Аграрная реформа Хрущёва

Дореволюционные  рубежи  душевого  потребления  основных  продуктов  питания

остались позади. В 1958 году  по  сравнению  с  1953  годом  резко  возросла

продукция личных подсобных  хозяйств. Деревня ожила в ожидании  новых  добрых

перемен. И их еще было не мало.

             Реорганизация  МТС   и   продажа   техники   колхозам   сделала

колхозников потенциально полноправными  хозяевами  или  пользователями  всех

основных средств производства. Отмена обязательных  поставок  и  натуроплаты

за  работы  МТС,  введение  денежной  оплаты  труда  и   такого   же   счета

себестоимости продукции  и рентабельности производства  практически  включали

колхозную экономику  в  единые  товарно-денежные  отношения  всей  советской

экономики, что создавало  реальную основу для перехода колхозов на  подлинный

хозрасчет. Повышение роли принципа материальной  заинтересованности  привело

к росту реальных доходов  колхозников, рабочих и специалистов совхозов.

            Все  это,  безусловно,  означало  рождение  новой  перспективной

альтернативы, открывало  реальные пути для дальнейшего  развития  колхозов  и

совхозов. Но случилось иначе.

 

 

 

                             ТРИ СВЕРХПРОГРАММЫ

                                 И ИХ РЕАЛИИ

 

 

    Вскоре после  сентябрьского (1953 г.)  Пленума   ЦК  КПСС  стал  отчетливо

прослеживаться отход  от  его  курса  на  прожектерский  путь  обеспечения  в

кратчайшие сроки невиданного  подъема сельского  хозяйства  и  благосостояния

народа.  Выдвижение  и  решение  такой  задачи   представлялись   прагматику

Н.С.Хрущеву вполне реальными, что, кстати,  открывало  возможность  показать

себя на деле как нового лидера партии.

          Уже на  февральско-мартовском  (1954  г.)  Пленуме  ЦК  КПСС  была

фактически  пересмотрена  основная  целевая  установка  аграрной   политики,

разработанная сентябрьским  Пленумом:  «  …в  течении  двух-трех  лет  резко

повысить обеспеченность  всего  населения  нашей  страны  продовольственными

товарами и вместе с  тем обеспечить всей массе колхозного крестьянства  более

высокий уровень материального  благосостояния»[1]. В докладе 23 февраля  1954

года Хрущев представил эту  установку в иной редакции:  «  …в  ближайшие  2-3

года в достатке удовлетворить  растущие потребности населения  нашей страны  в

товарах  народного  потребления  и  обеспечить  сырьем  легкую   и   пищевую

промышленность»[2]. Подобный пересмотр весьма показателен.

            Н.С.Хрущев   поверил   в   возможность   в   2-3   года   решить

продовольственную проблему в стране и в достатке  удовлетворить  потребности

населения в продуктах. На службу этой цели он направил  всю  мощь  командно-

административной системы  управления.  Не  случайно  оказалось  измененной  и

заключительная  часть  формулы  –  исчезли  слова  о  росте   благосостояния

колхозного крестьянства. Докладчику они  показались,  видимо,  не  столь  уж

важными для выдвигаемой  глобальной программы. И в этом свете  представляются

вполне  объяснимыми  последовавшие  вскоре   мероприятия   по   фактическому

свертыванию  личного  подсобного  хозяйства,  сселению  деревень  непрерывно

укрупняемых колхозов и совхозов и т.п.

          В докладе Хрущев назвал и  основные  источники  невиданного   прежде

роста  сельскохозяйственного  производства  освоения  целины,   повсеместное

распространение:   возделывание   кукурузы,   равнение    на    передовиков,

структурные изменения в  руководстве. Упомянул он  и  главных  противников  –

травопольные    севообороты,    инертность    хозяйствования,    постоянство

организационных структур. Целевая  установка была, таким образом,  переведена

в конкретную программу действий.

           Конечно,  Н.С.Хрущев  не   был   подлинным   знатоком   сельского

хозяйства,  не  имел  никакого  специального   образования,   полагался,   в

основном, на свой житейский  опыт, природную сметку. Вместе  с  тем  он  живо

интересовался всем новым, что  касалось  сельскохозяйственного  производства,

особенно передовым практическим  опытом.  Однако  нельзя  не  заметить,  что

Никита Сергеевич в  течении многих лет и до  конца  своей  партийной  карьеры

был последовательным сторонником  Т.Д.Лысенко с его псевдоучениями  о  «чудо-

культурах»  или  агрозооприемах,  способных  якобы  одним   махом   изменить

положение дел в сельском хозяйстве.

