Картофельные бунты в Удмуртии

                                           Оглавление.

Введение…………………………………………………………………….3

Глава I………………………………………………………………………..4

Глава II………………………………………………………………………5

Заключение……………………………………………………………….10

Список литературы………………………………………………………11

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                           Введение. 
Отечественная история XIX в. не знает крупных социальных взрывов, подобных, например, восстаниям и крестьянским войнам предыдущих столетий. Но и тишины тоже не было. Самыми известными проявлениями недовольства являются так называемые холерные и картофельные бунты. Одной из наиболее распространенных причин этих волнений зачастую называют невежество народа. В частности традиционно отмечаются многочисленные случаи массовых отравлений из-за употребления неправильных частей побегов картофеля. Может, так дела и обстояли в отдельных случаях, однако на территории Вотской губернии, в 1830-1840 гг. «картофельные бунты» имели место, и причины их видятся иные. Сельское население Удмуртии дореформенной эпохи практически не знало классического крепостного права, лишь менее 3 % его являлись помещичьими крестьянами. Самой многочисленной категорией крестьянства Удмуртии первой половины XIX в. были государственные, или казенные крестьяне.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   

 

     Глава I. Крестьянство  Вятской Губернии на пороге картофельных бунтов.

Государственные крестьяне в социально-экономическом и правовом отношении являлись наиболее свободной группой предреформенного российского крестьянства, однако и они оставались феодально-зависимыми.1Для современников это были «свободные сельские обыватели», сидевшие на государственной земле и отбывавшие государству или арендаторам казенных имений оброчные и барщинные повинности. По замечанию Н. М. Дружинина, это было особое сословие феодальных держателей государственной земли, обязанных уплачивать казне докапиталистическую ренту. Именно казенные крестьяне составляли массовую социальную опору государственной власти и являлись основными плательщиками казны. Наличие огромного массива свободного от частновладельческой зависимости крестьянства обеспечивало государству возможность контроля над всеми сферами общественной жизни. Второй по численности, со значительным отставанием, являлась категория удельных крестьян. Она возникла в ходе преобразования дворцовой деревни в конце XVIII в. Согласно устоявшемуся мнению и современников, и исследователей удельные крестьяне были общей и неотчуждаемой собственностью членов царской семьи, являясь, таким образом, одной из категорий частновладельческих, однако они не были вещной собственностью, как это зачастую случалось с помещичьими крестьянами и дворцовыми. Следует согласиться с устоявшимся мнением, что по своему положению данная крестьянская категория занимала промежуточное положение между крепостными и государственными крестьянами. Предреформенная политика российской власти по отношению к крестьянству характеризуется исследователями как патерналистская или попечительская. Наряду с сугубо фискальными целями традиции патернализма - это явный крен в сторону отживающих свой век крепостнических отношений государства с казенной и удельной деревней, весьма напоминающих отношения помещиков с принадлежащими им крестьянами, когда всевластный pater familias обязан заботитьсяо благе своих домочадцев-подданных. Мероприятия правительства играли важнейшую роль во внедрении картофеля в крестьянское хозяйство Удмуртии. Правда, они носили, как это часто бывало и бывает в нашей истории, командно-административный характер.

 

