Детство, юность и приход к власти Петра I

Вторая половина века, если говорить о фактических рубежах развития военного искусства, первым из них имела кампании Семилетней войны, и особенно 1759 г., а последним, в полном смысле венчающим ее, Итальянский и Швейцарский походы А. В. Суворова. Смысл периода, очерченного данными вехами, в том именно и заключался: если в начале его русское военное искусство еще мало чем отличалось от господствовавших в Западной Европе концепций ведения войны и приемов боя, то к концу его усилиями передовых военачальников и организаторов вооруженных сил в русской армии фактически был осуществлен выход за пределы традиционных, шаблонных методов ведения войны. Коренным фактором, обеспечившим такой результат, явилось стремление русских полководцев всесторонне учитывать особенности экономического, социального и политического развития России, поскольку последние оказывали воздействие на всю военную систему страны.

Развитие военной мысли и боевой практики русской армии -- сложный и длительный процесс. Он развертывался в русле многочисленных войн, которые вела Россия во имя решения ряда национальных задач. Русское оружие в эти пятьдесят лет должно было скреститься и с передовой в середине века армией Пруссии, и с весьма своеобразной и далеко не простой противницей -- Турцией, и с национальными формированиями польских повстанцев, и, наконец, с армией Французской буржуазной республики. Нельзя не подчеркнуть при этом, что известное воздействие на этот процесс оказывало многолетнее и весьма своеобразное партнерство с австрийской армией. По существу упрочение национальных начал в развитии военного искусства имело место в борьбе не только с ретроградными тенденциями в самой России, но и с негативными тенденциями австрийского «союзника», главной задачей которого практически всегда было стремление решить собственные задачи с помощью России, за ее счет.

Становление новых идей и боевой практики войск неотделимо как от военной деятельности ряда крупных полководцев, так и от истории войн, в ходе которых шел этот процесс. Во второй половине века большую роль сыграли в этом отношении П. А. Румянцев и Г. А. Потемкин.

Начатое ими направление было глубоко обосновано и развито А. В Суворовым, в деятельности которого российская школа военного искусства получила свое наиболее полное воплощение.

1. Тактика и стратегия русской и западноевропейских армий в середине XVIII в.

Военное искусство европейских армий рассматриваемого периода характеризовалось господством линейной тактики и преобладанием в стратегии методов маневренной борьбы за коммуникации. Не была исключением из этого правила и Россия. Это относится в полной мере к тактике; в развитии стратегии русской армии обнаруживались некоторые отклонения от общего направления, о чем сказано ниже.

В Западной Европе линейная тактика зародилась в нидерландской армии в начале XVII в. В русской армии первым примером использования элементов линейной тактики было сражение при Добрыничах 21 января 1605 г. Важным этапом ее формирования была тактика шведских войск Густава-Адольфа в сражениях Тридцатилетней войны. Победы шведов при Брейтенфельде и Люцене (1631 -- 1632 гг.) показали явное превосходство этой тактики над глубокими колоннообразными построениями (терциями) пехоты их противников -- имперцев. Окончательно сложилась и получила всеобщее распространение линейная тактика в начале XVIII в., после того как в конце предшествующего столетия на смену фитильного замка пришел кремнево-ударный и был изобретен штык, надевавшийся на ствол ружья и не препятствовавший стрельбе (в отличие от применявшегося раньше багинета, который вставлялся в ствол).

Объективной основой перехода к линейной тактике как новой системе ведения боя явилась эволюция оружия, и прежде всего огнестрельного оружия пехоты. Такое положение по своему философскому содержанию являлось проявлением общесоциологического закона о ведущей роли развития орудий труда в эволюции всех иных сторон жизни общества по отношению к такой специфической сфере человеческой деятельности, как война. На это обстоятельство не раз обращал внимание К. Маркс. «Война,-- писал он,-- раньше достигла развитых форм, чем мир; способ, каким на войне и в армиях и т. д. известные экономические отношения, как наемный труд, применение машин и т. д., развились раньше, чем внутри гражданского общества»

Несовершенство огнестрельного оружия пехоты обусловило существование последней в XVI--XVII вв. в двух основных формах: пикинеры, главным оружием которых являлась пика, и мушкетеры, т. е. стрелки, имеющие на вооружении тяжелые, громоздкие, медленно заряжаемые фитильные мушкеты. Пока огнестрельное оружие не было достаточно эффективным, холодное оружие пикинеров являлось защитой мушкетеров-стрельцов от кавалерии. Сплошной, глубокий боевой порядок диктовался стремлением совокупного использования как большой массы людей, обладающих холодным оружием, так и мушкетер-ной пехоты.

