В. В. Стасов

 

Стасов всегда был деятелем «крайних», радикальных взглядов, и его нередко обвиняли (и обвиняют) в односторонности .Его статьи публицистичны, полемичны по тону. В пылу боевой запальчивости он впадал иногда в известную односторонность, проявлял излишнюю критичность по отношению к некоторым выдающимся художествам, явлениям. Несмотря на это Стасов внёс существенный вклад в разработку важнейших вопросов русской реалистичной эстетики. Заботой о русском искусстве пронизана его обширная переписка с художниками, писателями, музыкантами. Труды Стасова принадлежат к классическому наследию русской художественной мысли. Например, он очень высоко ставил оперное творчество Глинки и всей петербургской школы, но Чайковского ценил почти исключительно как симфониста, а не оперного композитора (что не мешало ему поддерживать с Чайковским весьма теплые личные отношения); довольно долго выступал против системы консерваторского образования, считая, что она нивелирует национальное своеобразие русских талантов. В горячо любимом им творчестве петербургской школы Стасов полностью принимал все сделанное Мусоргским и Бородиным, но, например, не сразу оценил эволюцию искусства Римского-Корсакова. Это было связано с основными позициями Стасова, которым он сохранял верность в течение всей жизни, – с понятиями «реализма» (под которым подразумевался прежде всего выбор актуальных для современности тем, антиакадемизм) и «народности» (эту категорию Стасов считал совершенно обязательной при оценке произведения искусства, а в новой русской музыке, основанной на национальном материале, видел будущее всего европейского искусства).

Особым его предпочтением пользовались художественные концепции на подлинном историческом материале, он исключительно высоко оценивал опыты Даргомыжского и Мусоргского по передаче в музыке интонаций живой речи; особый «конек» Стасова составляла «восточная тема», которая была для него неотъемлемой составляющей нового русского искусства.

Жесткость установок Стасова и категоричность его выступлений уравновешивались, однако, его глубокой преданностью интересам науки и искусства, искренностью стремления к «новым берегам», артистичностью натуры. Стасов нередко бывал несправедлив и резок, однако всегда благороден и великодушен и до конца предан своим друзьям.

 

 

Музыкальная критика

Главным делом своей жизни Стасов считал художественную и музыкальную критику. С 1847 систематически выступал в печати со статьями по литературе, искусству, музыке. Деятель энциклопедического типа, Стасов поражал разносторонностью интересов (статьи по вопросам русской и зарубежной музыки, живописи, скульптуры, архитектуры, исследовательские и собирательские работы в области археологии, истории, филологии, фольклоре и др.). Придерживаясь передовых демократичных взглядов, Стасов в своей критической деятельности опирался на принципы эстетики русских революционных демократов - В. Г. Белинского, А. И. Герцена, H. Г. Чернышевского. Основами передового современного искусства он считал реализм и народность. Стасов боролся против далёкого от жизни академического искусства, официальным центром которого в России была Петербургская империя Академия Художеств, за реалистичное искусство, за демократизацию художеств, жизни. Человек огромной эрудиции, связанный дружескими отношениями со многими передовыми художниками, музыкантами, писателями, Стасов был для ряда из них наставником и советчиком, защитником от нападок реакционной официальной критики.

Музыкально-критическая деятельность Стасова, начавшаяся в 1847 г. ("Музыкальным обозрением" в "Отечественных Записках"), обнимает собой более полувека и является живым и ярким отражением истории нашей музыки за этот промежуток времени.

Начавшись в глухую и печальную пору русской жизни вообще и русского искусства в частности, она продолжалась в эпоху пробуждения и замечательного подъема художественного творчества, образования молодой русской музыкальной школы, ее борьбы с рутиной и ее постепенного признания не только у нас в России, но и на Западе.

В бесчисленных журнальных и газетных статьях [22] Стасов отзывался на каждое сколько-нибудь замечательное событие в жизни нашей новой музыкальной школы, горячо и убежденно истолковывая значение новых произведений, ожесточенно отражая нападения противников нового направления.

Не будучи настоящим музыкантом-специалистом (композитором или теоретиком), но получив общее музыкальное образование, которое он расширил и углубил самостоятельными занятиями и знакомством с выдающимися произведениями западного искусства (не только нового, но и старого — старых итальянцев, Баха и т. д.), Стасов мало вдавался в специально технический анализ формальной стороны разбираемых музыкальных произведений, но с тем большим жаром отстаивал их эстетическое и историческое значение.

Руководимый и пламенной любовью к родному искусству и к его лучшим деятелям, природным критическим чутьем, ясным сознанием исторической необходимости национального направления искусства и непоколебимой верой в его конечное торжество, Стасов мог иногда заходить слишком далеко в выражении своего восторженного увлечения, но сравнительно редко ошибался в общей оценке всего значительного, талантливого и самобытного.

Этим он связал свое имя с историей нашей национальной музыки за вторую половину XIX столетия.

По искренности убеждения, бескорыстному энтузиазму, горячности изложения и лихорадочной энергии Стасов стоит совсем особняком не только среди наших музыкальных критиков, но и европейских.

