Ижевский оружейный завод в XIX веке

   Свои тонкости надо было знать и при изготовлении такой, вроде бы, «безделицы», как ружейная ложа. Ижевцы славились как искусные древоделы. Не зря же отдельщик лож Козьма Фёдорович Колпаков был отправлен в 1851 году в Екатеринбург "для обучения тамошних мастеровых приготовлению ложевых болванок". В этом деле требовалась любовь к дереву, понимание его функциональных и художественных возможностей. Ещё А.Ф. Дерябин, ценивший, надо полагать, трудовые традиции удмуртов, избрал в окрестных деревнях 250 умельцев-древоделов, обязав их резать ложевые болванки. Для этого годилась преимущественно берёза. Ореховое же дерево привозили издалека и использовали лишь для подарочных экземпляров ружей.

Ложевые болванки, однако, приобретали законченный  вид не в деревнях, а в особой мастерской. Длину и толщину ложи там определяли калиберною доскою. Дерево скоблили, резали и пилили. Затем его шлифовали до блеска толченым стеклом, на бумагу приклеенным. Нужный цвет на дереве получали с помощью специальной кислоты, а блеск - лака. Он придавал ложе приятный вид и предохранял её от порчи.

   Инструкция 1826 года требовала: «Чтобы ложа сделана была из сухого здорового и не суковатого ильмового или берёзового дерева и выкрашена по образцу. Не имела бы никаких трещин, надколов и заклеек, кроме малых несквозных седин в конце приклада, от крошения ложи при огне случающихся, а также и сучек может быть терпим лишь на конце приклада". Но, разумеется, значительно труднее выдержать необходимые параметры металлических частей ружья. По образцу, доставленному в 1828 году инспектором оружейных заводов, ижевцы изготовили новые лекала, "желая завести более точности в работе замочного и приборного цеха". Из всего того "для казны вышла польза", но вот зато мастеровые этих цехов возроптали на инспекторском смотре осенью 1833 года:

- Работать  по лекалам нового образца  весьма затруднительно. Они вынуждают  нас к медлительности. Да нас же ещё и жалованье заставили платить тем инструментальщикам, кои эти лекала наготовили!

   Как бы то ни было, к лекальной точности приходилось привыкать, и это находило должную оценку. Через четыре года один из высоких гостей выбрал в Арсенале одиннадцать ружей и для того, чтобы проверить взаимозаменяемость их частей, отдал ружья в разборку. "Потом все сошлись так удачно, что ни в чём не встретилось ни малейшей разницы". Гостем был Наследник, будущий Александр II.

   Как своё самое сильное впечатление за 22 мая 1837 года воспитатель Наследника поэт В.А. Жуковский записал в дневнике следующее: "Запруженная Иж. Твёрдость плотины. Отвоз ружей до Камы. До 40 000 винтовок. Железные обрезки. Вытягивание, загибание, сваривание, сверление. Шустение, обтачивание, полировка. Прицелы. Брак. Лекала. Проба штыков. Бесцельная выдумка. Проба ружей. Разрыв от худых ружей. Место худой сварки. Укладка ружей...".

   Запись протокольная, но за ней чувствуется восхищение поэта отлаженным действием заводского механизма. Для современников Жуковского всё здесь казалось волшебством. На их глазах бесформенная жаркая масса крепчайшей стали через несколько сот строго последовательных операций превращалась в хитросложный ружейный замок или ласкающий взгляд сво ей прямизной и гладкостью ствол, а едва обтёсанный плотником ореховый чурбачок переходя со станка на станок, постепенно приобретал мягкий лоск и вычурность контуров элегантной, как скрипка, ложи. Ещё немного - и все эти три узла, сойдясь воедино, превращались вдруг в грозное оружие, щит Отечества.

   Многих визитёров, почтительно осматривавших корпуса, удивляла чёткая технология производства. Позже оно всё больше насыщалось машинами. Тоньше стала специализация труда оружейников. Разветвлённее делалась крепко связанная цепочка операций, или, как их именовали на заводском жаргоне, переходов.

   Не меньше, чем согласованность переходов, удивляла современников однотипность деталей - качество, труднодостижимое по тем временам. В ижевском Арсенале же нередко (не только ради визита наследника) демонстративно разбирали десятки ружей, перемешивали детали - и потом преспокойно собирали нормально стреляющее оружие. Обязывал к таким проверкам ещё Дерябин.

