Историки «скептической школы»

Министерство  образования и науки Российской Федерации

федеральное государственное  автономное образовательное учреждение

высшего профессионального  образования

«Северный  (Арктический) федеральный университет имени  М.В. Ломоносова»

Кафедра Отечественной  истории

Содержание

Введение…………………………………………………………………………...2

Глава I. «Скептическая школа» в историографии России……………………...5

Глава II. Каченовский Михаил Трофимович – «скептик» на фоне эпохи ……………………………………………………………………………………...9

Глава III. Строев Сергей Михайлович………………………………………….13

Глава IV. Арцыбашев Николай Сергеевич…………………………………….16

Заключение……………………………………………………………………….21

Список литературы………………………………………………………………22

Введение

Еще одним важным направлением развития исторической науки является скептическая школа М.Т. Каченовского (Каченовский М.Т. - историк, автор  книг "О римской истории Нибура", "Об источниках русской истории".). Его основной научный принцип: "Для науки нет ничего приличнее, как скептицизм". В первой же своей статье он подверг сомнению договоры Олега и Игоря с греками. Он одним из первых выступил с критикой "Истории государства Российского" Н.М. Карамзина. М.Т. Каченовский пришел к отрицанию подлинности истории Киевской Руси, отнеся к более позднему времени (к XII - XIII векам) и происхождение "Русской правды", и летописи, и конкретные свидетельства этих источников. Он усомнился в подлинности многих сообщений древнерусских хроник, полагая, что известия эти вписаны были позже, то есть в XVI веке¹.

Сторонниками скептической школы были О.И. Сенковский, М.Н. Катков, И.И. Давыдов, Н.И. Надеждин, К.С. Аксаков и другие. Аксаков, например, активно доказывал поддельность "Слова о полку Игореве". Несколько позднее версию поддельности слова развивали французские слависты Луи Л еже и А. Мазон. Последний, в частности, писал: "В этом пестром целом нет единства, кроме эпохи и среды. Эпоха - это конец XVIII века в торжествующей России Екатерины II, среда - несколько образованных людей, группирующихся в кружок около графа Мусина-Пушкина, библиотечных работников и людей светских, вдохновленных историческими чтениями; льстецов, не менее, чем патриотов, обративших свое вдохновение на службу своего национализма и политики императрицы"².

Целью работы является: определение роли, места, значения творчества М.Т. Каченовского и "скептической школы" в истории отечественной исторической науки.

В соответствии с целью были поставлены следующие задачи:

 • Выяснить причины  и условия возникновения, развития  и схода с научной авансцены  "скептической школы", охарактеризовать  ее в целом;

 • Выявить на современном  этапе развития исторической  науки персональный состав "скептической  школы";

 • Реконструировать  биографию М.Т. Каченовского и  некоторых его последователей, раскрыв  особенности личностей и основные  направления учебной и научной деятельности.

Глава I. «Скептическая школа» в историографии России

В русской историографии — так называется направление учеников М. Т. Каченовского, отрицавшее подлинность тех источников, на которых основываются наши сведения о древнейшем периоде русской истории.

