К вопросу о причинах возвышения Москвы

Горский Антон Анатольевич 
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН

Вопрос о том, почему именно Москва стала в период монголо-татарского владычества центром объединения русских земель в единое государство, издавна привлекал внимание исследователей. В качестве факторов, способствовавших возвышению Москвы, назывались выгодное географическое положение , поддержка московских князей Ордой , перенесение в Москву резиденции митрополита, формирование в Москве особенно сильного военно-служилого войска (двора) и активная колонизационная политика московских монастырей .

Мнение об особой выгодности географического положения Москвы подверг критике А.А. Зимин, обоснованно указавший, что для утверждений о наличии в пределах Московского княжества выгодных торговых путей и богатых природных ресурсов нет оснований . Действительно, можно говорить лишь об относительно большей безопасности жителей Московского княжества и предполагать приток на его территорию во второй половине XIII в. населения из центральных областей Владимиро-Суздальской земли, сильнее всего страдавших от татарских походов; но это было характерно не только для Московского, но и для других окраинных (западных, северных и восточных) княжеств Северо-Восточной Руси -Тверского, Ростовского, Ярославского, Костромского, Городецкого. Поддержка Ордой претензий московских князей на первенство в Северо-Восточной Руси не прослеживается до 1317 г., и до конца XIV в. она была далеко не постоянной. Местом пребывания митрополита Москва стала только со второй четверти XIV в. Колонизационная деятельность московских монастырей отмечается лишь с конца этого столетия. Усиление войска московских князей за счет активного перехода к ним на службу князей, бояр и служилых людей более низкого ранга из различных княжеств Северо-Восточной Руси и других русских земель наблюдается с 30-х гг. XIV в. Между тем начальный этап усиления Московского княжества приходится на эпоху, когда ни один из перечисленных факторов еще не действовал: уже во второй половине 90-х гг. XIII в. московский князь Даниил Александрович начал борьбу за великое княжение владимирское (обладатель которого считался верховным правителем всей Северной Руси, включая Новгород Великий) в первой четверти XIV в. Московское княжество является уже одним из двух (наряду с Тверским) сильнейших на Северо-Востоке. Между тем политическая ситуация, сложившаяся на рубеже XIII-XIV вв., мягко говоря, не способствовала выдвижению Москвы на первые роли.

С 1294 г. (по смерти своего старшего брата великого князя владимирского Дмитрия) Даниил Александрович возглавлял княжескую коалицию, в которую кроме него входили тверской князь Михаил Ярославич и переяславский князь Иван Дмитриевич. Им противостояла группировка во главе со средним сыном Александра Невского - Андреем Александровичем, великим князем владимирским (с 1294 г.) и князем городецким. При этом в отличие от Андрея и его союзников, являвшихся вассалами сарайского хана, Даниил, Михаил и Иван ориентировались на Ногая - фактически самостоятельного правителя западной части Золотой Орды (между Нижним Дунаем и Днепром). Ведущая роль Даниила в коалиции была, однако, связана не столько с силой Московского княжества, сколько с тем, что среди входивших в нее князей он был "старейшим".

В 1299-1300 гг. Ногай потерпел поражение от сарайского хана Тохты и погиб. Орда вновь стала единым государством, и это сразу же сказалось на соотношении сил в Северо-Восточной Руси. После княжеского съезда в Дмитрове летом 1300 г. Михаил Тверской стал союзником великого князя Андрея. В 1302 г. умер (не оставив потомства) Иван Переяславский, а в следующем году - Даниил Московский. Если Даниил по принципу родового старейшинства был первым претендентом на великокняжеский стол в случае смерти Андрея, то новый московский князь Юрий Данилович правами на великое княжение по этому принципу не обладал: он был младше не только Михаила Тверского, своего двоюродного дяди, но и сына Андрея Александровича Михаила, своего двоюродного брата. А по отчинному принципу даже в перспективе Юрий Данилович не имел оснований претендовать на Владимир, так как его отец на великокняжеском столе не сидел. Таким образом, общая политическая ситуация складывалась для московских князей неблагоприятно: они лишились могущественного покровителя в Орде (1300 г.), князей-союзников (1300-1302 гг.), формальных прав на великое княжение (1303 г.). Но, несмотря на все это, деятельность московских князей была на удивление успешной.