В этом отношении он отчасти напоминает Белинского, оставляя, конечно, в стороне всякое сравнение их литературных дарований и значения.

В большую заслугу Стасову перед русским искусством следует поставить его малозаметную работу в качестве друга и советника наших композиторов (Начиная с Серова, другом которого Стасов был в течение длинного ряда лет, и кончая представителями молодой русской школы — Мусоргским, Римским-Корсаковым, Кюи, Глазуновым и т. д.), обсуждавшего с ними их художественные намерения, подробности сценария и либретто, хлопотавшего по их личным делам и способствовавшего увековечению их памяти после их смерти (биография Глинки, долгое время единственная у нас, биографии Мусоргского и других наших композиторов, издание их писем, разных воспоминаний и биографических материалов и т. д.). Немало сделал Стасов и как историк музыки (русской и европейской).

Европейскому искусству посвящены его статьи и брошюры: "L''abbe Santini et sa collection musicale a Rome" (Флоренция, 1854; русский перевод в "Библиотеке для Чтения", за 1852 г.), пространное описание автографов иностранных музыкантов, принадлежащих Императорской Публичной Библиотеке ("Отечественные Записки", 1856 г.), "Лист, Шуман и Берлиоз в России" ("Северный Вестник", 1889 г. №№ 7 и 8; извлечение отсюда "Лист в России" было напечатано с некоторыми добавлениями в "Русской Музыкальной Газете" 1896 г., №№ 8—9), "Письма великого человека" (Фр. Листа, "Северный Вестник", 1893 г.), "Новая биография Листа" ("Северный Вестник", 1894 г.) и др. Статьи по истории русской музыки: "Что такое прекрасное демественное пение" ("Известия Имп. Археологического Общ.", 1863, т. V), описание рукописей Глинки ("Отчет Имп. Публичной Библиотеки за 1857 г."), ряд статей в III томе его сочинений, в том числе: "Наша музыка за последние 25 лет" ("Вестник Европы", 1883, №10), "Тормоза русского искусства" (там же, 1885, №№ 5—6) и др.; биографический очерк "Н. А. Римский-Корсаков" ("Северный Вестник", 1899, №12), "Немецкие органы у русских любителей" ("Исторический Вестник", 1890, №11), "Памяти M. И. Глинки" ("Исторический Вестник", 1892, № 11 и отд.), "Руслан и Людмила" М. И. Глинки, к 50-летию оперы" ("Ежегодник Имп. Театров" 1891—92 и отд.), "Помощник Глинки" (барон Ф. А. Раль; "Русская Старина", 1893, №11; о нем же "Ежегодник Имп. Театров", 1892—93), биографический очерк Ц. А. Кюи ("Артист", 1894, № 2); биографический очерк М. А. Беляева ("Русская Музыкальная Газета", 1895, № 2), "Русские и иностранные оперы, исполнявшиеся на Императорских театрах в России в XVIII и XIX столетиях" ("Русская Музыкальная Газета", 1898, №№ 1, 2, 3 и отд.), "Сочинение, приписываемое Бортнянскому" (проект отпечатывания крюкового пения; в "Русской Музыкальной Газете", 1900, № 47) и т. д. Важное значение имеют сделанные Стасовым издания писем Глинки, Даргомыжского, Серова, Бородина, Мусоргского, князя Одоевского, Листа и др. Весьма ценно и собрание материалов для истории русского церковного пения, составленное Стасовым в конце 50-х гг. и переданное им известному музыкальному археологу Д. В. Разумовскому, который воспользовался им для своего капитального труда о церковном пении в России.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Литературная деятельность

Начало литературной деятельности относится к 1847, когда в "Отечественные записки" поместил несколько "разборов" иностранных книг. Публиковался в более чем 50 русских и иностранных периодических изданиях. Печатался в "Вестник, изящных искусств", "Библиотеке для чтения", "ЖМНП", "Ежегодных императорских театров", "Историческом вестнике", "Северном вестнике", "Известии" и "Книжках "Недели"", "Русском вестнике", "Артисте", "Русской старине", "Древней и новой России", "Вестнике Европы" и многих других. В 1869 за работу "Происхождение русских былин" получил Уваровскую премию. В 1900 избран почетным академиком Академии Наук по разряду изящной словесности как представитель художественной критики. Автор многочисленных монографий и статьи о музыке, живописи, скульптуре, русских композиторах и художниках; работ в области археологии, истории, филологии, фольклористики, этнографии. Большое значение имел альбом рисунков "Славянский и восточный орнамент", над которым работал почти 30 лет, широко используя материалы не только отечественных, но и зарубежных библиотек, и музеев. На издание альбома получил из Государственного казначейства 12 тысяч рублей. Принимал активное участие в издании на средства А. В. Звенигородского на русском, французском, немецком языках книги "История и памятники византийской эмали" (СПб., 1894)

В начале 1860-х годов он был редактором "Известий" Императорского археологического общества, а также секретарем этнографического отделения Императорского географического музея, который он устроил в сотрудничестве с В. А. Прохоровым.

