Палеолитическое искусство Сибири в трудах отечественных ученых (на примере анализа истории изучения проблем сибирской палеолитической а

Палеолитическое искусство Сибири в трудах отечественных ученых (на примере анализа истории изучения проблем сибирской палеолитической антропоморфной скульптуры)

И.В. Шмидт, Омский государственный университет, кафедра теории и истории мировой культуры

Проблемы палеолитического искусства привлекают внимание многих ученых. Но те, кто занимается их решением сегодня, могут констатировать некоторый застой в этом направлении. Для того чтобы продолжить изучение интереснейшего явления культуры человеческого общества, вероятно, необходимо проанализировать более чем вековую историю решения проблем, связанных с изучением древнейшего искусства. Понимая, как обширна область и многочисленны формы его существования, к рассмотрению предлагается история изучения палеолитического искусства конкретного сибирского региона, и не во всем его объеме, а только в рамках антропоморфной скульптуры.

Фактическое изучение сибирского палеолитического искусства началось в конце XIX века и связано с именами И.Д. Черского и А.Л. Чекановского. Художественно оформленные находки со стоянки Иркутский госпиталь были оценены ими как произведения искусства. А.Л.Чекановский определил эти столбики как подвески на основе увиденных им аналогичных у сибирских аборигенов [1, с. 20]. Высказанные замечания сделаны профессионально, это можно проследить по нескольким сохранившимся статьям, но фактический материал сгорел в 1879 г. вместе с остальными экспонатами Иркутского музея Русского Географического общества.

С высокими эстетическими оценками найденных предметов согласился граф А.С. Уваров - один из основоположников русской археологии, вероятно, имевший возможность их наблюдать ещё до исчезновения. После данной им характеристики в отдельной главе своей монографии "Археология России. Каменный период" в научной среде проблемы древнейшего сибирского искусства не обсуждались почти полвека [2, с. 243].

За это время как в мировой, так и в отечественной археологии были решены вопросы, связанные с существованием древнейших культур человечества, с их особенностями распространения и бытования. Главной чертой, позволявшей вести рассуждения о своеобразии палеолитических культур, было наличие в некоторых из них предметов искусства. На территории России первыми наиболее известными были художественные находки с палеолитической стоянки Мезино, на которой работал П.П. Ефименко в 1909 г. [3, с. 420-425]. В Сибири о древнейшем искусстве заговорили в конце 20-х годов; оно стало известно благодаря удачным раскопкам, проведенным молодым ученым М.М. Герасимовым на стоянке Мальта. Сегодня мы спокойно относимся к этому открытию, а в то время сознание отечественных ученых находилось под сильным влиянием заключения Б.Э. Петри, который после проведения ряда исследовательских работ на сибирских памятниках констатировал отсутствие художественных способностей у древних сибиряков [4, с. 16]. Заявление крупного ученого, стоящего у истоков русской археологии, и молодость М.М. Герасимова, зачастую расценивающаяся как неопытность, заставили усомниться большинство археологов в достоверности не только датировки, предлагаемой молодым ученым, но и в подлинности самих художественных произведений, обнаруженных в первые годы работы и монографично опубликованных в 1931 г. [5]. В этом отношении контрастно выступает реакция зарубежных археологов, в частности бельгийского ученого К. Хенце, определившего открытие Мальты как переворот в науке. Уже через год после публикации Герасимовым результатов работ, т.е. в 1932 г., К. Хенце включает сибирский палеолитический материал в свои лекции по семантике древнейшего искусства [6, с. 25].

Обстановка в отечественной науке по поводу существования сибирского палеолитического искусства нормализовалась в 1936 г., когда недалеко от Мальты, на стоянке Буреть, расположенной на р. Ангаре, известнейший в Сибири археолог А.П. Окладников находит аналогичные мальтинским женские скульптурки, датирует их палеолитом и дает первые характеристики [7, с. 104-108]. Данное обстоятельство, выражаясь образно, подводит черту первому периоду изучения сибирского палеолитического искусства, который характеризуется первым фактически и теоретически подтверждаемым открытием древнейшего искусства данного региона и достаточно острой борьбой, связанной с его признанием.