   Однако поначалу строгие нормы далеко не всегда соблюдались. Главный оружейный мастер Фридрих Поппе, освидетельствовав в декабре 1811 года 565 ружей из временного арсенала, заключил: ""Штыки не приходят с одного ружья на другое, как предписывается в инструкции о приёме оружия. Причина сему то, что стволы между собою не сходствуют. Одни из них толще, а другие тоньше". Но вот через тридцать лет корреспондент губернских "Ведомостей" написал: "Техническая часть завода здесь ныне доведена до возможной степени улучшения. Тождественность ружей или сходство их во всех частях, опровергаемое иностранцами, существует в совершенстве. Разобранные в большом количестве ружейные части, даже самые мелкие, как например в замке, так сходны, что подходят к каждому ружью, как будто для него нарочно сделаны. Разборка ружейных частей, смешение их и потом составление производятся каждый месяц".

   Замечательно, что между оружейными заводами империи существовали прочные технологические связи. Все достижения одного завода сразу становились известны другому. Циркуляры, описания, инструкции... - всё это рассылалось заводскому руководству. Его обязывали внедрять новинку. Практиковались командировки рядовых мастеровых на родственные заводы для обучения новому делу. С 1824 года, например, целая группа молодых мастеровых Ижевского завода лет семь обучалась в Туле механическому искусству. В Тулу же, в самые первые дни после организации нового завода, Дерябин отправил маркшейдера Комарова и оружейного мастера Поппе. Требовалось доставить образцы ружей и лекала, "без коих оружейное дело не может быть начато".

   В конце 1850-х годов на заводе выстроили особую крытую галерею для пристрелки ружей. Примечательно, что проект галереи разработали по консультациям известного фабриканта Фалиса из Литтиха (Люттиха, ныне Льежа). Тогда же в столичной типографии Беннике заказали первые таблички для пристрелки (мишени) и всё здесь пошло отныне "по науке".

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ассортимент стрелкового  оружия XIX века

 

Пехотное ружье  образца 1808 года

   Это ружье было основным оружием русской армии в первой четверти XIX века. В 1812 году – в год вторжения Наполеоновской армии – завод изготовил около 6 тысяч единиц стрелкового оружия, главным образом пехотных ружей. В 1824 году завод посетил император Александр. Он символически принял участие в заварке ружейного ствола, несколько раз ударив по нему молотком. В память об этом событии было изготовлено ружье, на стволе которого выгравирован текст: «Высокомонаршею рукою императоръ Александръ I-й соизволилъ ковать сей стволъ на Ижевскомъ заводе 1824-го года октября 5-го дня». Памятное ружье хранилось в здании Арсенала, а затем в заводском музее. В годы гражданской войны оно было похищено и оказалось в г. Бийске. В ноябре 2006 года Бийский краеведческий музеи передал ружье Национальному музею УР им К. Герда на временное хранение для экспонирования на выставке «Во славу Отечества российского», посвященной 200-летию Ижевского оружейного завода.

 

Казачий солдатский пистолет образца 1839 года

   Пистолет – легкое портативное оружие, приспособленное для стрельбы одной рукой на близкое расстояние. Пистолетами была вооружена кавалерия и часть пехоты. Офицерские пистолеты были легче, изящнее, имели лучшую отделку. Солдатский пистолет образца 1839 года имел принцип действия, аналогичный пехотному ружью образца 1808 года. Состоял на вооружении армии  до 1848 года. Хранящийся в Национальном музее им. К. Герда экземпляр имеет ореховую рукоять. На шейке рукояти сверху врезана медная бляшка с вензелем Николая I под короной.

 

 

 

Крепостное  ружье системы Фалиса образца 1839 года

   Открытие в конце XVIII - начале XIX века ударных составов (бертолетовой соли и гремучей ртути), которые обладали способность давать при ударе мощный луч пламени, стало основой для усовершенствования способа воспламенения порохового заряда. В середине 10-х годов XIX столетия был изобретен капсюль - медный колпачок с предварительно отдозированной порцией ударного состава. Это дало возможность усовершенствовать механизм воспламенения - заменить затравочную полку с огнивом на брандтрубку, или затравочный стержень, на который надевался капсюль. При выстреле по нему ударял курок, ударный состав капсюля воспламенялся, сообщал огонь заряду в канале ствола. Такой замок стали называть ударно-капсюльным.

Капсюльное оружие было в 1,5-2 раза скорострельнее кремневого. Капсюльный замок почти не давал осечек, был проще и дешевле в изготовлении. Стрельбу из капсюльного оружия в отличии от кремневого можно было вести при дожде, тумане, ветре.

   Капсюльные ружья и пистолеты, как и кремневые, в большинстве своих образцов заряжались с дула. Но уже в 1820-1830-е года предпринимались попытки создать казнозарядное оружие. Первым таким образцом, принятым на вооружение русской армии в 1839 году, было крепостное нарезное ружье системы французскогого оружейника Фалиса. В канале ствола имелось восемь нарезов. Для заряжания использовался откидной казенник, в камеру которого отдельно вкладывались пуля и заряд пороха. Затвор поджимался при помощи специальных зацепов - «усов». Сзади затвор находился откидной рычаг, плотно прижимавший казенник к стволу. Несмотря на передовые по тому времени конструктивные решения, ружья системы Фалиса, отправленные в войска, себя не оправдали.

