Эрнест Резерфорд

Только в одном случае интуитивное предвидение Резерфорда оказалось ошибочным. Обычно он был  совершенно прав в своих суждениях  о практическом использовании науки. Но одно его высказывание звучит сейчас по меньшей мере наивно. В 1933 году он заявил в своем выступлении в Британской ассоциации:

"Эти превращения атомов  представляют исключительный интерес  для ученых, но мы не сможем  управлять атомной энергией в  такой степени, чтобы это имело  какую-нибудь коммерческую ценность, и я считаю, что вряд ли мы  когда-нибудь будем способны сделать  это. Об атомных превращениях  наговорили множество всякой  чепухи. Наш интерес к этой  проблеме чисто научный".

Это заявление - оно было сделано за девять лет до того, как  стал работать первый атомный реактор, - не было ни оптимистическим, ни пессимистическим. Это был просто неправильный прогноз.

В научном окружении Резерфорда трудностей при выборе сотрудников  не возникало. Считалось само собой  разумеющимся соблюдение приличий либерального толка. Это был единственный мир, свободный от классовых, национальных или расовых предубеждений. Резерфорд  называл себя то консерватором, то независимым, а работать он хотел с теми, кто  мог заниматься физикой. Нильс Бор, Отто Ган, Георг Хевеши, Ханс Гейгер были людьми и собратьями - независимо от того, были ли они евреями, немцами  или венграми, - значительно более  близкими Резерфорду, чем, скажем, архиепископ  Кентерберийский, кто-либо из "тех  господ" или какой-нибудь несносный  английский философ. После 1933 года по инициативе Резерфорда еврейским иммигрантам  был открыт доступ в английскую академическую  среду. Научное общество было тогда  у нас действительно широко открытым, и вряд ли когда-нибудь так еще  будет. Работать в лабораториях приезжали  из всех стран, включая Россию. Любимый  ученик Резерфорда Петр Капица пользовался  благосклонностью советских властей  и в то же время был научной  звездой Кавендиша.

Капица был весьма одаренным, и в нем проглядывали черты  вдохновенного русского шутника. Он любил свою страну, но отдавал должное  и Англии, работал в Кавендише, но в отпуск уезжал на родину. Однажды  он спросил у одного из моих друзей, может ли иностранец стать пэром  Англии, и это дало нам повод  подозревать, что он был бы не прочь  быть членом советской Академии наук и одновременно преемником Резерфорда в палате лордов. В то время Капица вызывал большую зависть, отчасти  по той причине, что он мог делать с Резерфордом, что хотел. Он называл  его "крокодилом", объясняя, что  по-русски это слово имеет ласковый оттенок. На стене его новой лаборатории  по его просьбе скульптор Эрик Гилл высек фигуру крокодила. Для  Резерфорда было личной утратой, когда  Капице, уехавшему в очередной  отпуск в Россию, вежливо, но твердо сказали, что он должен остаться. Капица был очень ценным ученым, и естественным было желание, чтобы он в полную силу работал у себя дома. Впоследствии он наилучшим образом оправдал возлагавшиеся  на него надежды.

Копенгаген стал второй научной  столицей мира благодаря одному человеку, Нильсу Бору, который своим терпением  и раздумьями прустовского толка  дополнял Резерфорда как человека точно  так же, как теоретическая квантовая  физика Бора дополняла экспериментальную  физику Резерфорда. Бор был учеником Резерфорда, и они как отец и  сын любили и почитали друг друга. (По натуре Резерфорд был прирожденным отцом семейства, и смерть единственной дочери была величайшим горем в его  жизни. В его отношении к Бору, Капице и другим ученикам сказывалось  сильное отцовское чувство: сына у него не было.)

Но как ни сильна была его любовь к Бору, она все же оказалась недостаточной, чтоб заставить  его примириться с продолжительностью лекции, которую тот однажды прочитал в Кембридже. На лекции Бора в лекционном зале Кавендиша Резерфорд после  первого часа начал ерзать на своем  стуле. Прошло полтора часа, и он стал нетерпеливо дергать себя за рукав, бормоча громким шепотом: "Еще пять минут". Вежливый, терпеливый, решивший ничего не пропускать, Бор  читал уже больше двух часов. Резерфорд  начал шуметь, что "пора уж кончать  лекцию", и вскоре добился своего.

Из воспоминаний Нильса Бора: «Когда в знак признания его научных  заслуг Резерфорд получил звание пэра, он сразу проявил живой интерес  к своим новым обязанностям члена  палаты лордов, однако прямота и  простота его поведения нисколько  не изменились. Я не могу припомнить другого случая, когда бы Резерфорд  так резко обратился со мной, как  на обеде в клубе Королевского общества; в разговоре с одним из его друзей я упомянул его в третьем лице как лорда Резерфорда; он круто повернулся ко мне с гневным возгласом: "Вы величаете меня лордом?".

