тревоге
и тревоге народов США в связи с тем, что
оружие, которое вы называете наступательным,
действительно является грозным оружием.
И Вы, и мы понимаем, что это за оружие».
Хрущев писал далее, что коль
скоро США заявляют, что не совершат нападения
на Кубу, то и мотивы, побудившие СССР поставить
Кубе новое оружие, отпадают: налицо все
необходимое для ликвидации конфликта.
Поэтому Советское правительство отдает
распоряжение о демонтаже, упаковке, и
возвращении в СССР всего этого оружия.
Впоследствии, чтобы не оставлять никаких
сомнений в своем миролюбии, Хрущев даже
разрешил американским экспертам осмотреть
советские корабли и пересчитать увозимые
в трюмах ракеты. Это был решающий шаг
в ликвидации Карибского кризиса, после
этого все могли, наконец, вздохнуть спокойно,
т.к. стало ясно, что войны все-таки не будет.
Единственной недовольной стороной
осталась Куба. Поиск решения и обмен посланиями
между Кеннеди и Хрущевым происходил без
учета интересов Фиделя Кастро. Более
того, даже информацию о происходивших
событиях он получал через Микояна. Кастро
не считал заверения американского президента
достаточной гарантией неприкосновенности
для Кубы, он также требовал прекращения
полетов разведывательных самолетов США,
прекращения торгового эмбарго и ликвидации
на территории Кубы военно-морской базы
США. Микояну пришлось потратить много
усилий, чтобы убедить Кастро не создавать
дополнительных препятствий к удалению
советских ракет.
Бесполезно рассуждать о том,
что Хрущев проиграл этот раунд с Кеннеди,
что удаление ракет явилось унижением
для СССР и т.д. и т.п. Лишь очень немногие
журналисты осмелились тогда писать о
«капитуляции» Советского Союза. Сам Кеннеди
вовсе не был настроен праздновать победу.
За возникновение кризиса ответственность
разделяли и советские, и американские
руководители, но и Хрущев, и Кеннеди проявили
в решающие часы разумную сдержанность,
сохранив контроль над ходом событий и
не позволив конфликту перерасти в разрушительную
войну. В Вашингтоне имелось немало влиятельных
государственных деятелей, которые с самого
начала настаивали на действиях, ведущих
только к войне. Можно предполагать, что
и в окружении Хрущева не все были согласны
с его решением – удалить ракеты с Кубы.
И если престиж Кеннеди после Карибского
кризиса заметно поднялся, то надо сказать,
что поднялся и международный престиж
Хрущева, который сумел вовремя остановиться
и уступить.
Заключение
Компромисс был достигнут усилиями
обеих сторон. Но не следует забывать и
о том, что согласие СССР демонтировать
и увезти ракеты и бомбардировщики с Кубы
стало известно в Вашингтоне менее чем
за сутки до назначенной правительством
США атаки. Эта операция вместе с советскими
ракетами, офицерами и специалистами уничтожила
бы и кубинское государство, а стало быть,
привела и к ответным мерам со стороны
СССР.
Изменения в мировой политике
за последнее десятилетие во многом прояснили
значение Карибского кризиса и его основные
результаты.
Самым главным последствием
успешного разрешения Карибского кризиса
представляется осознание сверхдержавами
своей уязвимости и зависимости друг от
друга. Стало ясно, что угрозой третьей
мировой войны играть нельзя. Урок был
усвоен: правительства обеих стран никогда
больше не допускали в своих отношениях
таких опасных кризисных ситуаций. И надо
заметить, что именно после конца Карибского
кризиса отношения между странами-участницами
перешли не несколько новый уровень: от
категорического неприятия к попытке
сотрудничества. Примером этого может
служить Договор о запрещении ядерных
испытаний.