         Глава II. Картофельные бунты в Вятской Губернии

10 марта 1834 г. Департамент  уделов разослал предписание посеять картофель на казенных запашках как средство предотвращения голода в результате возможного неурожая зерновых. Семена картофеля зачастую доставать должны были сами крестьяне. В начале мая крестьяне деревни Дулесово отказались исполнять указание головы приказа о посадке картофеля. На сходке, собранной управляющим мостовинским отделением Вятской удельной конторы Сергиевским, они заявили, что «на их земле,якобы неудобной, не будет родиться картофель, что посев оного для них обременителен». Население приказа разделилось: крестьяне Докшанского и Паздеринского участков выделили часть своей общественной запашки и вспахали ее, а Лагуновский,Дулесовский и частично Нечкинский участки поддержали крестьян д. Дулесово. Сергиевский доложил о волнениях управляющему удельной конторой и потребовал у Сарапульского земского суда «принятия надлежащих полицейских мер к приведению непокорных к полному повиновению начальства».Среди крестьян ходили упорные слухи о том, что посеявших картофель на общественном участке запишут «под барина Пе ровского»; в частности их распространял мещанин Егор Вечтомов на рынке с. Каракулинского.Принятых земской полицией мер оказалось недостаточно,и 30 мая управляющий Вятской удельной конторой Найденов обратился к оренбургскому генерал-губернатору с просьбой откомандировать 600 башкир для усмирения крестьян. После проведенной военной операции по указанию Николая I от 24 июня при Сарапульском уезде была учреждена военно-судная комиссия. И здесь выяснились некоторые непосредственные причины «картофельного бунта».Следует отметить, что картофель для удельных крестьян Нечкинского приказа уже был знаком, многие его сажали в своих огородах. Сопротивление возникло именно в результате указа о его посадке на общественных запашках. Арестованные крестьяне дали следующие показания: 47 человек сказали, что «им не было дано семян для посева», 10 человек - что они «находились в отлучках и приказаний о посеве картофеля не слыхали», 5 человек - что они «сеяли картофель при своих домах, но потом по приказанию сельских начальников опять вырывали оный из земли», 2 человека - что они «сами не сеяли, а по приказанию вахтера д. Поповки пололи траву», 11 человек - что «картофель сеяли без всякого ослушания, а за недостатком семян остальную землю засеяли овсом», 17 человек - что они «не сеяли картофель по невнятности предписания, которое им было объявлено, и что за освобождение от сей повинности требованы были от них деньги удельным депутатом и сельскими начальниками». Управляющий Вятской удельной конторы, обвиняя главу мостовинского отделения в неправильном предании многих крестьян военному суду, 19 августа распорядился освободить из тюрьмы 46 человек, 27 августа - 12 человек; затем военно-судная комиссия, рассмотрев дела, освободила еще 17 человек. В сентябре Департамент уделов командировал особого чиновника, поручив ему произвести следствие «как об ослушании крестьян, так и действиях местного начальства, предшествовавших им и сопровождавших сказанное происшествие». Выяснилось, например, что некоторые сельские начальники в связи с  распоряжением о посадке картофеля на общественной запашке запретили крестьянам сажать его в огородах, грозя 25-рублевым штрафом, а в одной деревне смотритель общественной запашки вместе с десятником «ходя по селению, сами выдергивали посаженный картофель, вполне уверенные, что этим исполняют волю начальства». Приговор комиссии военного суда был следующим: троих крестьян «как главных виновников возмущения и обличенных в покушении на жизнь головы» наказать шпицрутенами и от дать в крепостные арестанты; 18 виновных «в распространении неблагоприятных слухов» и одного, «обличаемого в произношении заочно угроз против удельных чиновников», наказать плетьми; одного, «самовольно давшего крестьянам приказание не садить картофеля», наказать батогами; 31 «показанных виновными в возмущении без доказательств, из коих многие хо рошего поведения, а другие сверх того оправдываются обстоятельствами, и одного, преданного суду за сопротивление при взятии под стражу, но в том необличенного, от суда и следствия освободить». Затраты государства на подавление выступления и проведение следствия по нему подлежали компенсации за счет волновавшихся сельских обществ. Данный приговор был рассмотрен губернатором, а затем и министром внутренних дел и Комитетом министров. По предложению губернатора приговоренных к наказанию шпицрутенами предлагалось прогнать через 500 человек 4 раза, а присужденным к наказанию плетьми и батогами дать по 40 ударов. Министр внутренних дел предложил смягчить наказание: присужденных к шпицрутенам прогнать через 500 человек по одному  разу, а вместо 40 подвергнуть 20 ударами плетьми или батогами. По положению Комитета министров, высочайше утвержденному 5 февраля 1835 г., двое крестьян были прогнаны через 500 человек по одному разу и сосланы в крепостные арестанты, 18 человек наказаны плетьми и двое - батогами по 20 ударов". Возникшие в ходе расследования дела о злоупотреблениях представителей сельской власти, бравших взятки за освобождение от военной экзекуции и не занесение в список бунтующих,  разбиралось в уездном суде и Уголовной палате, их наказание было много мягче приговоров военного суда. К этому же ряду был причислен и Егор Вечтомов, которому уголовная палата присудила 20 ударов плетьми. Однако с таким решением не согласился губернатор, заметивший, что крестьяне «преданы суду военному, тогда как они, подстрекаемые, с одной стороны, такими нелепыми толками людей неблагонамеренных, подобно Вечтомову, а с другой - довольно худым распоряжением местного своего начальства, разными законопротивными его действиями, невольно доведены были до ослушания противу начальства». В результате приговор палаты был отменен Сенатом, и Вечтомов отдан военному суду, который приговорил его к наказанию через 200 человек 2 раза шпицрутенами и ссылке в крепостные  работы. 12 января 1835 г. первый пункт приговора был исполнен, но в связи с тем, что Сарапульское общество согласилось оставить Вечтомова «в жительстве», второй пункт по разрешению губернатора был отменен. В целом можно отметить, что в своих действиях удельные крестьяне опирались на мнение «мира», зачастую принимали  решения и формулировали требования на общинных сходах. Выборные же органы в этих случаях занимали неоднозначную позицию: иногда они оставались с крестьянами, в других случаях поддерживали действия официальных властей, а иногда и старались получить собственную материальную выгоду от происходящих событий. Власти, спровоцировав волнения и упустив их развитие в зародыше, в дальнейшем вынуждены были прибегать к репрессивным мерам. Подобно удельным воспринимали ведомственные преобразования и государственные крестьяне. Эпохальные реформы ведомства государственных имуществ под эгидой П. Д. Киселева вызвали волнения казенных крестьян и в Удмуртии. 8 августа 1840 г. состоялся Указ о посадке картофеля при волостных и сельских правлениях ведомства государственных имуществ. 28 августа 1840 г. Министерство государственных имуществ разослало на места циркуляр, в котором предписывалось отдавать для посева картофеля специальные участки в тех селениях, где была введена общественная запашка, а там, где ее не было, — отводить в каждой волости по одной десятине.