Осенью 1300 г., сразу после разрыва союза с тверским князем, Даниил Александрович отправляется походом на Рязанское княжество: "Данило князь московъскыи приходил на Рязань ратью и билися у Переяславля, и Данило одолелъ, много и татаръ избито бысть, и князя рязаньского Костянтина некакою хитростью ялъ и приведъ на Москву". Наступательные действия против князя, пользовавшегося военной поддержкой Орды, на его территории - факт беспрецедентный. В конце 1302 г. Даниил захватил выморочный Пере-яславль, который, согласно существовавшим нормам наследования, должен был отойти в состав великого княжества Владимирского; при этом он изгнал из Переяславля успевших войти туда великокняжеских наместников. Юрий Данилович в 1304 г., по смерти Андрея Александровича, предъявил претензии на великое княжение . Хан Тохта отдал ярлык Михаилу Тверскому, но, несмотря на это, Юрий не прекратил борьбы. Будучи вынужден уступить в конце 1305 г. Переяславль, он до лета 1308 г. оспаривал княжение в Новгороде Великом (которое было частью великокняжеских прерогатив). Около 1309 г. московский князь овладел (по смерти Михаила Андреевича) выморочным Нижегородским (бывшим Городецким) княжеством, наследством Андрея Александровича - своего дяди и главного противника Даниила. Несмотря на активное противодействие великого князя Михаила Ярославича (которого поддерживала Орда), Юрию удалось сохранить контроль над Нижним Новгородом. В 1314 г. он сумел занять стол и в Новгороде Великом. Наконец, в 1317 г. Юрию Даниловичу удалось получить от хана Узбека ярлык на великое княжение владимирское,

Какой же фактор способствовал тому, что в начале XIV в. московские князья усиливают свое влияние, хотя общее развитие политической ситуации должно было, казалось бы, привести к его ослаблению? В это время происходит некоторое увеличение территории Московского княжества: были присоединены Можайск (скорее всего, около 1291 г.)  и , Коломна (вероятно, в результате похода Даниила на Рязань 1300 г.). Однако это расширение привело только к тому, что власть московских князей распространилась на все i течение р. Москвы, и Московское княжество вошло в число княжеств Северо-Восточной. Руси, которые можно считать крупными - наряду с Тверским, Ярославским, Городецко-Нижегородским и великим Владимирским (находившимся вначале под властью городецкого, а затем тверского князя). При этом оно продолжало значительно уступать по размерам своим западным и юго-восточным соседям - Смоленскому и Рязанскому княжествам i (у которых и были отняты соответственно Можайск и Коломна). Наконец, присоединение 1 Коломны произошло уже на фоне ухудшавшейся для Москвы политической ситуации, поэтому его трудно отнести к факторам, способствовавшим усилению Москвы; скорее, это ' одно из следствий данного усиления. Остается предположить, что на рубеже XIII-XIV вв. j произошло заметное увеличение военной силы московских князей за счет прихода к ним на службу значительного числа служилых людей из других княжеств.

В летописных известиях о событиях конца XIII - начала XIV в. московские бояре не упоминаются. По более поздним же источникам выявляются имена лишь семи представителей знати, в отношении которых можно с достаточной степенью уверенности полагать, что они служили московским князьям уже в первой четверти XIV столетия. Это - Протасий (родоначальник Вельяминовых), Федор Бяконт (родоначальник Плещеевых), Нестер Рябец (родоначальник Квашниных), Окатий (родоначальник Валуевых), Мина (родоначальник Софроновских и Проестевых), а также Василий Кочева и Терентий Ртищ (упоминаемые в "Житии Сергия Радонежского" соответственно в качестве воеводы, посланного' Иваном Калитой в начале 30-х гг. в Ростов и радонежского наместника того же времени). О происхождении четырех последних данных нет. Протасий вел свой род от бояр, издревле живших во Владимиро-Суздальской земле. Что касается Федора Бяконта и Нестера Рябца, то они выступают в источниках как выходцы из других земель.