Непосредственным поводом  к ее возникновению была историческая критика Нибура, разрушавшая изображение первых веков римской истории у Тита Ливия; роль Тита Ливия для русских критиков сыграла только что вышедшая тогда история Карамзина. Карамзин (а по предположению С. школы — и самые источники) утверждала "что в IX и X стол. Существовало российское государство, превосходившее своею обширностью едва ли не все тогдашние государства европейские; государство это находилось в самом цветущем состоянии: оно имело богатые города и столицы, придворный штат, монетную систему, законы гражданские, флоты, правильно устроенные постоянные войска, обширную торговлю; знакомо было с пышностью и роскошью, искусствами механическими, изящными, красноречием, зодчеством и проч."³. Такое изображение, естественно, казалось скептикам "совершенно не в духе IX и X стол."; по их мнению, достаточно было сравнить русскую историю с всеобщей, чтобы заключить, что в таком состоянии наши предки в то время не могли находиться; справки с тогдашними же, но уже несомненно достоверными показаниями иностранных источников показывали, что на деле "в IX и X стол. Был грубый и дикий народ — руссы — живший на юге нынешней России, занимавшийся разбоями и грабежами; он опустошал берега морей Черного и Каспийского, покорил своей власти славянские племена, жившие на Днепре, имел своих князей, которые ежегодно ездили собирать дань с подвластных им славянских племен (находились на низшей ступени гражданской образованности), и т. д."⁴. Сопоставляя эти два противоположных изображения, иностранных и (как думали скептики) русских источников, «скептическая школа» заключала, что русские источники недостоверны и, следовательно, подложны: и договоры с греками, и Русская Правда, и самая летопись могли быть составлены лишь тогда, когда действительно появилась на Руси городская культура, т. е., по мнению скептиков, не раньше XIII—XIV в., в Новгороде. Договоры подделаны здесь по образцу ганзейских, а летописи — по образцу немецких хроник, причем даже самая география и этнография древней летописи целиком взята из Гельмольда и Адама Бременского: поляне, напр., переделаны из полабов, древляне — из голцатов (от Holz), а в действительности таких племен вовсе и не было. И самый Новгород возник не ранее XII в., как колония балтийских славян, пришедших из Вагрии. Все эти выводы излагаются в ряде студенческих сочинений, написанных для Каченовского в духе его собственных исследований и напечатанных отчасти в его журнале — "Вестнике Европы". Таковы, напр., сочинения Скромненко (Строев младший) "О недостоверности древней русской истории и ложности мнения касательно древности русских летописей" ("Сын Отеч.", М., 1834); его же, "О пользе изучения росс. ист. в связи со всеобщею" ("Уч. записки Моск. унив.", 1833); его же, "Критический взгляд на статью (Сенковского) под заглавием "Скандинавские саги" (отдельно); его же, "О мнениях касательно происхождения Руси" ("Сын Отеч.", 1855); Перемышлевского, "О времени и причинах вероятного переселения славян на берега Волхова" ("Уч. зап.", 1833); Станкевича, "О причинах возвышения Москвы до смерти Иоанна III" ("Уч. зап.", 1834); Стрекалова, "Об исторических трудах и заслугах Болтина" ("Уч. зап.", 1835); Сазонова, "Об исторических трудах и заслугах Миллера" (там же); неизвестного автора, "О скудости и сомнительности происшествий первого века нашей древней истории от основания государства до смерти Игоря" ("Вестн. Евр.", 1830); "Кто писал ныне нам известные летописи" ("Сын Отеч.", 1835); "О первобытном виде и источниках ныне нам известных летописей" ("Сын Отеч.", 1834). Сюда же относится и статья самого Каченовского "О баснословном времени в русской истории"⁵. Подготовка студентов, писавших эти работы — и в большинстве ограничившихся ими, — была очень слабая, и действительным знатокам фактического материала, как Бутков и Пoгодин, нетрудно было опровергнуть все их построения. Тем не менее, самая мысль о необходимости сопоставить русский исторический процесс с западным была очень плодотворна; еще важнее было то, что понятия С. школы об исторических методах далеко оставили за собой идеи Шлецера и даже самого Каченовского. Здесь впервые вошли в русскую историческую науку идеи европейского романтизма — о стихийной, бессознательной стороне исторического процесса; о том, что недостоверность источников может происходить не от одного лишь сознательного обмана или невежественных поправок позднейших переписчиков, но является неизбежным последствием самого склада мысли современного наблюдателя событий.

Таким образом, критика факта  не могла уже ограничиваться формальным исследованием подлинности и  целости документа, в котором  этот факт дошел до нас, а распространялась и на оценку факта по самому его  содержанию, по степени его "внутренней достоверности", его "согласия с  законами исторического развития жизни" (выражения Надеждина; см. его статью "Об исторической истине" в "Библ. для чтения", 1837). С этой точки зрения всего достовернее для скептиков был самый факт недостоверности древнейшего периода истории, как необходимое последствие характера древнейших источников — поэтических преданий. Эта новая тогда мысль — а также характер протеста против националистического возвеличения древнейшего периода русской истории — сообщили «скептической школе»⁶ ее значение не только в истории науки, но также и в истории русской общественности.

Глава II. Каченовский Михаил Трофимович – «скептик» на фоне эпохи

Каченовский  Михаил Трофимович - журналист и профессор, родился 1 ноября 1775 г. в Харькове. Отец его, Трофим Демьянович Качони, был грек, выселившийся из Балаклавы и приписавшийся к мещанскому обществу города Харькова. Рано лишившись отца, Каченовский, при помощи добрых людей, был пристроен в Харьковский коллегиум, 13 лет кончил курс в этом среднем учебном заведении и поступил урядником в Екатеринославское казачье ополчение. Пять лет спустя он перешел в Харьковский губернский магистрат канцеляристом, но через два года (1795) опять вернулся в военную службу. Получив (1798) должность квартирмейстера, Каченовский попал под суд по обвинению в недочете казенного пороха, но был оправдан. В 1799 и 1801 годы он выступил в журнале "Иппокрена" с несколькими оригинальными и переводными статьями, написанными в духе тогдашнего сентиментализма. Сидя под арестом во время следствия, Каченовский прочел сочинения Болтина, возбудившие в нем мысль о критической разработке источников русской истории⁷.