            Н.  С.  Хрущев  не  является  инициатором  и  разработчиком   той

экономической программы  подъема  сельского  хозяйства,  которую  изложил  на

сентябрьском (1953 г.) Пленуме  ЦК КПСС.  Фактически  она  была  подготовлена

раньше и в значительной мере изложена на сессии  Верховного  Совета  СССР  8

августа  1953  года  в  речи  Председателя  Совета  Министров  СССР  Г.   М.

Маленкова.  То  собственное,  что  явственно   прозвучало   уже   в   первых

выступлениях Н.С. Хрущева  на посту лидера партии  –  это  страстное  желание

принести  благо  людям,   и   как   можно   скорее,   неукротимая   вера   в

организаторские  возможности  партии,   в   силу   примера,   всепобеждающий

энтузиазм масс, способных  решить все проблемы, опрокинуть любые  преграды  на

пути к светлому будущему. Хрущев в чем-то  даже  усилил  роль  субъективного

фактора  в   развитии   социалистической   экономики,   особенно   сельского

хозяйства. Но здесь-то и  таилась  грозная  опасность,  что  определило  всю

модель, стереотип деятельности командно-административной системы  управления

в  сфере  сельскохозяйственного  производства.  В  основе  этого  стереотипа

лежало принятие, а точнее волевое утверждение,  минуя  действующие  плановые

директивы,  волюнтаристских,  нереалистичных   сверхпрограмм   действия.   В

области аграрной политики четко  обозначились  по  меньшей  мере  три  таких

программы.

            Прежде  всего  это  целинная   эпопея.   Страна,   располагавшая

крупнейшими в  мире  просторами  уже  вовлеченных  в  оборот  плодороднейших

черноземов и  благодатно  естественно  орошаемых  нечерноземных  угодий,  но

получавшая   мизерные   по   сравнению   с   развитыми   (и    не    только)

капиталистическими, а также  другими  странами  урожаи  зерновых;  страна,  в

которой  около  половины  поголовья  скота  размещалось   во   временных   и

неприспособленных помещениях, в которой даже  уже  получаемый  валовой  сбор

зерновых  не  был  обеспечен  надежными  хранилищами,  в  которой   ощущался

острейший дефицит трудовых ресурсов, и прежде  всего  кадров  механизаторов,

именно в основных  зерновых  и  животноводческих  районах,  особенно  сильно

пострадавших от гитлеровского  нашествия,- эта  страна  с  целью  дальнейшего

приращения производства зерна и продукции животноводства пошла, да  еще  под

флагом  интенсификации,  на  громадное   отвлечение  людских  и   финансовых

ресурсов из уже освоенных  районов, на колоссальное расширение фронта  работ,

освоение огромных массивов целинных земель, значительное увеличение  площади

пашни, создание на ней новых  хозяйств. Понять это трудно. Сразу  подчеркнем,

что речь в этом плане идет не о самой  идее  освоения  целины,  не  о  самом

факте  расширения  пашни,  здесь  могли  быть  и  весьма  разумные   резоны.

Непомерные  масштабы,  волевые  методы,  ничем  необоснованные  сроки,   при

отсутствии каких-либо проектных  и  научных  изысканий,  превратили  освоение

целины  в  волюнтаристскую  сверхпрограмму  со  всеми   вытекающими   отсюда

последствиями.

            На февральско-мартовском (1954 г.)  Пленуме  ЦК  КПСС  ставилась

задача расширения посевов  зерновых за  счет  освоения  целинных  и  залежных

земель на 13 миллионов  гектаров. Но  уже  через  10  месяцев,  на  январском

Пленуме ЦК, Хрущев говорил  о том, что  ЦК  партии  Совет  Министров  приняли

решение довести посевы зерновых на новых землях в 1956 году не менее  чем  до

28-30 миллионов  гектаров.  Обосновывая  это  решение,  он  подчеркнул,  что

освоение целинных и залежных земель является «наиболее доступным  и  быстрым

источником увеличения производства зерна»[3].  Но  на  февральско-мартовском

Пленуме ЦК говорилось и о  другом важнейшим  источнике  –  росте  урожайности

зерновых. Теперь же - вся  ставка на целину!

             Слово  обязывало  к  делу,  но  и   породило   первую   крупную

полуправду, а точнее неправду о целине.

            В докладе на декабрьском (1958  г.)  Пленуме  ЦК  КПСС,  подводя

итоги первого пятилетия  освоения  целины,  Хрущев  утверждал,  что  освоение

целинных и залежных  земель  стало  решающим  условием  производства  зерна.