Второй период связан более с теоретическими обработками коллекций Мальты и Бурети, периодически пополняемыми экземплярами новых экспедиционных работ, которые велись и ведутся на этих памятниках. Его начало практически совпадает с началом практических работ на сибирских стоянках, более точно - с моментом публикации М.М. Герасимовым результатов своих исследований - "Мальта, палеолитическая стоянка" (1931 г.). Это пример первой теоретической обработки художественного фактического материала древнейшей Сибири, проведенной на высоком научном уровне. Автор с методологической предусмотрительностью делит весь объем художественного материала на несколько групп, которые в дальнейшем тщательно анализирует.

Он предоставляет науке первую классификацию узоров, нанесенных на поверхность большинства костяных находок Мальты, которая в настоящий момент не требует дополнений: 1) спирали, замкнутые круги на плоскости, всегда выполненные ямочным орнаментом; 2) спиральные линии, опоясывающие стержни, выполненные тонкой волосной линией; 3) волнообразные и прямые параллельные линии; 4) композиции из рядов неглубоких круглых ямок [8, с. 18].

Антропоморфные скульптурки поразили его реалистическим стилем воплощения и точностью передачи черт лица и фигуры. Ученый пришел к заключению, что каждая из фигурок обладает сильным своеобразием, что проявляется в чертах лица, фигуры, татуировке; так рассматривался им узор на телах скульптурок. По этой причине он не видел возможности объединения их в какие-либо группы. Сравнивая сибирских Мадонн с их европейскими современницами, он выделил общие и отличительные черты и поставил вопрос о культовости этих изображений в связи с образом их ношения.

С некоторыми моментами теоретической работы М.М. Герасимова не согласился А.П. Окладников, открывший стоянку Буреть. Сравнивая мальтинский и буретский материал, он отметил ряд общих моментов и предложил классификацию сибирских палеолитических статуэток, что М.М. Герасимов считал невозможным. Первая его классификация делит весь накопленный к 1960 г. антропоморфный материал на три группы: I, II и особую. В первую включены статуэтки удлиненных пропорций, во вторую - массивных пропорций, в особую - со специфически изогнутым туловищем и высоко поднятой седалищной частью (сюда отнесены преимущественно экземпляры мальтинской коллекции; в этой группе он видел истоки своеобразной стилистической манеры, характерной для позднейшего палеолитического искусства, когда широко, как полагал ученый, распространяется стилизация изображений, напоминающая сидящую фигуру) [9, с. 286]. По существу, предложен метод фиксирования эволюции палеолитического искусства, в основу которого положено тщательное наблюдение за изменением формы предмета.

Идею классификации поддержали все ученые, занимающиеся этой проблемой. Самая большая и тщательно проведенная классификационная работа проведена З.А. Абрамовой. Ей принадлежат две монографии, где мы имеем возможность наблюдать развитие процесса классифицирования коллекций разных масштабов: в пределах территории СССР и Евразийского континента. В обеих, автором отдельно выделяется сибирский материал. Антропоморфная коллекция характеризуется при этом следующим образом: 1) сибирские статуэтки не имеют преднамеренно моделируемых форм: груди у них чаще всего обозначены в слабом рельефе неглубокой линией, бедра расширены незначительно, ягодицы не выступают назад или по бокам, а подняты вверх; 2) пропорциональные особенности сибирских Венер заключаются в том, что статуэтки имеют чаще всего голову, по объему равную грудной клетке, а нижняя часть торса и ноги непропорционально удлиненны; 3) наличие моделировки лица и оформления головок; 4) присутствие сплошного орнамента, изображающего одежду; 5) просверленные отверстия в нижних частях ног [10, с. 12]. Кроме того, автор предполагает необходимость деления коллекции по размерам и материалу изготовления.

