Виктор Степанович Черномырдин

4. «Отец» Газпрома.

I. “Газовая промышленность в СССР начала бурно развиваться в 1970-е гг., когда нефтяная отрасль уже начинала понемногу стагнировать”, — вспоминает Петр Родионов, бывший первый заместитель председателя правления “Газпрома”. По этой причине к концу 1980-х разрыв в развитии нефтяной и газовой промышленности выглядел довольно заметно. А в начале 1990-х, по его мнению, коллегам-нефтяникам не повезло с переходом в частную собственность: “Приватизация нефтянки прошла фактически по всем промыслам — самостоятельных предприятий в отрасли насчитывались сотни, если не тысячи. Все 1990-е ушли на их консолидацию, процесс завершился только в начале 2000-х”. В газовой отрасли сложилась совсем другая картина: “Государственный концерн “Газпром” [учрежденный в 1989 г.] был единой структурой с самого начала и по закону не мог быть раздроблен в процессе акционирования”. Это позволило компании централизовать все ресурсы — финансовые, производственные, интеллектуальные — и благодаря такой концентрации пережить падение экономики и рост неплатежей. И все это — “личная заслуга Виктора Степановича, первого руководителя “Газпрома” [в 1989-1992 гг.]”, резюмирует Родионов. А уж за то, что Черномырдин не дал расчленить “Газпром” в 1997 г., ему и вовсе памятник ставить надо, добавляет он: “Не добейся он этого, еще не известно, сохранилось бы российское государство”.

Правда, бывший вице-премьер  РФ Борис Немцов, продвигавший реформу  “Газпрома”, считает, что сам-то Черномырдин  ей не сопротивлялся: “В апреле 1997 г. был  подписан указ о реформе трех монополий: железнодорожной, энергетической и  “Газпрома”. Но если первые две были запущены, то последняя так и не произошла. Ее первый шаг — доступ к трубе независимых производителей газа — вызвал ярость у [председателя правления “Газпрома”] Рема Вяхирева, он лег костьми, чтобы этого не произошло. Черномырдин пойти против друга не мог”. Но Родионов напоминает, что Черномырдин не случайно в то время убедил “Газпром” взять кредит на несколько миллиардов долларов и затем передать эти деньги в бюджет в виде налогов: “Государству это позволило выплатить задолженность по пенсиям, [президенту РФ] Борису Ельцину — избежать импичмента в парламенте, а “Газпрому” — остаться неразделенным”.

Черномырдин сумел уберечь  “Газпром” и от вездесущего в  те годы Бориса Березовского, хотя и  несколько парадоксальным образом. “В июне 1997 г. Березовский решил  стать председателем совета директоров и даже добился виз Вяхирева и  Черномырдина на проекте решения, —  рассказывает Немцов. — Но требовалась  и моя санкция, как представителя  государства [в “Газпроме”]. Я сказал: только через мой труп. Как раз  в это время мы с Черномырдиным  отправились с визитом в Китай. Березовский туда за нами прилетел. Был нервный часовой разговор в душной комнате российского  посольства в Пекине. Кончился он тем, что Черномырдин сказал Березовскому: “Чего вы от меня хотите, я не могу пойти против Немцова, он же преемник”. “Он и визу поставил только потому, что знал: я сам с Березовским  разберусь”, — улыбается Немцов.

II. Было трагически раздвоенное время. 1 февраля 1993 года Черномырдин позволил Газпрому в четыре раза увеличить цены на газ внутри страны, но вместе с тем почти никто внутри страны Газпрому за газ не платил, и компании, в сущности, было все равно, сколько денег ей не платят – как раньше или в четыре раза больше.

Вообще вместо денег в те времена  в России использовались вексельные схемы. Какая-нибудь поликлиника, например, нуждалась в газе, но не имела  денег за газ платить. Главный  врач поликлиники обращался в  Министерство здравоохранения и  получал разрешение взять кредит в коммерческом банке, чтобы закупить на этот кредит газ. Государство брало  на себя обязательства со временем погасить этот кредит. Коммерческий банк кредит поликлинике давал, но не деньгами, а векселем. Вексель на сто рублей, например, Газпром отказывался считать  ста рублями, зачитывал вексель  за шестьдесят рублей и на шестьдесят рублей поставлял поликлинике газ. Потом банк требовал от Газпрома заплатить  по векселю, причем вексель оценивал уже в восемьдесят рублей. Газпром  платил и требовал от государства  погасить сторублевый вексель. Государство, не имея денег, списывало сто рублей с налогов Газпрома. Таким образом, Газпром поставив газа на шестьдесят рублей, получал налоговых списаний на сто рублей. А банк получал восемьдесят рублей за вексель, рыночная цена которого равнялась шестидесяти рублям.