Улучшение огнестрельного оружия -- облегчение мушкета, ликвидация сошки, усовершенствование фитильного замка -- привело к изменению в первой половине XVII в. этой практики. Глубокие построения не давали возможности полностью использовать огонь своей пехоты и в то же время несли неоправданные потери от огня пехоты противника. Боевой порядок пехоты, образованный тонкими линиями, сделался господствующим. Однако параллельное существование мушкетеров и пикинеров сохранялось почти до самого конца XVII в., пока наконец введение кремнево-ударного замка и штыка не сделало стрелков полностью способными отразить атаку кавалерии и не привело к унификации пехоты.

Вместе с тем сложились и основные тактические формы: две-три линии боевого порядка, образованные пехотными батальонами в развернутом сомкнутом строю, глубиной в несколько шеренг (число которых на протяжении XVIII в. постепенно уменьшалось), кавалерия на флангах этих линий, полковая артиллерия в интервалах между пехотными батальонами, полевая -- в крупных батареях, сравнительно равномерно распределенных вдоль фронта.

Бесспорно, линейная тактика представляла более эффективный способ ведения боя в сравнении с построениями предшествующего периода. Но у этой системы была еще одна функция -- линейная тактика явилась единственно возможной формой управления боем в условиях преобладания наемных армий в тогдашней Европе. Ведение боя в линейных боевых порядках предполагало высокий уровень предварительного обучения. Иными словами, линейная тактика предполагала упрочение «регулярства», т. е. профессионально организованной и обученной армии.

Проанализированные выше закономерности носили общий характер, проявляясь в различных национальных условиях. Естественно, что переход к линейной тактике в России   основывался   на действии  тех  же  объективных факторов. Однако сохранение ее в России, равно как и степень проникновения ее шаблонов в тактический арсенал русской армии складывались несколько своеобразно: в условиях комплектования и частично организации, характерных для русской армии, господство линейной тактики не базировалось на одной из функций, выполняемой ею в армиях Европы.

Дело в том, что линейная тактика оказалась наилучшим способом превращения массы завербованных силой или обманом солдат в боеспособную армию Линейное построение и линейное ведение боя облегчали контроль со стороны офицеров и унтер-офицеров над поведением солдата в бою. Ф. Энгельс, характеризуя эту систему сравнивал ее со «смирительной рубашкой»2. Но только это и было надежно, если иметь в виду тот «человеческий материал», который был типичным для армий Западной Европы

Линейная тактика имела органические недостатки, присущие ей с самого начала. Указывая на один из них, Ф. Энгельс писал: «Каждый эскадрон, батальон и орудие имели свое определенное место в боевом порядке, который нигде не мог быть нарушен или каким-либо образом приведен в расстройство без того, чтобы это не отразилось на боеспособности всей армии... если нужно было выполнить какой-либо маневр, приходилось выполнять его всей армией...» Иначе говоря, чрезвычайная громоздкость и негибкость боевого порядка такого рода и трудность управления им в бою представляли собой его первый крупный недостаток. Ф. Энгельс указывал, что сама система порождала педантизм в ее боевом использовании1 Особенности того «человеческого материала», который |являлся характерным для русской армии, в принципе |создавали известные возможности для постепенного преодоления негативных сторон линейной организации боя Нельзя не отметить в этой связи, что в русской армии со времен Петра I существовал иной взгляд на значение морального фактора и иной способ создания и поддержания морально-боевого духа войск, нежели западноевропейская «смирительная рубашка» линейной тактики. Однако процесс доведения этого способа до совершенства растянулся на длительное время. Параллельно данному процессу развивался другой -- критическое осмысление боевого опыта действий войск в канонах линейной тактики. В конце века они как бы сомкнулись, результатом чего и оказался выход за пределы линейной тактики. Но это -- будущее.

Что   касается   середины   века,   то   в  русской   армии линейная тактика определяла собой господствующее направление военного дела и применения войск. «Регулярство», настойчиво внедрявшееся Петром I, не могло иметь иного выражения, кроме линейкой тактики. На этой основе были построены инструкции Петра I, согласно которым действовали русские войска в сражениях Северной войны, и экзерциция «Устава воинского» 1716 г. Эта экзерциция, отмененная в 30-х годах Минихом, 15 января 1742 г. была восстановлена4 и действовала вплоть до 1755 г., когда были введены новые строевые уставы -- пехотный и кавалерийский, которые в известной мере (особенно пехотный) углубляли наиболее специфические черты линейной тактики.

В целом линейная тактика была закономерным, обусловленным воздействием объективных факторов этапом развития военного искусства. Однако постепенно в ней стали складываться шаблоны, приобретавшие характер канонических правил, применение которых не всегда вызывалось необходимостью. Эти черты привели тактику западноевропейских армий после окончания Семилетней войны к застою.