Вскоре по оставлении военной  службы (1801) Каченовский сделался известен графу Алексею Кирилловичу Разумовскому и скоро поступил к нему библиотекарем. Получив место попечителя Московского университета, граф Разумовский привез с собой Каченовского в Москву и сделал его правителем своей личной канцелярии. С этих пор Каченовский начинает усиленно работать для журналов. Из "Новостей русской литературы" (1803) он переходит в "Вестник Европы" (1804), только что оставленный Карамзиным для исторических занятий. Фактически, а с 1805 г. и формально, Каченовский становится редактором-издателем "Вестника Европы", которым и заведует до его прекращения в 1830 г. (о Каченовском, как журналисте, см. "Вестник Европы"). В 1805 г. отставной квартирмейстер получает ученую степень магистра философии, в следующем году становится доктором философии и изящных искусств, в 1810 г. экстраординарным, а в 1811 г. - ординарным профессором⁸.

До 1821 г. Каченовский преподавал теорию изящных искусств и археологию, затем перешел на кафедру истории, статистики и географии и оставался на ней до введения устава 1835 г. (в 1830 - 1831 гг. преподавал, сверх того, российскую словесность, а также всеобщую историю и статистику). Последние семь лет своей жизни Каченовский занимал кафедру истории и литературы славянских наречий. Ясный и трезвый природный ум и деловитость, приобретенная на службе, не могли заменить Каченовскому школьной подготовки. При всей своей разнообразной начитанности он не мог сделаться самостоятельным ученым ни в одной из тех отраслей знания, которых ему так много пришлось переменить в течение своей профессорской карьеры. Тоже приходится сказать и о занятиях Каченовского русской историей, его любимым предметом, к которому он всего охотнее возвращался. До назначения на кафедру русской истории его исторические статьи не носят никаких следов самостоятельного изучения предмета; он просто популяризирует Шлёцера и прилагает его общую точку зрения к суждениям о частных вопросах. Как последователь критического направления Шлёцера, он является противником националистического взгляда Карамзина и восстает против изображения прошлого в чертах современности. В 20-х годах Каченовский начинает специально заниматься источниками русской истории. Под влиянием Нибура, он ставит своей целью освободить историю от тех черт, которые внесены в источники позднее изображаемого в них периода и поэтому недостоверны. Древний период истории представляется Каченовскому состоянием полной дикости. Вслед за Шлёцером, он подозревал и прежде, что древнейшая Русь не знала ни письмен, ни торговли и денежных знаков; но, исходя от этой мысли, Каченовский идет теперь гораздо дальше Шлёцера. Свои собственные оригинальные рассуждения он основывает на неудачной догадке, что денежные знаки, упоминаемые в наших древних юридических и исторических памятниках ("Русская Правда" и "Летопись"), перешли на Русь только в XIII в., от более цивилизованной Ганзы ("О кожаных деньгах"). Из этой догадки Каченовский делает смелый вывод, что и самые источники, употребляющие эту денежную систему, составлены не ранее XIII в. Попытку доказать этот вывод ученым образом Каченовский сделал в другом своем исследовании, о "Русской Правде". Здесь он доказывает, что ни законов, ни городских общин, которые могли бы издавать законы, не существовало до XIII - XIV в. не только в России, но и в остальной Европе. Окончательных своих заключений Каченовский не решался договорить в названных ученых работах; но он излагал эти заключения на лекциях студентам. Вся древняя русская история баснословна, потому что источники этой истории подделаны не ранее XIII в. Выводы Каченовского совпали с новыми идеями исторической и философской критики. Молодое поколение с жадностью ухватилось за эти выводы; слушатели развили его положения в ряде статей, напечатанных Каченовским; имя Каченовского на несколько лет сделалось чрезвычайно популярным. Популярность эта, однако, скоро прошла, так как по форме лекции Каченовского были довольно сухи и монотонны, а по содержанию далеко не были тождественны с философскими идеями, которыми увлекалась молодежь.