Это, конечно, очень грубое и весьма неточное объяснение многочисленных вексельных схем, которыми жила в начале девяностых российская экономика. Важно только понимать, что живые деньги оказывались в дружественных Газпрому банках, вроде банка «Империал», главой совета директоров которого был Рем Вяхирев – по совместительству глава Газпрома. И важно понимать, что сам Газпром получал благодаря вексельным схемам значительные налоговые послабления и никогда (если верить официальной отчетности) не имел денег ни чтобы платить налоги, ни даже чтобы платить зарплаты своим рабочим.

Премьер Черномырдин, надо полагать, закрывал глаза на вексельные схемы. Но если вексельные схемы были выгодны  руководству Газпрома, с которым  Черномырдина связывали дружеские  отношения, то премьеру Черномырдину вексельные схемы были невыгодны. Ему приходилось  думать, как выкроить из пустого  бюджета зарплаты врачам, учителям и военным. И это у Черномырдина болела голова, когда в ноябре 93-го в стотысячном городе Надыме бастовало  восемьдесят тысяч работавших на Газпром строителей, да еще посылали эмиссаров в Воркуту, чтобы объединить забастовку строителей и забастовку угольщиков и превратить ее, в конце  концов, во всеобщую стачку.

Постепенно правительство и  Газпром пришли к негласному договору, что налоги компания платит не в  том размере, который установлен законом, а в том размере, который  необходим правительству на самые  неотложные нужды. «Хотели как лучше, а получилось как всегда», – такова была одна из растиражированных прессой крылатых фраз премьера Черномырдина. И фраза эта при всей ее комичности действительно отражала суть событий – реформы шли не так, как были задуманы, а как получалось.

И все же реформы шли. Несмотря на «политическое самоубийство» Гайдара, позиции либералов все еще  были очень сильны, и идея приватизации все еще пользовалась большой  популярностью в народе. Сейчас Черномырдин  рассказывает, что пока он был главой Газпрома, ему приходилось встречаться  с отцом приватизации Анатолием  Чубайсом и всеми правдами и неправдами пытаться Газпром от приватизации уберечь.

18 февраля 1993 года Виктор Черномырдин  от имени Правительства Российской  Федерации подписал «Соглашение  об использовании высокообогащённого  урана, извлечённого из ядерного  оружия».

19 января 1994 года Черномырдин дал  поручение правительству в трехдневный  срок подготовить к подписанию  проект трастового договора, согласно  которому акции, принадлежавшие  государству, передавались руководству  Газпрома в трастовое управление, а в награду за осуществление  доверительного управления руководство  Газпрома получало право выкупить  у государства эти акции по  номинальной стоимости.

Интересы государства и интересы Газпрома рознились, но, видимо, премьер-министр  Виктор Черномырдин и председатель правления Газпрома Рем Вяхирев  всерьез надеялись, что когда-нибудь в далекой исторической перспективе  интересы государства и газовой  корпорации сойдутся. Надо было только удержаться у власти, надо было хоть через пень-колоду, но довести реформы  до конца.

Впервые интересы Газпрома и премьера совпали в апреле 1995-го, когда  Черномырдин создал и возглавил  политическое движение «Наш дом –  Россия». Глава Газпрома Рем Вяхирев  даже и не скрывал, что поддерживает новую черномырдинскую партию. Журналисты, не стесняясь, называли эту партию «Наш дом – Газпром», и мало кто  сомневался, что эта партия победит  на выборах в конце года. Губернаторы  и директора крупных предприятий  открыто сочувствовали новой  черномырдинской партии. Деятели  культуры и звезды шоу-бизнеса, как  это им свойственно, поспешили вступить в партию власти. Города были завешаны предвыборными плакатами, на которых  Черномырдин складывал руки домиком, словно защищая Россию от невзгод.

И все же Черномырдин, привыкший  ценить реальную мощь своего газового концерна, явно недооценивал эфемерную  мощь телевидения. Он совершил множество  ошибок в качестве публичного политика. Вернее, что бы Черномырдин ни делал, тележурналисты искусно представляли это как ошибку.

Шла первая чеченская война. В июне 1995 террористы захватили больницу в  городе Буденновске. Черномырдин вел  переговоры об освобождении заложников. Вся страна слышала, как премьер  кричал в телефон предводителю террористов: «Шамиль Басаев, говорите громче». Когда  заложники были освобождены, только ленивый не пенял Виктору Черномырдину за глупость и неуклюжесть этой фразы.