Согласно родословным книгам XVI в., Федор Бяконт пришел на службу в Москву из Чернигова. Наиболее ранний источник, упоминающий этого боярина - первая редакция Жития его сына, митрополита всея Руси Алексея, составленная вскоре после его смерти (1378 г.), по-видимому, между 1379-1382 гг. Этот памятник (известный как рассказ "О Алексеи митрополите") сохранился в составе летописей, восходящих к так называемому общерусскому своду конца XIV - начала XV в. Фрагмент о происхождении Алексея встречается в них в двух вариантах. Один представлен в Московском своде конца XV в. (МС), Владимирском летописце (Вл) и Ермолинской летописи (Ерм): "Сей убо иже въ святых отець нашь Алексеи митрополитъ бе родомъ от славных и нарочитых бояръ черни-говтэскых. Преселшу же ся отцю его именемъ Феодору и с женою своею Мариею и съ всемъ домомъ своимъ въ славный и преименитыи град Москву, ту же и родиша сего освященнаго отрока". Другой вариант читается в Рогожском летописце (Рог) и Симеоновской летописи (Сим): «Сии убо преподобный отець нашь Алексии митрополитъ беаше родомъ боляринъ, славныхъ и нарочитыхъ бояръ (в Сим добавлено - "литовскыхъ" -А .Г.) отъ страны Русскыя, отъ области московьскыя, благородну и благоверну родителю сыну отъ отца нарицаемого Феодора и матери именем Марии» . Какой из этих вариантов первичен?

Рог и Сим имели общий протограф - тверскую редакцию общерусского свода конца XIV - начала XV в.; общий протограф был и у МС-Ерм, а Вл испытал влияние этих летописей . Следовательно, возможны два объяснения расхождения:

1. Первично чтение Рог-Сим, а  чтение "черниговъскых" и указание  на переселение родителей Алексея  в Москву появились в протографе  МС-Ерм под влиянием второй  редакции Жития Алексея, составленной  в 50-х гг. XV в. Пахомием Сербом (о  происхождении Алексея в этой  редакции говорится так: "Случися  судом Божиим на град Черниговъ  частаа варварьская нахождениа, грех ради человечьскых бывающих, тем же и мнози мужи благочестивый  по различнымъ странамъ нужди  ради преселениа творяху, в них  же бяше некто мужь благоверенъ  Федоръ именемъ. съи убо въ  дни благочестивого великаго  князя Ивана Даниловича, тогды  тому великое княжение дръжащу, съи предпомянутыи Федоръ приде  съ женою своею, Марьею именем, и ту пребывающе, родиста сынъ..." ).

2. Первичным является чтение  МС-Вл-Ерм, а в протографе Рог-Сим  произошла замена "черниговъскых" на "отъ страны Русскыя, отъ  области московьскыя" и было  опущено сообщение о выезде  Федора в Москву.

Второе объяснение представляется более вероятным по двум причинам. Во-первых, Пахомиева редакция Жития, в целом не содержащая прямых текстуальных заимствований из рассказа "О Алексеи митрополите", имеет след вторичности по отношению именно к тому варианту последнего, который читается в МС-Вл: в редакции Пахомия говорится, что Федор и Мария родили сына "ту пребывающе"; имеется в виду Москва, хотя ранее она не названа, в отличие от МС-Вл: "Преселшу (...) въ славный и преименитыи град Москву, ту же и родиша..." (в Ерм текст подвергся редактированию: вместо этой фразы сказано коротко - "родися на Москве"). Раз Пахомий Серб исходил из текста "О Алексеи митрополите", читающегося в МС-Ерм-Вл, значит, в 50-х гг. XV в. вариант с чтением "отъ бояр черниговъскых" уже существовал; между тем общий протограф МС-Ерм был создан не ранее 60-х гг. XV в. Во-вторых, эпитет "московский", часто употребляющийся в Рог-Сим, в выписках Н.М. Карамзина из Троицкой летописи (Тр), непосредственно передававшей текст свода конца XIV - начала XV в., за период с начала XIV столетия (когда прекращается использование в Тр ее общего с Лаврентьевской летописью источника) практически не встречается (исключение - упоминание "протопопа московского" среди членов посольства в Константинополь претендента на митрополию Митяя ). При этом есть случаи, когда в Сим это определение стоит там, где в Тр его точно не было: под 6811 г. в Тр - "благослови въ свое место князя Данила", в Сим - "благослови въ свое место князя Данила Московскаго"; под 6812 г. в Тр- "князь Юрии Даниловичь съ братьею своею", в Сим - "князь Юрьи Даниловичь Московскыи съ братьею своею"; под 6813 г. в Тр- "князя Юрья въ Суждале переимали да не изнимали", в Сим - "князя Юрья Московскаго въ Суждале переимали да не изнимали"; под 6878 г. в Тр- "князь великий пославъ на Тферь", в Сим - "князь великий Дмитреи Ивановичь Московский пославъ на Тферь". Очевидно, эпитет "московский" не был характерен для общерусского свода конца XIV - начала XV в. (составленного в московских кругах) и появился только в его тверской редакции. Изменение под пером ее составителя текста о происхождении митрополита вполне понятно: тверича не интересовали черниговские корни Алексея, для него было важно, что митрополит родился в семье московских бояр.