При сравнивнении классификаций А.П. Окладникова и З.А. Абрамовой, безусловно, виден прогресс научной мысли в этом направлении, но в настоящий момент уже есть повод для беспокойства, т.к. экземпляры, пополняющие коллекцию, не имеют должной обработки и упоминаются в сообщениях на конференциях в общем потоке информации. При этом фактологические пополнения сибирской палеолитической коллекции антропоморфной скульптуры очень интересны.

В 1980 г. С.А. Васильев, проводя раскопки на Майнинской стоянке, обнаружил глиняную антропоморфную скульптурку, немного поврежденную и без орнаментации [11, с. 72]. Этот экземпляр уникален по материалу изготовления.

В 1988 г. томскими учеными был обнаружен обломок бивня мамонта с гравировкой сложной сцены, где можно выделить два антропоморфных персонажа [12, с. 127]. Эта находка примечательна тем, что изображение человека выгравировано на предмете мобильного искусства, а не на скальной поверхности. Одной из последних была обнаружена костяная фигурка у деревни Лиственка в 1996 г. Время и ситуация сохранили для нас фрагмент статуэтки; её верхняя часть на уровне плечевого пояса обломана, как предполагают ученые, ещё в процессе изготовления. Показаны спина с легким прогибом в пояснице, слегка округлый живот, длинные, изящно оформленные ноги. Признаки пола не выражены. Длина изделия - 19,7см. На сегодня это самая большая статуэтка сибирской коллекции [13, с. 14].

Решение вопроса об интерпретации узора, нанесенного на поверхность произведений мелкой пластики, вызвало активные дискуссии, как между А.П. Окладниковым и М.М. Герасимовым, так и между другими заинтересованными учеными. М.М. Герасимов предположил, что на поверхности скульптурок орнаментом из полулунных насечек передана татуировка, с меньшей долей вероятности изображен волосяной покров [14, 16]. А.П. Окладников допускает изображение меховой одежды, которая и сегодня используется северными народами. О татуировке не может идти и речи, т.к. насечки покрывают затылок и темя - участки тела, где она при её наличии видна быть не может. Делая ссылку на этнографический материал, он замечает, что татуируют обычно лицо, а на сибирских статуэтках лицо не затронуто орнаментом [15, с. 106-107].

К подобному приёму интерпретации узора резко отрицательно отнеслась Н.П. Горбачева, которая, занимаясь историей одежды, полагает, что шитая одежда в самых ранних формах появилась не раньше неолита. Наличие иголок в палеолитических культурных слоях, по её мнению, ещё не говорит о том, что их использовали для изготовления одежды. Сибирский случай изображений она склонна рассматривать как передачу фигур людей, замаскированных под животных [16, с. 17].

"Классической" в истории решения  данного вопроса станет позиция  А.П. Окладникова. С ней вскоре  согласится и М.М. Герасимов; уже  аксиомой она войдет в работы  С.Н. Замятнина, З.А. Абрамовой, А.Д. Столяра, Б.А. Фролова.

Переоценка данной позиции была начата в 1990-х годах В.Е. Ларичевым, который предполагает, что система лунок на поверхности скульптурок не передает ни татуировку, ни меховую одежду, а являет собой пример первых в истории человечества календарных записей [17]. С его мнением очень трудно как согласиться, так и не согласиться. Всё дело в том, что для подтверждения своей позиции он использует математические вычислительные приемы, "чуждые" гуманитариям. Помимо "трудной" методики обработки образцов "художественной" деятельности древних людей, он допускает мнение о том, что первобытный человек интересовался не только продовольственными вопросами, но и особенностями и закономерностями движения светил по ночному небосклону; более того, он сумел просчитать и зафиксировать основные ключевые моменты этих передвижений.

Здесь у основной массы ученых, начинает срабатывать стереотип, касающийся интеллектуального уровня наших палеолитических предков, который начиная со школьных учебников, не поднимали выше деревянной дубины. Это затрудняет ведение дискуссий, и одной из интереснейших научных точек зрения отказывают в полновесном обсуждении. Но, думается, эта ситуация скоро изменится, т.к. недавно в археологической науке появилось новое направление - палеоастрономия, которая занимается выявлением уровня астрономических знаний в первобытные времена.