Еще осенью 1840 г., когда начали отводить участки земли для посадки картофеля при волостных правлениях и сельских обществах, появились первые признаки недовольства и сопротивления крестьян. Глазовский исправник при отводе земли получил отпор со стороны крестьян, и участки были отведены помимо воли и участия в этом деле крестьян. Посеянный в 1841 г. картофель не уродился. Неурожай охватил и зерновые культуры. Тем временем Министерство государственных имуществ издало еще один циркуляр, в котором предписывалось разводить картофель не только при волостных правлениях, но и при каждом сельском обществе по одной десятине. Если ранее пытались как-то убедить крестьян, то в 1842 г. упор был сделан на принудительных мерах. В итоге в четырех уездах Вятской губернии, в том числе и Глазовском, разразились «картофельные бунты». 
12 мая 1842 г. движение началось в Осиновской волости Нолинского уезда. Именно в Нолинском уезде появились и кровавые жертвы, которых не было в других уездах. В Глазовском уезде волнения происходили в семи сельских обществах Тишинской, Елганской, Комаровской и Рябининской волостей. Движение началось в связи с распространившимися из Нолинского и Слободского уездов слухами, «будто бы... если в течение двух дней не разломана будет около посеянного картофеля... изгорода, то заключится контракт и казенные крестьяне будут барские или удельные». В частности в Тишинской волости был задержан крестьянин д. Кавердинской Талоклю-чинской волости Нолинского уезда Василий Котомцев. Пролог волнений можно представить по следующей схеме: после  распространения слухов крестьяне собирали тайные сходки для их обсуждения, где намечали время выхода на картофельные участки. Обычно организаторами выступали деревенские десятники. Помимо отказа сажать картофель высказывались желания, «чтобы управление над ними было по-старому». В большинстве общин для успокоения крестьян оказалось достаточно «увещаний» непременного заседателя земского суда Ергина, окружного начальника Шрейдера, уездного стряпчего Домрачева, асессора Вятской палаты государственных имуществ Тлущиковского и местных священников. 9 июня крестьяне Ветошкинского общества Тишинской волости сломали изгороди и выбросили картофель, а уже 12-го асессор Тлущиковский доносил, что большинство тех же ветошкин-цев согласны дать «подписку в покорности». То же повторилось в Дворищеском обществе. Небольшая часть крестьян, заперев дома, удалилась в леса. Но скоро и они подчинились. Несколько дней спустя после успокоения тишинцев повторилось то же самое в Поломском обществе Елганской волости. Здесь одного упоминания о «нолинских мерах» оказалось достаточно, чтобы «уничтожить дух неповиновения и водворить дух кротости и покорности». Одновременно с поломцами заволновались Пис-леговское и Ключевское общества Елганской волости и Забула-евское общество Рябининской волости. В последнем обществе «увещания и кроткие меры» не помогали; пришлось ждать воинской команды. 19 июня команда прибыла в Рябининскую волость. «Бунтовщики» стояли в сборе и ожидали. К ним обратились с «увещанием» покориться посеву картофеля. Тогда «повинуясь и убедившись в пользе мер правительства к разведению сего овоща», крестьяне пали на колени и просили прощения. «Употребивши над некоторыми исправительные меры» , крестьян отпустили по домам. На следующий день картофель был посажен. После проведения церковной службы власти отобрали подписки в покорности. 18 июня незначительные волнения прошли в Барашковском обществе Комаровской волости, где «по малому количеству собравшихся людей  и по недопущению к сломанию изгороди сельскими начальниками все расходились в свои жительства» . Интересны показания крестьян в ходе следствия. Например, государственный крестьянин пос. Калининского Ветошкинско-го общества Василий Кулябин начало волнений и свои переживания описывает следующим образом: «7 числа минувшего июня месяца... однодворец мой Артемей Тимофеев Кулябин ездил на базар в с. Елганское и, возвратясь того же числа поздно вечером, в следующий затем понедельник начал с сыном своим Трофимом ходить по селениям и разглашать мужикам, что он слышал, что будто бы государственных крестьян хотят отдать барину или подвести под удел... Эту весть, приняв я для себя невыгодной, начал думать о совете с обществом, и ежели случилось встречаться с кем другим, то рассказывал ее им... она быстро перешла в соседственные со мной селения». Федор Никулин, крестьянин д. Плетеневской Пислеговского общества, объясняя причины своего «успокоения», говорит: «Однако же когда при г. Тлущиковском дошли до меня верные слухи, что за подобные действия в Нолинском уезде строго наказывают крестьян, то потому, раскаявшись в своем заблуждении, поняв через чиновников, что вести о барине есть ложные, я согласился на покорность, в коей и буду находиться всегда».  Явно пример соседних уездов имел не последнее значение как для начала волнений, так и их прекращения в Глазовском уезде. Из более чем тысячи бунтовавших крестьян Глазовского уезда 21 был наказан двухнедельным заключением, 20-ю ударами палками или 15-ю розог и денежными возмещениями пострадавшим сельским начальникам. В основном были наказаны крестьяне, причинившие побои сельскому и волостному начальству. Остальные отделались внушением, «что освобождаются они ныне от наказания единственно из уважения к их легкомыслию и невежеству». Как обычно, понесенные в ходе подавления выступлений расходы были списаны на счет самих крестьян. «Картофельные бунты» государственных крестьян Удмуртии и в целом по России тем не менее принесли положительный для крестьян результат: 30 ноября 1843 г. принудительные общественные посевы картофеля были отменены. Однако выступления были направлены в целом против реформ П. Д. Киселева, менявших привычные формы взаимоотношений крестьянства и власти и уже из-за этого казавшихся опасными. Увеличение общих платежей и повинностей угрожало, по мнению крестьян, их выживанию. Можно согласиться с мнением С.В. Токарева как представителя традиционной советской исторической науки, использовавшей наследие дореволюционных либеральных историков, который считал, что когда правительство начало насаждать самыми грубыми, нередко военными мерами посевы картофеля, у крестьян возникло невольное опасение или даже страх, что их передают уделам. Это опасение было основано на сходстве мер, осуществляемых Министерством государственных имуществ среди казенных крестьян, с порядками, существовавшими в удельных имениях . Государственным крестьянам, как и удельным, стали воспрещать свободное передвижение. Насаждавшиеся волостные и сельские уровни власти напоминали государственным крестьянам таковые же в удельных имениях; особенно это бросилось в глаза, когда волостного голову и других волостных и сельских начальников ведомство государственных имуществ обрядило в «форменные кафтаны с позументами». Если ко всему этому добавить, что ранее государственных крестьян могли перечислять в удельные имения, то выходило, что опасения крестьян насчет передачи их в удельное ведомство имели реальную почву. 2Положение государственных крестьян было лучше положения крестьян удельных, а тем более крепостных, и они не могли добровольно согласиться с изменением своего статуса. Однако насильственные меры, последовавшие в ходе реализации этого постановления, привели к масштабным крестьянским волнениям, поэтому они вскоре были отменены. Упор отныне делался на пропаганду и премирование «за разведение сего овоща преимущественно на полях и за обращение оного в корм скоту».