Таким образом, указание на черниговское происхождение отца Алексея, скорее всего, содержалось в первоначальном тексте рассказа "О Алексеи митрополите" и нет оснований подозревать эту версию в недостоверности.

Время приезда Федора Бяконта может быть определено, исходя из даты рождения Алексея. Во всех текстах рассказа "О Алексеи митрополите" утверждается, что родился он уже в Москве, но для определения даты рождения приводятся противоречащие друг другу данные. Сначала говорится, что Алексей родился "въ княжение великое тферьское Михайлове Ярославича при митрополите Максиме, до убиения Акинфова", что указывает на период до весны-лета 1305 г. (поскольку Акинф погиб в 6814 ультрамартовском году до осени) . Затем приводится свидетельство, что Алексей "старее сыи князя великого Семена 17 лет-ь". Семен Иванович родился 7 сентября 1317 г., что позволяет датировать появление на свет Алексея 1300 годом. Но ниже сказано, что Алексей "въ черньци пострижеся 20-ти летъ, а въ чернечьстве поживе 40-те леть, а въ митрополиты поставленъ бысть 60-те летъ, а пребысть въ митрополитехъ 24 лета, и бысть всехъ дней и житиа его летъ 85" . Исходя из этих данных, годом рождения Алексея следовало бы признать 1292 или начало 1293 г. (так как умер он в начале 1378 г. - 12 февраля). Однако в приведенном расчете лет настораживает преобладание круглых цифр: очевидно, все они приблизительны (в отличие от указания на срок пребывания -Алексея в сане митрополита, продолжительность которого была хорошо известна); следовательно, приблизительным является и общее количество прожитых Алексеем лет. Указание же на 17-летнюю разницу в возрасте Алексея с великим князем Семеном Ивановичем, скорее всего, передает наблюдение, сделанное при жизни этих людей (несомненно, тесно общавшихся друг с другом) и услышанное автором от самого митрополита или от кого-то из близких к нему лиц; иными причинами его появление объяснить трудно. Поэтому 1300 год как дата рождения Алексея и, следовательно, terminus ante quern приезда его отца в Москву выглядит наиболее предпочтительным. С какими событиями может быть связан отъезд Бяконта с Черниговщины?

Во второй половине XIII в. черниговский стол занимали князья сильнейшего в ту пору в Черниговской земле Брянского княжества - Роман Михайлович, затем его сын Олег. Однако после пострижения последнего в монахи брянский и черниговский столы остались вакантными и Брянск перешел под власть смоленских князей. Прямых сведений о причинах этого перехода нет. Но рассмотрение "брянских событий" в контексте русско-ордынских отношений 80-90-х гг. XIII в. позволяет полагать, что во княжение смоленских князей в Брянске произошло при деятельном участии Орды: Роман и Олег были сторонниками Ногая, передача Брянска в руки представителей смоленского княжеского дома (лояльных по отношению к Сараю) являла собой составную часть наступления Тохты на сферу влияния Ногая в русских землях и имела место между 1294 и 1297 гг. Можно полагать, что отъезд черниговского боярина был связан именно с этой "сменой власти" в Черниговской земле, и, следовательно, датируется 1294-1297 гг. Даниил Александрович был в это время главой "проногаевской" группировки князей Северо-Восточной Руси и естественно, что боярин князя-вассала Ногая перешел на службу именно к нему.

