Елизавета 1. эпоха и личность

Наиболее ярко особенности  английского Возрождения проявились в сценическом искусстве. В XVI веке театр в Англии был местом, где  собирались представители всего  населения. Его посещали аристократы  и джентльмены, купцы и чиновники. В театр заходили крестьяне, приезжавшие  в город на рынок, ремесленники, матросы  и портовые рабочие. Все зрители  обычно бурно реагировали на пьесу, игру актеров, отдельные реплики. Спектакль  шел то под одобрительные возгласы публики, то под крики возмущения, то в глубоком молчании.

Во второй половине XVI века в Лондоне появился целый ряд  театров, как публичных, так и  частных. Большой популярностью  пользовался театр «Глобус», где  Шекспир был драматургом и  пайщиком. Он находился на окраине  Лондона, около Темзы, и представлял  собой огромный сарай без крыши, где могло помещаться до 2000 зрителей. Представления шли только днем, так  как искусственного освещения не было. В партере находились самые  дешевые места, вокруг партера были крытые ложи в 2-3 яруса для состоятельной  публики. Знаменитая шекспировская  сцена представляла собой помост, поднятый над уровнем партера, занавеса не было, бутафория была примитивной.

В репертуаре театра было обилие постановок из истории Англии, особенно средневековой (драмы Кристофера Марло), а также драмы или трагедия, в которых зрители видели конфликты, взятые из окружающей жизни.

Среди поэтов-драматургов  младшего поколения выделялся Бен  Джонсон (1573 – 1637). Бен Джонсон, автор многих комедий, в противоположность Шекспиру, более резко отразил в своем творчестве антифеодальные и антиабсолютистские настроения нараставшей буржуазной оппозиции конца XVI начала XVII веков. Его изображение праздного придворного общества, разоряющихся дворян-кутил, взяточничества, произвола королевских судей и чиновников носит яркий политико-сатирический характер и является непосредственной подготовкой публицистики эпохи английской буржуазной революции середины XVII века.

Конец эпохи Возрождения  ознаменовался выступлением крупнейшего  английского философа Френсиса Бэкона.

Но не все роды и виды искусства одинаково расцветали. В архитектуре главенствовал так называемый стиль Тюдоров, который представлял собой не более чем первый шаг к освобождению от средневековой готики. Ее элементы сохраняются вплоть до крупнейшего зодчего – Айниго Джонса (1573-1651). Лучшее произведение Айниго Джонса – проект королевского дворца Уайтхолл, осуществленный лишь незначительно (павильон Банкетинг хауз), соединяет стиль высокого Ренессанса с архитектурными формами, имеющими свои национальные корни в Англии.

3.3. Живопись в Англии

Что касается живописи, то при  Елизавете в Англии работало значительное число живописцев так называемого  второго дивизиона, по большей части  фламандцев. Для создания королевских  портретов были разработаны соответствующие  строгие правила и ограничения. Портреты королевы должны были писаться только с образцов, которые делались только мастерами по выбору самой  Елизаветы. Существовал строгий  канон написания придворных портретов, который затем распространился  на весь аристократический портрет. Композиция таких портретов была статична, на лицах отсутствовали  эмоции, они были как будто безжизненны, пристальное внимание уделялось  только деталям костюма.

Портретная миниатюра  была в этом отношении более свободна для проявления творческой фантазии. Искусство портретной миниатюры  процветало в Англии. Ведущими английскими  миниатюристами были Хиллиард и Оливер.

Хиллиард создавал сложные  миниатюры, на которых изображались фигуры в полный рост. Оливер работал  в той же технике, что и Хиллиард, но его миниатюрам была присуща большая  пластичность. Он использовал светотени, экспериментировал с ультрамариновым  фоном.

В английской музыке ведущими являлись камерные произведения –  мадригалы, а также церковные  хоры.

ГЛАВА 4. ЛИЧНОСТЬ ЕЛИЗАВЕТЫ I

4.1. Елизавета I как «королева-девственница»

Елизавета вошла в историю  под именем «королевы-девственницы». Ее упорное нежелание выходить замуж  – это одна из загадок ее царствования. Прежде всего это было основано на том, что у королевы не было детей. Одни из исследователей считали, что  королева страдала бесплодием. В своих  выводах они основывались на том, что сводная сестра Елизаветы  Мария Тюдор также страдала бесплодием, а сама Елизавета была уверена, что  в их роду есть некая наследственная болезнь. Однако, свидетельства современников, основанные на показаниях самых разных лиц, близких к королеве – медиков, прачек, служанок, говорят о том, что королева была способна к деторождению. Однако, при этом единственный факт, который был известен – это  то, что Елизавета никогда не страдала нарушением цикла. Совершенно очевидно, что этот факт не говорит о том, что Елизавета могла иметь  детей. В Европе в начале ХХ века была распространена радикальная версия, что Елизавета была королевой-девственницей  в буквальном смысле, т.е. некоторые  физиологические особенности ее организма не позволяли ей вступать в близкие отношения. Эта версия также не нашла никакого подтверждения, также не было известно, в чем  заключались эти «физиологические особенности». Эта версия основывалась помимо всего прочего на знаменитом письме Марии Стюарт к Елизавете, в котором Мария Стюарт называет ее не такой как все женщины, неспособной  к браку.