При анализе и оценке линейной тактики середины XVIII в. необходимо подходить раздельно к тактике частей и подразделений родов войск и к общей тактике Пехотные батальоны -- тактические единицы --в середине века вели бой в развернутом сомкнутом строю, глубиной в 3--4 шеренги. Из построенных таким образом батальонов с орудиями полковой артиллерии в интервалах между ними составлялись линии боевого порядка пехоты. Указанный строй батальона был рассчитан на то, чтобы использовать все имеющиеся ружья, создать огонь значительной плотности и в то же время обеспечить достаточную устойчивость в случае штыкового боя.

Огонь пехоты того времени из развернутого сомкнутого строя обладал довольно значительной эффективностью. Массовый огонь сохранял действенность на дистанции более 300 шагов. Это видно из того, что Суворов -- решительный противник бесполезного «пугательного» огня-- в одной из тактических инструкций 1799 г. требовал ведения огня из сомкнутого строя с 300 шагов5, следовательно, предельная дистанция действительного огня была по крайней мере на 50 шагов больше. Баллистические качества пехотного ружья в конце XVIII в. немного улучшились по сравнению с серединой века, но имеющиеся в литературе данные позволяют считать, что существенной разницы в дальности действенного массового огня не было6. В отношении скорости стрельбы в литературе имеются значительные расхождения. Для периода Семилетней   войны   можно   принять,   что   хорошо   обученная (пехота при стрельбе без прицеливания, как это требовалось в западноевропейских армиях, могла дать 2--3 залпа з минуту7. При стрельбе с прицеливанием эту норму нужно снизить до полутора или несколько больше выстрелов в минуту. Даже кавалерийская атака на нерасстроен-ный фронт пехоты могла быть отражена огнем ружей и картечью полковой артиллерии. Тем более трудно было эжидать успеха от штыковой атаки без выстрела пехоты наступающего на неподвижно стоящую и ведущую огонь пехоту обороняющегося.

Однако к середине XVIII в. в тактике пехоты начинает появляться переоценка значения ружейного огня и недооценка штыкового удара.

В западноевропейских армиях основной задачей и тактики, и обучения пехоты сделалось получение огневого превосходства над .противником. При этом последнее достигалось за счет повышения темпа неприцельной стрельбы.

В русской армии, в которой высокие моральные качества солдат устраняли указанную для западноевропейских армий предпосылку ослабления роли холодного оружия и увлечения огневой тактикой, было бы последовательным продолжать придерживаться системы, сочетавшей огневой бой со штыковым ударом, успешно применявшейся русскими войсками в сражениях Северной войны. Однако западноевропейское влияние, проникшее в русское военное искусство в 30-х годах XVIII в., отклонило развитие тактики русской пехоты от этого естественного для нее пути. Пехотный устав 1755 г. резко подчеркнул значение огня пехоты. «... Все обучение солдат,-- гласило указание этого устава,-- в виду имеет заряжать и стрелять и притом как в которой пальбе оную употреблять с успехом»8, Изложение многочисленных способов ведения огня из сомкнутого строя почти совсем заслоняло значение штыкового удара. Положительным моментом «Описания пехотного полкового строя» было то, что в отличие от западноевропейских взглядов оно требовало обязательно прицеливаться9. Фактически в сражениях Семилетней войны русская пехота не всегда пренебрегала штыком, но негативное влияние приведенного требования устава на подготовку войск, а отсюда и на боевую практику не могло не сказаться.Новые элементы в развитии русской военной стратегии отражены в суворовских планах предпологаемой войны с Турцией (1793) и Францией (1799). Смысл первого плана зключался в том, чтобы в течение двух кампаний осуществить поход от нижнего течения Днестра до Константинополя (около 800 км.), сломить сопротивление полевой армии противника и завершить войну взятием турецкой столицы. Для снабжения наступающей вдоль побережья Чёрного моря армии А.В. Суворов планировал использовать морские коммуникации; парусному флоту ставилась задача обеспечить их прикрытие, гребная флотилия должна была непосредственно взаимодействовать с сухопутными войсками. Идея глубокого наступления, направленного на жизненно важные центры противника, которая составляла стержень плана, выдвигалась впервые.К концу XVIII в. в русской армии окончательно сложились идеи новой стратегии. Полный отход от ведения мневренной борьбы на истощение, стремление сокрушить главные силы противника были нанесением прямого решительного удара, были её системообразующими признаками.К концу XVIII столетия Россия предстала перед всем миром как могучая в военном отношении держава, которая заняла ключевую позицию в системе баланса сил европейских государств. Успешная внешняя политика, опиравшаяся на победы русского оружия на суше и на море, высоко подняла международный авторитет России. Никогда ранее Российская империя не достигала такого могущественного положения в мире: Россия утвердилась на Балтике и Чёрном море; завершилось воссоединение украинского и беларусского народов с российским народом. Россия заняла в Европе место, подобающее великой державе, стала одним из ведущих субъектов мировой политики.Русское военное искусство второй половины XVIII века - важнейшее национальное достояние. Оно питает своими живительными соками отечественную военную мысль и в наше время.