В XIV в. московские князья не раз проявляли интерес к Черниговской земле, особенно к Брянску. Очень вероятно, что Юрий Данилович в 1309-1310 гг. (еще не будучи великим князем владимирским) поддерживал князя Святослава Глебовича в его борьбе с племянником Василием Александровичем за брянский стол; еще вероятнее поддержка Иваном Калитой в аналогичной борьбе сына Святослава Глеба в 1339-1340 гг. В 1379 г. группа бояр Черниговской земли перешла на московскую службу (с князем Дмитрием Ольгердовичем) . По-видимому, Федор Бяконт был не единственным представителем чернигово-брянской знати, отъехавшим в Москву в последние годы XIII в., и наличие у московских князей постоянных интересов в центральной и южной части Черниговской земли во многом обусловливалось тем, что часть московских служилых людей имела тесную связь с этим регионом,

Известие о приезде в Москву родоначальника Квашниных сохранилось в двух вариантах. Согласно ранним редакциям родословных книг (40-х гг. XVI в.), Нестер Рябец пришел из Литвы к Ивану Калите . Второй, пространный, вариант содержит легенду о начале рода

Квашниных. Она изложена (в виде нескольких вставок в погодные статьи) в так называемом летописном своде 1539 г. (дошедшем в списке Дубровского Новгородской IV летописи), в составлении которого принимали участие представители этого рода. События здесь описаны следующим образом.

В 6840 (1332) г. киевский вельможа Родион Нестерович с сыном Иваном и двором численностью в 1700 человек пришел на службу к Ивану Калите. Великий князь дал ему "в вотчину" половину Волока Дамского. Через год Родион привел к великому князю новгородского посадника Микулу. Иван пожаловал Родиону село на р. Всходне. Боярин Калиты Онкиф (Акинф) Гаврилович "не восхоте быти подъ Родиономъ в меншихъ" и убежал в Тверь. По его наущению тверской князь отнял у Ивана переяславскую волость Вьюлки. В 6843 г. великий князь послал находившегося тогда в Торжке Родиона воевать против Литвы. В 6845 г. «подводе рать многу Онкифъ на великого князя Ивана Даниловича подъ Переяславль и осади великого князя во граде Переяславле, бе бо тогда князь велики со княгинею во граде Переяславле, а граду малу сущю и не тверду. Онкифъ же стоя тогда по[д] градомъ 3 дни; нелзе бяше собрати войско великому князю Ивану, понеже вести из града некуды послати. Тверичи облегоша градъ. Въ 4 же день приспе тогда Родион Нестеровичь с воискомт» своимъ и посла к великому князю отъ своихъ домочадецъ верныхъ ему сущу Свербея глаголемаго и втораго Сарачю, и идоша нощию в градъ Переяславль сквозе полки тверския и ска[за]ша великому князю, яко Родионъ присла на помощь и ста отъ града за 5 верстъ, а с нимъ его дворъ, а иного войска мало присовокупишася, понеже вскоре не бе собратися. Князь же велики, слышавъ, радъ бысть и тое же нощи отосла к Родиону единого Сарачю, а Свербея у себе остави, и повеле Родиону за утро, ополчася. прити ззади на тверичь, а самъ же заутра выела весь свои дворъ, кои с нимъ обретошася во граде. И поидоша противу себя, и сступиша [о]бои, а Родионъ тогда приспе ззади на тверичи. И бысть тогда подъ градомъ сеча зла, яко никогда тако бысть. И поможе Богъ великому князю Ивану, и побеены быша тверичи въ конецъ, яко ни одинъ отъ нихъ остася; а самого Окинфа Родионъ рукама своима уби, и главу его отсекъ привозе, взотнувъ на копие, к великому князю и рекъ: "се, господине, твоего изменника, а моего местника глава". Князь же великий боярина своего многими дары отдаривъ его и почтивъ, и рече, яко "подобаетъ ти и всегда у меня началникомъ быти, яко толико дръзновение и подвигъ по мне показа, яко никто отъ моихъ воинъ"». Как можно оценить степень достоверности составных частей этой легенды?