Однако в докладе не было данных об урожайности зерновых. И не случайно.  Она

возросла в тот период значительно – с 7,7 до 11,1 центнера с гектара. Но  не

за счет целины. В районах  ее  освоения  урожайность  зерновых  составляла  в

1958 году лишь 9,6 центнера  с  гектара,  то  есть  существенно   тянула  вниз

общесоюзный показатель. Поэтому  целинная прибавка в посевах зерновых –  18,5

миллиона гектаров, о которой  могла  идти  речь  в  докладе,  дала  в  лучшем

случае около 18  миллионов  тонн  зерна,  в  то  время  как  106,7  миллиона

гектаров старопахотных  земель за счет роста урожайности  дали прибавку  около

38 миллионов тонн, то есть  в два раза больше.

           Сам по себе этот факт  свидетельствовал  о  наличии  в  программе

освоения целины глубинных  противоречий. Они были заложены уже  в партийных  и

государственных документах тех лет.  Обострение  их  в  процессе  реализации

программы не позволило достичь  намеченных ею целей.

           В Отчетном докладе ЦК КПСС  ХХII съезду  партии  указывалось,  что

целинные земли дают свыше 40 процентов всех заготовок  хлеба  в  стране.  Но

это было  не  так.  Такой  процент  заготовок  хлеба  давали  не  собственно

целинные земли, а районы освоения целинных и залежных  земель.  В  1961-1970

годах они давали в среднем  около 47 процентов всех закупок зерна  – ведь  это

же районы Поволжья, Урала,     Сибири, Дальнего Востока, Казахстана. Но (  и

это важно!) те же районы обеспечивали 33 процента закупок зерна в 35-в  1950

году. Значит, отдача собственно целины  выглядит  гораздо  скромнее:  не  40

процентов, а часть ( пусть  большая) из оставшихся  12-14  процентов  закупок

хлеба в стране.

          Не обеспеченный производственной, да и социальной  инфраструктурой

марш-бросок на целинные земли  отвлек  в  те  годы  значительные  ресурсы  от

укрепления зернового  и в целом сельского хозяйства  в других районах  страны,

в том числе Нечерноземной  зоны РСФСР, и привел к росту общих  потерь  урожая

зерновых до 30-40 и более  миллионов тонн в год, то есть в 1,5-2 раза  больше

того, что давали стране собственно  целинные  земли.  Особенно  настораживал

процесс расхищения природных, почвенных  ресурсов,  вызванный  прежде  всего

тем, что рациональная система  земледелия  была  создана  здесь  лишь  спустя

почти  два  десятилетия  после  освоения  целины.  В  этой  ситуации  целина

своевременно  не  укрепила  зерновой  баланс  страны,  но   привела   (   по

времени)наряду с другими  факторами к  снижению  производства,  необходимости

закупок зерна за рубежом.

           Следующая сверхпрограмма тех  лет – скоропалительное по  времени  и

утопическое по масштабам  расширение площади посевов кукурузы и других «чудо-

культур». Логика при этом была предельно прямолинейной: всю  пахотную  землю

распахать, всю пашню засеять, засеять потенциально,  невзирая  на  зональные

различия, самыми «высокоурожайными» культурами  и  получить  за  счет  этого

максимум продукции, кормов.

            Идеализация  возможностей   «чудо-культур»   привела   почти   к

десятикратному расширению в стране посевов кукурузы  или,  например,  «царя-

гороха». Считалось, что для  обеспечения полного достатка кормов  в  колхозах

и совхозах кукуруза будет  давать  по  500-600  центнеров  зеленой  массы  с

гектара, а в районах  недостаточного увлажнения  –  примерно  300  центнеров.

Доклады и речи Хрущева  в те годы  были  переполнены  примерами  передовиков,

добившихся еще более  высоких показателей. При  этом  идеологизация  примеров

принимала всеобщий характер.  В  речи  на  совещании  передовиков  сельского

хозяйства РСФСР 23 февраля 1961 года Никита  Сергеевич  говорил:  …нашей  ли

рати коммунистической, комсомольской, советской бояться трудностей  освоения

таких могучих культур, как  кукуруза  и  сахарная  свекла,  которые  сделают

буквально  переворот  в   производстве   продуктов   животноводства»[4].   О

крестьянине простом здесь  не упоминается.  Ставка  не  на  него.  Брал  верх

сложившийся стереотип  мышления  командной  системы.  Тем  самым  объективно

замораживались заинтересованный, вдохновенный, свободный крестьянский  труд,

сила  экономических  стимулов,  хотя  слов   на   сей   счет   произносилось

предостаточно.

                Порой  сами  передовики  ставились   в  компрометирующие   их