По поручению академии наук им написаны разборы сочинений: Д. А. Ровинского "Об истории русской гравюры" (в 1858 и 1864 гг.), архимандрита Макария — о новгородских древностях (в 1861 г.), С. А. Давыдовой — об истории и технике русского кружева (в 1886 г.) и др. С 1847 г. он помещал статьи более чем в пятидесяти русских и иностранных периодических изданиях и напечатал несколько сочинений отдельными книгами.

Из этих статей и изданий важнейшие:

• по археологии и ucmopuи искусства — "Владимирский клад" (1866), "Русский народный орнамент" (1872), "Еврейское племя в созданиях европейского искусства" (1873), "Катакомба с фресками в Керчи" (1875), "Столицы Европы" (1876), "Дуга и пряничный конек" (1877), "Православные церкви западной России в XVI веке" (1880), "Заметки о древнерусской одежде и вооружении" (1882), "Двадцать пять лет русского искусства" (1882—83), "Тормоза русского искусства" (1885), "Коптская и эфиопская архитектура" (1885), "Картины и композиции, скрытые в заглавных буквах древних русских рукописей" (1884), "Трон хивинских ханов" (1886), "Армянские рукописи и их орнаментистика" (1886); сверх того, критические статьи о произведениях художников И. Репина, М. Антокольского и В. Верещагина и сочинениях Д. А. Ровинского;
• биографии художников и художественных деятелей — К. Брюллова, А. А. Иванова, Ал. и Ив. Горностаевых, В. Гартмана, И. Репина, В. Верещагина, В. Перова, И. Крамского, В. Шварца, В. Штернберга, Н. Богомолова, В. Прохорова, В. Васнецова, Е. Поленовой, а также ревнителя отечественного просвещения П. Д. Ларина; в) статьи по ucmopии литературы и по этнографии — "Происхождение русских былин" (1868), "Древнейшая повесть в мире" (1868), "Египетская сказка в Эрмитаже" (1882), "О Викторе Гюго и его значении для Франции" (1877), "О руссах Ибн-Фадлана" (1881). В 1886 г., по Высочайшему повелению, на средства государственного казначейства, С. издал обширный сборник рисунков, под заглавием: "Славянский и восточный орнамент по рукописям от IV до XIX века" — результат тридцатилетних исследований в главных библиотеках и музеях всей Европы.

Собрание сочинений Стасова вышло в трех томах (СПб., 1894). В своих многочисленных статьях о русском искусстве Стасов, не касаясь вообще художественной техники исполнения, всегда ставил на первое место содержательность и национальность рассматриваемых им произведений искусства.

Его убеждения, хотя бы и оспариваемые, всегда были искренними.

В последнее время он особенно старался противодействовать своими статьями новым течениям живописи, получившим общее название декадентства.

В истории русской науки особенно крупную роль сыграла работа Стасова о происхождении былин. Появилась она в такое время, когда в изучении древнего русского эпоса царили народническая сентиментальность или мистические и аллегорические толкования.

В противность мнению, что былины представляют собой самобытное национальное произведение, хранилище древнейших народных преданий, Стасов доказывал, что наши былины целиком заимствованы с Востока и дают лишь пересказ его эпических произведений, поэм и сказок, притом пересказ неполный, отрывочный, каким всегда бывает неточная копия, подробности которой могут быть поняты лишь при сопоставлении с оригиналом; что сюжеты, хотя и арийские (индийские) по существу, приходили к нам всего чаще из вторых рук, от тюркских народов и в буддийской обработке; что время заимствования — скорее позднее, около эпохи татарщины, и не относится к векам давних торговых сношений с Востоком; что со стороны характеров и изображения личностей русские былины ничего не прибавили самостоятельного и нового к иноземной основе своей, и даже не отразили в себе общественного строя тех эпох, к которым, судя по собственным именам богатырей, они относятся; что между былиной и сказкой вообще нет той разницы, какую в них предполагают, усматривая в первой отражение исторической судьбы народа.

Теория эта произвела большой шум в ученом мире, вызвала массу возражений и нападок, не останавливавшихся и перед за подозрением любви автора к родному, русскому.

Не принятая всецело наукой, теория Стасова оставила в ней, однако, глубокие и прочные следы. Прежде всего она умерила жар мифологов, способствовала устранению сентиментальных и аллегорических теорий и вообще вызвала пересмотр всех прежних толкований нашего древнего эпоса — пересмотр, и теперь не законченный.

С другой стороны, она наметила новый плодотворный путь для историко-литературных изучений, путь, исходящий из факта общения народов в деле поэтического творчества.

Наконец, и мысль о восточном происхождении некоторых наших былинных сюжетов вновь высказана Г. Н. Потаниным и систематически проводится, хотя и с совершенно иным аппаратом, В. Ф. Миллером.

Враг всякого лжепатриотизма, Стасов в своих литературных произведениях выступает ярым бойцом за национальный элемент, в лучшем смысле этого слова, постоянно и настойчиво указывает, в чем русское искусство может найти русское содержание и передать его не в подражательной, чужой, а в самобытной национальной манере.