 

Шестилинейная стрелковая винтовка образца 1856 года

   Первым образцом нарезного ружья, официально принятым на вооружение русской армии, был егерский штуцер образца 1778 года. Термин «штуцер» происходит от немецкого глагола stutzen -«подрезать, укорачивать», то есть штуцеры имели укороченный по сравнению с ружьями ствол. Дальность стрельбы достигала 400-500 м (против 150-200 м у пехотных ружей), скорострельность - 1 выстрел в 4-5 минут. Причиной низкой скорострельности была тугая (с помощью молотка) загонка пули в канал ствола при заряжании, что было необходимо для ведения пули по нарезам.

В 1840-е годы, с появлением технических решений, позволивших ускорить процесс заряжания нарезного оружия, штуцерами начали вооружать стрелковые батальоны и «застрельщиков» пехотных частей.

Толчком к  полному перевооружению армии нарезным оружием стала Крымская война 1853-56 годов. К ее началу нарезными ружьями были вооружены менее 5 процентов солдат. Из-за высокого насыщения войск противника нарезным оружием потери русских войск в решающих сражениях превосходили потери союзников, по различным источникам, от 2 до 10 раз. К концу войны в действующей армии количество нарезных ружей возросло в три раза.

Еще в 1853 году инспектор  стрелковых батальонов генерал Рамзай выдвинул предложение о замене штуцера более совершенным оружием. Оружейным комитетом Главного артиллерийского управления были проведены испытания двух образцов: калибра 4,1 линии (10,41 мм) и 6 линий (15,24 мм). В результате Оружейный комитет остановился на калибре 6 линий. Введение уменьшенного калибра было обусловлено двумя причинами: необходимостью уменьшить вес патронов и увеличить носимый их запас, а также улучшить баллистические характеристики оружия.

В 1856 году был утвержден  образец нарезного ружья, и ему  было присвоено название «винтовка». Как было отмечено в журнале Оружейного отдела, «название это скорее даст солдату убеждение в достоинстве ружья, которым он вооружен...» Первоначально винтовкой вооружили стрелковые батальоны. В 1858 году 6-линейная винтовка появилась у пехоты сомкнутого строя. В 1860 году была принята на вооружение 6-линейная казачья винтовка.

 Игольчатая винтовка системы Карле образца 1867 года

В 1840 году, после пятилетних испытаний, военное министерство Пруссии первым в Европе решилось на радикальный шаг - принятие на вооружение казнозарядной игольчатой винтовки Дрейзе. Свое название «игольчатая» винтовка получила из-за длинного ударника-иглы, который при выстреле протыкал матерчатый картуз (мешочек с порохом) и накалывал ударный состав, располагавшийся в поддоне пули. В войнах 1864 - 1866 годов с участием Пруссии ярко выявилось преимущество казнозарядной системы над дульнозарядной: за счет более высокой скорострельности потери противников прусской армии от ружейного огня в 4 -10 раз превышали ее собственные потери.

Это послужило  толчком к перевооружению европейских  государств казнозарядным оружием. В 1866 году гражданин Гамбурга Зонс предложил правительству России конструкцию винтовки игольчатой системы, пригодной для переделки дульнозарядных винтовок. Основные конструктивные идеи принадлежали компаньону Зонса англичанину Карле. В сентябре того же года в Петербурге Карле и Зонс выполнили переделку одной шестилинейной винтовки по представленной ими системе. Образец был подвергнут испытаниям стрельбой и показал удовлетворительные результаты по надежности и прочности механизма запирания. Кучность стрельбы была доведена в результате опытов, проведенных под pуководством полковника Чагина.

20 сентября 1867 года образец  был утвержден императором Александром II под названием «Шестилинейная скорострельная игольчатая винтовка» и принят для переделки в казнозарядные шестилинейные винтовки. По системе Карле оружейными заводами России было переделано 213 тысяч винтовок. Они поступали вооружение войск Кавказского, Туркестанского, Оренбургского, Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского военных округов. Во время русско-турецкой     войны

1877 - 1878 гг. винтовками  Карле были вооружены войска Кавказского фронта.

 

Пехотная  винтовка системы Крнка образца 1869 года

Перевооружение  армии шестилинейными винтовками, переделанными в казнозарядные по системе Карле, было временной мерой, призванной не допустить отставания России от ведущих европейских государств - Пруссии и Франции. Это осознавало и военное руководство России, и специалисты-оружейники. Сама же игольчатая система обладала серьезными недостатками, главными из которых были прорыв пороховых газов в механизм запирания и осечки вследствие притупления иглы-ударника.