Пожалование великокняжеской половины Волока (другая половина принадлежала Новгороду) в вотчину невозможна: не исключена лишь передача ее в кормление' . Посадник Микула в источниках не упоминается, но человек с таким именем значится в числе представителей Новгорода при заключении договора с немцами в 1338 г. Поскольку неизвестно, кто посадничал в 1329-1333 гг. от Славенского конца, однозначно отвергнуть известие легенды нельзя. Сообщение о пожаловании села на р. Всходне выглядит вероятным, ибо известно, что сын Родиона, Иван, и его потомки имели там вотчину . Местнический конфликт Родиона и Акинфа вряд ли мог иметь место, так как для XIV в. местничество еще не характерно. Кроме того, более ранний источник свидетельствует, что Акинф был боярином великого князя Андрея Александровича и отъехал к Михаилу Тверскому вместе с другими великокняжескими боярами после смерти Андрея в 1304 г. По-видимому, указания на местническую подоплеку столкновения Акинфа с Родионом и на измену Акинфа Ивану Калите были включены в родословную легенду для обоснования большей знатности Квашниных перед потомками Акинфа. Волость Вьюлки (Юлка) соседствовала с тверскими землями и, следовательно, могла быть захвачена тверским князем; но вряд ли это имело место в 1333 г., поскольку тогдашний тверской князь Константин Михайлович соблюдал лояльность к Ивану Калите. В 1335 г. Иван Данилович действительно посылал войска на литовские владения и именно из Торжка.

Бой Ивана Даниловича с Акинфом под Переяславлем имел место в 1305 г., когда Юрий Данилович Московский и Михаил Ярославич Тверской находились в Орде, где оспаривали великое княжение, а Иван сел в Переяславле, с 1303 г. находившемся в руках московских князей: "Тогда бысть ему бои съ Акинфомъ Тферскымъ, съ княземъ же с Ываномъ съ единаго переяславская рать, къ тому же приспела и московская рать и бишася зело крепко, и поможе Богъ князю Ивану и уби Акинфа у Переяславля, и зятя его Давыда, и множество тферичь, и погнашася за ними и юстигающе, много тферичь побиша. Дети же Акинфовы, Иванъ да Федоръ, одва убежали въ Тферь. Родословная легенда, таким образом, ошибаясь в датировке, верно передает общий ход событий: пребывание Ивана в Переяславле, предводительство Акинфа тверской ратью, своевременный подход московских сил на помощь Ивану, сокрушительность поражения тверичей. В тексте свода 1539 г. подробный рассказ об этом бое отсутствовал, поэтому данные о нем не могли быть почерпнуты из основного летописного текста. Не мог рассказ родословной легенды восходить и к i тексту летописей, родственных Тр-Сим, так как не содержит текстуальных совпадений с ними (кроме традиционной формулы "поможе Богъ"). Следовательно, этот рассказ можно считать в основе достоверным : очевидно, он восходит к родовому преданию, согласно которому родоначальник Квашниных возглавлял московскую рать в битве под Переяславлем и лично убил Акинфа. А это значит, что в 1305 г. он уже находился на московской службе. Поскольку сын Родиона Нестеровича, Иван, умер в 1390 г. , вряд ли в событиях 1305 г. мог участвовать именно Родион; скорее всего, с его именем связаны те элементы родословной легенды, которые могут быть приурочены к 30-м гг. XIV в. (эпизод с посадником Микулой, поход на Литву), а предводителем московской рати в бою с Акинфом был Нестер Рябец, который и приехал, согласно ранним родословцам, на московскую службу .

Нет оснований усматривать противоречие в указаниях на выезд родоначальника Квашниных из Литвы или из Киева. Термин "Литва" уже в XV в. служил обобщенным названием для русских земель, вошедших в состав Великого княжества Литовского , а Киев с 60-х гг. XIV в. (т.е. в течение почти двух веков до времени составления родословных книг) находился в составе этого государства. Таким образом, можно с достаточной степенью уверенности полагать: боярин Нестер Рябец пришел на московскую службу из Киева до 1305 г.