 

 

 

 

 

 

                                           Заключение.

 В результате в 1861 г. «посевом картофеля занимаются  поселяне в более обширных  размерах, вполне осознав материальные выгоды, доставляемые им этим полезным растением». По замечанию председателя Вятской палаты государственных имуществ Г. Круковского, относительно широко посевами картофеля занимались русские крестьяне Нолинского, Слободского, Орловского, Котельнического и Вятского уездов, испытывавшие недостаток земли. Напротив, крестьяне Глазовского, Сарапульского, Малмыжского и Елабужского уездов и особенно удмурты, имевшие больше земли, позволявшей обеспечить себя хлебом, и не имевшие значительных возможностей для его продажи, сажали картофель в основном в огородах.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список литературы

1. Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. М.; Л., 1964. Т. 1.
2. Пундани В. В.Государственная деревня Урала и Западной Сибири во второй половине XVIII - первой половине XIX вв. Курган, 1999.
3. Данилова Л. В. Крестьянство и государство в дореформенной России // Крестьяне и власть : матер, конф. М.; Тамбов, 1996.
4. Котов П. П. Удельные крестьяне Севера, 1797-1863 гг. Сыктывкар, 1991.

1 Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. М.; Л., 1964. Т. 1. (С. 23-34)

2 Данилова Л. В. Крестьянство и государство в дореформенной России // Крестьяне и власть : матер, конф. М.; Тамбов, 1996. (С. 28)