Однако приведенные выше точки зрения на безбрачие королевы страдают излишним романтизмом. Быть может, объяснение гораздо проще и убедительнее: ее нежелание выйти замуж – ни что иное, как продуманный политический ход. Елизавета любила повторять, что она «замужем за Англией»; на самом деле так называемые «брачные игры» при дворе превратились стараниями королевы чуть ли не в основное ее оружие. Сватовство иностранных принцев держало в постоянном напряжении противоборствующие страны, ибо замужество Елизаветы (если бы оно состоялось) способно было нарушить политическое равновесие в Европе и создать совершенно иной расклад сил. Королева этим пользовалась. Не собираясь выходить замуж, она, тем не менее, чуть ли не постоянно находилась в состоянии «обручения» с тем или иным претендентом: так, например, сватовство французского герцога Алансонского длилось не много, не мало – 10 лет (с 1572 по 1582 год!); в зависимости от политической ситуации во Франции и Испании Елизавета то приближала, то отдаляла претендента, заставив Екатерину Медичи (регентшу во Франции) и Филиппа II (короля испанского) изрядно поволноваться, ибо возможный брак английской королевы и французского принца изрядно подорвал бы возможность мирного сосуществования между Валуа и Габсбургами.

Не выходить замуж было выгодно и с другой точки зрения. Королева-девственница имела неограниченную возможность очаровывать личным обаянием своих советников и придворных. Мужчины, влюбленные в нее, делались покорнее и превращались в более  надежных помощников. Впрочем, на сей  счет Елизавета особо не обольщалась: любя лесть, она, тем не менее, знала  всему истинную цену; одной «влюбленности» здесь было недостаточно, и в сердцах  придворных так же, как у и иностранных  принцев, жила надежда на брак с сиятельной повелительницей. В разные годы эту  надежду лелеяли такие знатные  английские вельможи, как Пикеринг, Арундел; Лестер. Всячески распаляя желания  в умах и сердцах мужчин, Елизавета  ни разу не думала о браке серьезно. Слишком близко сталкиваясь с  чудовищным, неразмышляющим мужским  самолюбием и тщеславием, она не могла не презирать мужчин. В своем  раболепии перед ней они доходили до абсурда (так, например, один провинциальный дворянин, некто Каргли, добровольно  согласился на роль шута при дворе) – но только в том случае, если надеялись на милости с ее стороны. Стоило ей чуть ослабить вожжи – и мужчины мгновенно забывали о своей неземной любви (ее фаворит, граф Роберт Лестер, когда Елизавета тяжело заболела оспой, с нетерпением ждал ее смерти в сопровождении нескольких тысяч вооруженных приспешников, надеясь захватить власть). Чтобы добиться своей цели, окружающие ее мужчины не считались ни с чем: у них не было ни твердых политических убеждений, ни моральных принципов. Тот же Лестер в самом начале 1560-х гг., когда его надежды заполучить Елизавету в жены начали стремительно таять, заключил за монаршей спиной неблаговидную сделку с Филиппом II: если последний поддержит его брак с королевой, Лестер берет обязательство отстаивать испанские интересы в Англии и править страной в соответствии именно с этими интересами. Это попахивало государственной изменой; разумеется, королеве стали известны его дерзкие планы, и Лестер не был наказан лишь потому, что в нем еще нуждались. Однако после этого инцидента он мог забыть о возможности брака с Елизаветой. Она больше не доверяла ему, впрочем, его самолюбие так и не позволило ему признать эту очевидность.

Единственным мужчиной при  дворе, который пользовался настоящим  и неизменным уважением королевы, был Уильям Сесил. Имея прекрасную крепкую  семью, он никогда не ухаживал за Елизаветой и не старался понравиться ей как  мужчина. Он был достаточно смел, чтобы  не соглашаться с ней, и достаточно умен, чтобы делать вид, что соглашается. Его твердые политические убеждения  позволяли держаться постоянной четкой позиции. Он был надежен и  предан. Он был богат, рачителен и  честен, и все попытки врагов королевы подкупить его деньгами бесславно  проваливались. Кто знает, быть может, королева совершенно искренне считала, что только этот человек мог бы стать ей достойным мужем. Впрочем, и тут необходимо сделать оговорку: несмотря на свою искреннюю симпатию к Сесилу, платила ему Елизавета  унизительно мало. Он жаловался в  письмах к друзьям, что государственного пособия ему едва хватает на содержание конюшен, и он вынужден проживать  свои родовые поместья и залезать в долги. За 20 лет службы Елизавете  он не получил того, что получил  за четыре года от короля Эдуарда (щедрость, увы, не входила в список добродетелей королевы).