История Киева второй половины XIII - начала XIV в. крайне скудно освещена источниками, но известно, что в 1299 г. там произошли трагические события: "Митрополитъ Максимъ, не терпя татарьского насилья, оставя митрополью и збежа ис Киева, и весь Киевъ розбежалъся, а митрополитъ иде ко Бряньску, и оттоле иде в Суждальскую землю и со всем своимъ житьем". "Татарское насилие" над Киевом явно связано с происходившей в 1299 г. войной между Тохтой и Ногаем, поэтому исследователи не без оснований полагают, что Киев входил в сферу влияния Ногая и стал жертвой похода войск Тохты . В этой связи логично предположить, что видный киевский боярин после перехода Киева под сюзеренитет Волжской Орды ушел в Северо-Восточную Русь (возможно, вместе с митрополитом) и стал служить Даниилу Александровичу - главе "проногаевской" коалиции.

Но существует известие, которое правомерно считать самым ранним (собственно, единственным прижизненным) упоминанием Нестера Рябца. В рассказе Ипатьевской летописи о событиях 1285 г. говорится, что галицкий князь Лев Данилович послал на польского князя Болеслава "воеводы (...) Тюима. и Василька Белжянина, и Рябця"™. Крайне маловероятно, чтобы одновременно в Южной Руси были два боярина с одинаковым прозвищем (ни ранее, ни позже аналогий ему не встречается). Отождествление Рябца - боярина Льва Дани-ловича Галицкого с Нестером Рябцом, выходцем из Киева, ставит вопрос, каким образом он оказался в конце XIII в. в Киеве.

Не исключено, что Рябец мог просто перейти на службу к киевскому князю еще при жизни Льва Даниловича. Существует точка зрения (подкрепленная, правда, только косвенными соображениями), что галицко-волынские князья после окончания конфликта Тохты с Ногаем в качестве платы за поддержку сарайского хана получили контроль над Киевом . Если это так, то можно думать, что Рябец не хотел возвращаться на службу ко Льву и ушел к сильнейшему из бывших вассалов Ногая в Северной Руси. Но возможно и другое объяснение: Нестер стал в 1299 или 1300 г. наместником Льва Даниловича в Киеве, а уход его был связан со смертью этого князя, которую исследователи, исходя из косвенных данных, датируют концом 1299, 1300 или (самое позднее) 1301 годом '. Возможно, Рябец не желал почему-либо служить его сыну, Юрию Львовичу, и ушел к Даниилу Московскому.

В любом случае (даже если допустить, что было два Рябца - галицкий и киевский) уход Нестера из Киева следует относить к периоду 1299-1301 гг., т.е. как раз ко времени, когда наблюдается военное усиление московских князей. Можно полагать, что в условиях, когда "весь Киевъ розбежался", на службу к Даниилу из Киевской земли пришли и другие служилые люди: им было естественно искать покровительства именно московского князя, поскольку другой бывший союзник Ногая - Михаил Тверской - в 1300 г. помирился с Андреем Александровичем (главой "просарайской" коалиции), а третий - Иван Переяслав-ский - явно уступал по своему политическому весу московскому и тверскому князьям.

Итак, из трех представителей московского боярства первой четверти XIV в., чье происхождение можно проследить по источникам, двое выехали из Южной Руси на рубеже XIII-XIV вв. Каждый из них, несомненно, привел с собой воинский контингент. Кроме того, косвенные данные позволяют полагать, что в это время выезжали в Москву и другие представители южнорусской знати. Таким образом, усиление военной мощи Московского княжества на рубеже XIII-XIV вв. во многом, по-видимому, было связано именно с приходом на службу к Даниилу Александровичу служилых людей из Южной Руси - из Черниговского и Киевского княжеств. Сегодня это может представляться как своеобразная передача Москве "эстафеты" древней столицей - Киевом, Черниговом - вторым по значению центром Южной Руси домонгольского периода, и Брянском, имевшим потенции стать средоточием центростремительных процессов в Юго-Восточной Руси, но не реализовавшим их из-за противодействия Орды. Но в то время это было, разумеется, не более чем стечение политических обстоятельств. Решающая борьба за первенство в Северо-Восточной Руси была еще впереди, тем более что Тверь также значительно усилилась: в 1304 г. к Михаилу "отъехали" бояре, служившие прежде Андрею Александровичу. Но в значительной мере благодаря притоку служилых людей из южнорусских земель Московское княжество сумело стать в начале XIV в. равным соперником Твери в условиях, когда расклад политических сил, казалось бы, должен был отодвинуть московских князей на второй план. В фундамент могущества Москвы был заложен один из первых камней.