На самом деле Черномырдин оказался единственным в новейшей истории  России переговорщиком, которому удалось  спасти заложников. Но над ним смеялись. Хотя в его фразе не было ничего смешного. На Кавказе принято обращаться просто по имени и на «ты». Но не мог  же премьер обращаться к террористу на «ты» и по имени, как к старому  приятелю. В Москве принято обращаться по фамилии и подставляя перед  фамилией слово «господин». Но не мог  же Черномырдин говорить «господин  Басаев», потому что какой же он, к чертовой матери, господин, если захватил в заложники детей и женщин. А слова «говорите громче» значили всего лишь, что премьеру было плохо слышно по телефону. Но над ним смеялись. И этот эпизод был лишь одним из тысячи эпизодов, снижавших рейтинг черномырдинской партии, несмотря на всю мощь Газпрома в партийной кассе.

Сейчас "Газпром" в России - это  государство в государстве. Бывший глава "Газпрома" Черномырдин  в течение четырех лет находился  на посту премьер-министра. В 1993 году, при президенте Ельцине, Черномырдин  настоял на приватизации "Газпрома" и превращении его в акционерное  общество, где высшее руководящее  звено смогло купить на льготных условиях значительные пакеты акций.

Состояние Черномырдина, считающегося крупным акционером "Газпрома", по данным ЦРУ, оценивалось в 1997 году в пять миллиардов долларов. Когда  в июле 1997 года премьер представил свою налоговую декларацию, она не вызвала ничего, кроме смеха. Черномырдин продекларировал свой годовой доход в объеме чуть более 8000 долларов, а его жена оценила свое имущество всего в 46000 долларов. При этом здоровый как бык и неразговорчивый Черномырдин известен своими дорогостоящими увлечениями: охота на медведей, водные мотоциклы и снегоходы, дорогие антикварные часы. К его шестидесятилетию благодарные российские промышленники подарили ему "Мерседес" - его ровесник - стоимостью 750000 долларов.

В сентябре 1995-го на вопрос о партии Черномырдина президент Ельцин махнул небрежно рукой и сказал, что партия эта несерьезная, на выборах наберет  максимум 8—10 процентов. Таким образом Ельцин как бы лишил «Наш дом – Россия» президентской поддержки.

В декабре 1995 года партия «Наш дом  – Россия» получила на выборах 10 процентов. Это было катастрофическое поражение. Получить большую фракцию  в парламенте у Черномырдина не получилось. Он отказался от депутатского мандата  и продолжал работать премьер-министром.

После образования Совета обороны  Российской Федерации 25 июля 1996 года и  до его упразднения 3 марта 1998 года на Председателя Правительства РФ В. С. Черномырдина были возложены обязанности заместителя Председателя Совета обороны РФ.

В 1996 г. отношения с руководством Чечни были на грани войны. В это время в Москву прибыла делегация Чечни во главе с З.Яндарбиевым с вооруженной до зубов охраной для ведения переговоров. Отношение к визитерам было, надо сказать двойственное: с одной стороны от переговоров не уйти, с другой – вступать в переговоры мало кому хотелось. Многие визитеров откровенно побаивались. Сначала переговоры поручили вести А.Лебедю, но согласия не намечалось. В этой ситуации делегацию принял Председатель Правительства и развернул ситуацию совершенно в иную сторону, найдя и нужный тон, и тему для разговора.

- Наступают холода, - сказал  Виктор Степанович, - у нас нет  шансов на долгую раскачку  и политические дискуссии. В  разрушенной войной республике  необходимо срочно готовиться  к зиме.

Дальше было решено создать  комиссию по контролю за исполнением указов Президента России, касающихся Чечни, подготовкой мероприятий по борьбе с преступностью, терроризмом и проявлениями национальной и религиозной вражды, контролем за использованием финансовых и материальных средств, выделяемых на восстановление экономики и социальной жизни республики, по координации взаимодействия органов власти ЧР и РФ. По окончании встречи у премьера чеченская делегация отбыла на прощальный ужин в «Горки-10» в весьма задумчивом состоянии. Делегация З.Яндарбиева, писали «Известия», на этот раз «вернулась в Чечню из Москвы уже без прежних победно-митинговых настроений, озадаченная перспективой проявить себя на хозяйственно-трудовом фронте».

После пяти лет премьерства Виктор Черномырдин казался «несменяемым»  и «неувольняемым». При больном и пассивном Борисе Ельцине Виктор Черномырдин стал реальным хозяином положения – именно в его руках находились основные рычаги власти. Поэтому известие о его отставке было равносильно революции.

Бориса Березовского, очень беспокоила незыблемость и независимость Черномырдина. Черномырдин не мог простить Березовскому неудачной попытки взять под  свой контроль Газпром. Березовский  давно враждовал с первым вице-премьером  Чубайсом, но прекрасно понимал, что  никогда не сможет избавиться от Чубайса, пока в кресле премьера Черномырдин. Березовский понимал что если ничего не предпринять, то следующим президентом станет Черномырдин. Оставаясь премьером до 2000 года, он будет просто обречен стать президентом. Поддержка Газпрома и губернаторов будет надежной гарантией успеха.