Безмужие королевы отвечало и главной ее цели: сохранению собственной  жизни, ибо вопреки национальным интересам, Елизавете вовсе не нужен  был наследник. Отсутствие названного приемника не позволяло интриговать  в пользу конкретного человека и  не создавало прецедентов для  заговоров против Елизаветы. Отсутствие наследника было ее личной гарантией, патентом на власть. Но это было также  и неразрешимой проблемой для  государства. Королева часто болела, иной раз настолько тяжело, что  ее подданных охватывало состояние, близкое к панике. Одновременно с  этим обстановка в государстве начинала сильно смахивать на предвоенную: многочисленные фракции и партии намеревались крепко схватиться за власть.

4.2.Проблемы в Государстве при Елизавете I

Надо сказать, что минусы положения «королевы-девственницы» едва ли не перевешивали плюсы. Личная заинтересованность приближенных в особой благосклонности королевы создавала при дворе нездоровую, нервную атмосферу постоянного соперничества, всеобщей ненависти и чудовищных склок. Все интриговали и подсиживали друг друга. Благодаря тому, что с каждым мужчиной у королевы были «личные отношения», фракционные конфликты, стычки и вражда при дворе не прекращались ни на день, что, разумеется крайне дестабилизировало общую политическую обстановку в государстве. Эмоциональный уровень общения монарха и подчиненных приводил к тому, что при дворе постоянно вспыхивали мелкие и крупные заговоры, что, конечно, подрывало личную безопасность королевы. Однако она была заложницей собственного (и абсолютного) недоверия к мужчинам, что не позволяло ей остановить свой выбор на одном из них и тем самым положить конец опасным интригам. Она предпочитала иметь лучше строптивых влюбленных подданных, чем строптивых не влюбленных.

Едва ли не самый существенный недостаток ее декларированного девства  состоял в отсутствии понимания  со стороны народа. В самом деле, вычурные и надуманные идеалы, которые  избрала для себя Елизавета-женщина, подошли бы католической монашке, но уж никак не первой невесте Англии. В глазах простых людей королева была не только королевой, правительницей, но и женщиной, причем женщиной, абсолютно непостижимой с точки зрения здравого смысла: отказывающейся выходить замуж и рожать детей. Народ по своему разумению пытался разгадать эту загадку. О Елизавете ходило множество самых разных, зачастую нелицеприятных слухов. Ее безмужие объяснялось двояко: она либо «распутница», либо с ней «что-то не в порядке». Первая версия в особенности подрывала авторитет королевы у простых людей и порождала активное неуважение и нездоровые фантазии: королеве приписывалось неуемное сластолюбие и множество незаконнорожденных детей. Второе утверждение тоже было весьма нелестным для престижа короны: самые фантастические слухи о физическом уродстве Елизаветы берут истоки именно оттуда. Наконец, само понятие «Virgin Queen» заводило иные горячие головы слишком уж в запредельные дебри: в 1587 году к изумленному Сесилу был доставлен выловленный тайными агентами прямо на лондонских улицах некто Эммануэль Плантагенет – «Сын королевы Елизаветы от непорочного зачатия».

Елизавета вполне отдавала себе отчет, что ее положение королевы-девственницы приносит Англии слишком много проблем, самой очевидной из которых была абсолютно неразрешимая проблема наследника. Однако она не делала ровным счетом ничего, чтобы изменить положение  вещей.

4.3. Отсутствие стройной концепции государственной власти в правлении Елизаветы I

Вопреки утвердившимся мнениям, Елизавета не была мудрым и сильным  государственным деятелем, проводившим  разумную политическую линию согласно интересам своей страны. Скорее, она была крайне непоследовательным и нерешительным монархом, стремящимся  выжить. У нее не существовало хоть сколько-нибудь стройной концепции  государственной власти, в соответствии с которой она могла бы отстраивать  свое правление. Принимая то или иное решение, она отказывалась руководствоваться не только национальными интересами, но иногда и здравым смыслом, ибо, будучи королевой, всегда оставалась крайне неуравновешенной истеричной женщиной с многочисленными личными причудами. Ее многолетнее царствование продержалось во многом благодаря мужеству, упорству и талантам государственного секретаря Уильяма Сесила; королева, пользуясь правом «ultimo ratio Regis», скорее мешала, чем помогала Сесилу проводить четкую осмысленную политику, вытекающую из национальных интересов Англии. Как только Сесила не стало, мгновенно вся видимая мощь Елизаветинской державы рассыпалась, как карточный домик: оказалось, что ни одна проблема в государстве не решена окончательно.