Не менее интересной была дискуссия, связанная с интерпретацией назначения палеолитических Венер. Интерпретация, особенно в археологии, всегда является главной частью любого творческого изучения проблемы. И здесь нам необходимо оговорить один момент: советские археологи, участвуя в обсуждении вопросов данной проблемы, выглядели молодо. На Западе долгая история развития интерпретационных методик привела к появлению сторонников двух концепций существования первобытного искусства: заинтересованного и незаинтересованного. Заинтересованное искусство, по мнению ученых, было призвано решать основные проблемы первобытного общества: продовольственные, хозяйственные, культурные. Его появление сопровождалось магическими обрядами, и место его существования было сакральным. Незаинтересованное искусство удовлетворяло духовные потребности индивида либо коллектива людей. В XX веке подобный подход, выделение двух ипостасей первобытного искусства уже не использовался, а признанная не без помощи этнографических наблюдений многогранность художественного творчества наших далеких предков включала основные позиции обоих направлений; споры возникали лишь по соотношению составляющих.

Именно на этом этапе развития данной научной мысли в дискуссию включились наши ученые, активно обсуждая проблему как на основе отечественных, так и зарубежных материалов. Важно подчеркнуть: в советской научной мысли никогда не было разделения на сторонников одной либо другой концепции существования первобытного искусства. Каждый учитывал наличие различных черт и побудительных моментов в культуре, обуславливающих содержание искусства. Но среди "учитываемого" многообразия каждый для себя определил комбинацию объясняющих моментов. Иногда эти моменты так причудливо переплетаются, что объяснения выглядят неубедительно, а в условиях трудностей информационного обмена логику рассуждений проследить на достаточном уровне почти невозможно, поэтому остановимся только на констатации конкретных моделей, без учета эволюции мысли.

Большинство ученых считают, что в коллекции сибирской антропоморфной скульптуры образ женщины является главным и, пожалуй, единственным. Безусловно, все согласны с магическим контекстом трактовки этого образа. М.М. Герасимов первым поставил вопрос о таком значении женских сибирских изображений. Его предположение основывалось на способе ношения этих фигурок. Только у сибирских статуэток внизу есть небольшие отверстия, за которые их пришивали, вероятно, к одежде. Трассологический анализ показывает характерную заполированность поверхности скульптурок, возможную при долгом трении о мягкий материал. Единственное, что в дальнейшем смущало исследователя, это то, что божества, таким образом, носились в неестественном положении вниз головой [18, с. 28-53].

В ряде своих работ А.П. Окладников внимательно рассматривал проблему значения женских палеолитических статуэток и пришел к следующим выводам: 1) женский образ удостоен внимания древних художников благодаря особой роли женщины, выполняемой в те далекие времена. В связи с этим в первобытном обществе очень рано появляются представления о сверхчеловеческих существах женского пола: владычицах природных сфер и явлений, покровительницах животных и людей. К этому заключению он пришел, проводя параллели от первобытности к этнографическому материалу северных народов, где женские изображения имеют прямое отношение к охотничьей магии; 2) помимо покровительниц охоты, женские изображения могли быть символами плодородия, подобно якутской богине Айсыт; 3) не отрицается возможная связь древних фигурок и с культом мертвых [19, с. 48].

Чуть позже А.П. Окладников выскажет предположение о наличии в палеоискусстве и чисто художественных образов, свободных от магической нагрузки [20, с. 57], но невозможно проследить, что побудило его к этому мысли. З.А. Абрамова предлагает три основных подхода к интерпретации древних женских образов: 1) преобладание женских изображений в первобытном антропоморфном искусстве является проявлением господства материнского рода, и в таком случае эти статуэтки можно рассматривать как образы родоначальниц; 2) зависимость хозяйственной жизни человеческого общества эпохи палеолита от природных условий скоро привела к появлению образа хозяйки стихий природы, что соответствует развитию идеи плодородия; 3) на общем фоне заинтересованности в наличии подобных изображений, вероятно, не пренебрегали и эстетическими моментами творчества [21, с. 68].