В течение почти 20 лет, на протяжении которых Резерфорд вплоть до самой смерти работал с неиссякаемой энергией в Кембридже, мы с женой  были очень близки с ним и его  семьей. Почти каждый год они радушно  принимали нас в своем уютном домике в Ньюнхеме, расположенном  неподалеку от старых колледжей; около  домика был разбит очаровательный сад, где отдыхал Резерфорд и уход за которым доставлял много радости  Мэри Резерфорд. Мне вспоминаются мирные вечерние часы, проведенные в кабинете Резерфорда, когда разговор шел не только о новых перспективах физики, но и о других вопросах, касающихся самых разнообразных сторон человеческой деятельности. В этих разговорах никто  не переоценивал собственных речей, потому что Резерфорд, усталый после  напряженного рабочего дня, потеряв  к беседе интерес, мог запросто заснуть. Тогда приходилось ждать, пока он не проснется п как ни в чем  не бывало возобновит беседу с прежней  энергией.

По воскресеньям Резерфорд  регулярно по утрам играл в  гольф с некоторыми из своих близких  приятелей, а вечером обедал в  Тринити-колледж, где встречался со многими выдающимися учеными  и с удовольствием вел беседы на самые разнообразные темы. Обладая  ненасытным интересом ко всем проявлениям  жизни, Резерфорд с большим уважением  относился к своим ученым коллегам; однако вспоминаю, как однажды, возвращаясь  со мной из Тринити, он заметил, что, по его мнению, представители так  называемых гуманитарных наук заходят  уж слишком далеко, гордясь своим  полным невежеством в том, что  происходит между моментом, когда  нажимают кнопку у входной двери, и моментом, когда в кухне зазвонит звонок.

Некоторые высказывания Резерфорда привели к ошибочному заключению, будто он недооценивал значения математического  аппарата для развития физики. Наоборот, по мере бурного развития той отрасли  физики, изрядная часть основ которой  заложена им самим, Резерфорд часто  выражал свое восхищение новыми теоретическими методами и даже проявлял интерес  к философским вопросам квантовой  теории. Мне особенно памятно, как  в нашу последнюю встречу, за несколько  недель до его смерти, он был захвачен новым подходом к биологическим  и социальным проблемам с позиций  дополнительности и как оживленно  обсуждал он возможность опытного доказательства причин национальных традиций и предрассудков  довольно необычным способом взаимообмена новорожденными между различными нациями.»

В числе полученных Резерфордом  наград медаль Румфорда (1904) и медаль Копли (1922) Лондонского королевского общества, а также британский орден  «За заслуги» (1925). В 1931 г. ученому был пожалован титул пэра. Резерфорд был удостоен почетных степеней Новозеландского, Кембриджского, Висконсинского, Пенсильванского и Макгиллского университетов. Он являлся членом-корреспондентом Геттингенского королевского общества, а также членом Новозеландского философского института, Американского философского общества. Академии наук Сент-Луи, Лондонского королевского общества и Британской ассоциации содействия развитию науки. Резерфорд был членом всех академий наук мира, в том числе АН СССР (с 1925).

Умер Резерфорд в Кембридже 19 октября 1937, внезапно, еще полный сил, когда ему было шестьдесят шесть  лет. Его смерть была не только внезапной, но и трагически случайной с врачебной  точки зрения. А ведь вполне можно  было ожидать, что он доживет до глубокой старости. Резерфорд был похоронен  в Вестминстерском аббатстве, недалеко от саркофага Ньютона.

Резерфорд не дожил до того, чтобы увидеть величайшую технологическую  революцию, основанную его открытием  атомного ядра, а также другими  его фундаментальными исследованиями. Но он всегда сознавал возрастающую ответственность  ученых в связи с любым увеличением  наших знаний и возможностей. Сегодня  мы лицом к лицу столкнулись с  самой серьезной угрозой нашей  цивилизации, чтобы серьезно подумать о том, как предотвратить гибельное  использование грозных сил, оказавшихся  в руках человека, и о том, как  направить это величайшее достижение на благо всего человечества. Принимавшие  участие в военных исследованиях, часто вспоминали Резерфорда и по мере своих сил пытались поступать  так, как, по их мнению, поступил бы он.

Память, которую оставил  о себе Резерфорд, служит для всех, кто имел счастье близко знать  его, неиссякаемым источником мужества и стойкости. Для новых поколений, которым в грядущие годы суждено  продолжить изучение атомного мира, жизнь  и деятельность этого великого исследователя  будет всегда служить источником вдохновения.

Список литературы

1. Ч.П. Сноу, Портреты и  размышления, М., Изд. "Прогресс", 1985 г., стр. 168-183

2. "Резерфорд - ученый  и учитель (К 100-летию со дня  рождения)", под ред. П.Л. Капицы, Изд. "Наука", М., 1973 г.

3. Борис Игнатьевич Казаков.  Превращение элементов. М., «Знание», 1977.

4. Журнал "Успехи физических  наук", т. 80, стр. 215, 1963.

5. Физический энциклопедический  словарь./Гл. ред. А.М. Прохоров. Ред.  Кол. Д.М. Алексеев, А.М. Бонч-Бруевич,  А.С. Боровик-Романов и др. - М.: Сов. энциклопедия, 1984.- 944 с.