Община в России: её место и роль в жизни деревни

Общие переделы проводились следующим образом. Вся полевая земля сначала делилась на участки по их качеству и местоположению, а они в свою очередь распределялись между домохозяевами по числу душ или тягол. Тем самым создавались большая многополосность и чересполосность крестьянских наделов, состоявших иногда из 40-50 и даже более узких и длинных полосок. Разбивка участков на полосы проводилась с помощью веревки, лаптя и других нехитрых способов, при этом крестьяне добивались поразительно точных уравнительных результатов.

Наряду с общими переделами все чаще стали практиковаться и частные, когда часть наделов отбиралась у дворов с "убылыми душами" и передавалась дворам с увеличившимся составом семей. В соответствии с этим уменьшались или увеличивались повинности этих семей. [5]

В связи с многополосностью и чересполосностью наделов сохранялся принудительный севооборот при одинаковом для всех дворов трехпольном хозяйстве, что консервировало отсталую агротехнику и сковывало хозяйственную инициативу крестьян. Но, несмотря на свои негативные стороны, принудительный севооборот гарантировал крестьянину определенную хозяйственную стабильность.

В пореформенную эпоху при наделении землей во время переделов стал применяться уже и критерий состоятельности двора (точнее, его платежеспособности). Поэтому земельные переделы, как общие, так и частные, теряли свой уравнительный характер. В общинах с развитыми неземледельческими промыслами, а также там, где было явное несоответствие между доходностью земли и размерами платежей за нее, происходило и принудительное наделение землей. Для обеспечения отбывания повинностей сохранялась круговая порука - за неисправного плательщика отвечала вся община. Поэтому за отмену круговой поруки, особенно активно, выступала зажиточная часть крестьянства.

Община вмешивалась в семейные отношения крестьянского двора: наследование, опека, семейные разделы, назначение главы семьи - "большака", представлявшего крестьянский двор на сельском сходе и ответственного за отбывание повинностей. Такое вмешательство диктовалось заботой об обеспечении платежеспособности крестьянского двора. Вместе с тем община брала на себя функции "социального обеспечения": призрение малолетних крестьян-сирот, содержание одиноких калек и престарелых. Широко практиковались "помочи": коллективная помощь крестьянам, пострадавшим от стихийных бедствий, либо при постройке дома, при молотьбе или других срочных сельскохозяйственных работах. Община оказывала помощь бесплатно или за одно "угощение". Крестьянская этика не допускала отказа со стороны кого-либо из членов общины от участия в коллективной помощи односельчанину, оказавшемуся в тяжелой ситуации.

Таким образом, сельская поземельная община, как низовая ячейка крестьянской социальной структуры, выполняла разнообразные хозяйственные, социальные и фискально-полицейские функции. Народники усматривали в русской крестьянской общине "особый уклад народной жизни", якобы чуждый капитализму, даже предохраняющий деревню от капитализма и связанных с ним социальных бед. [6] В действительности, как показали земско-статистические обследования, община не предотвращала крестьян от разорения, от закабаления их кулаками-мироедами.

Новые социально-экономические процессы подтачивали устои общины. Углублялось имущественное неравенство крестьян-общинников. Не многие кулаки-мироеды могли держать в кабале всю общину. Разоряющиеся крестьяне свертывали свое хозяйство, сдавали в аренду свои наделы за бесценок или за исполнение своих повинностей и уходили в город.

Распадались патриархальные устои крестьянской семьи: участились семейные разделы, падала власть "большака" в семье. Менялись традиционные общинные порядки: исчезал институт "совета старейшин", решавший ранее общинные и семейные дела, зажиточные дворы откупались от натуральных повинностей, которые перекладывались на бедных. Тем не менее, русская крестьянская община продолжала сохранять свою устойчивость. Впоследствии, в ходе революций, деятельность общины была оживлена, и ее социальная роль существенно возросла. [6]

Функции общины носили сложный и противоречивый характер. С одной стороны, община выполняла роль демократической организации, товарищеского или соседского союза, с другой, она была фискально-полицейским инструментом у государства для выколачивания с крестьян податей и поддержания "порядка" в деревне. Отсюда давние споры в публицистике и в исследовательской литературе о характере русской крестьянской общины. Эти споры ведутся и до сих пор.

 Глава IV. Социальное расслоение пореформенной деревни

Еще в крепостную эпоху в деревне стал возникать небольшой слой зажиточных, так называемых "капиталистых" (по тогдашней терминологии) крестьян - ростовщиков, скупщиков, торговцев. Вместе с тем увеличивалось и число обедневших крестьян. В пореформенный период этот процесс получил свое дальнейшее развитие. Его зафиксировала земская и правительственная статистика, об этом заговорили публицистика и художественная литература. Исследователи, публицисты и писатели народнического направления трактовали этот процесс как рост простого имущественного неравенства. Авторы, принадлежавшие к марксистскому направлению, рассматривали этот процесс как важное социальное явление и показатель утверждения капитализма в деревне. Среди них первым заявил об этом Плеханов в середине 80-х годов в споре с народниками. Такой взгляд получил затем развитие в ряде научных исследований 90-х годов о русской деревне (например, И.А. Гурвича и В.Е. Посникова).

Наиболее основательно критика народнических взглядов на социальные изменения в деревне была дана В.И. Лениным в его книге "Развитие капитализма в России" (1899). Опираясь на данные земской статистики 80 - 90-х годов по 23 уездам семи губерний, Ленин сделал такой расчет: 20% крестьянских дворов составляли зажиточную группу, 30% - среднюю и 50% - беднейшую. Отсюда он делал вывод о "разложении крестьянства" - его распадении на "сельскую буржуазию" и на "сельских пролетариев с наделом". По его расчетам, обе эти "крайние" группы составляли уже подавляющую часть деревни. В полемике с народниками марксисты, особенно В.И. Ленин, акцентировали внимание на "успехи" капиталистического развития в деревне. Впоследствии (после революции 1905-1907 гг.) Ленин внес коррективы в этот вывод. Подчеркивая, что направление, в котором протекали в конце XIX в. социальные процессы в русской деревне, им было определено верно, степень развития их (особенно социального антагонизма внутри крестьянства), как показал опыт революции 1905-1907 гг., была преувеличена, к тому же не была учтена сила крепостнических пережитков в деревне, в первую очередь, давление помещичьего землевладения, в борьбе за ликвидацию которого проявляли единство все слои крестьянства. [2]

Следует признать неверной бытовавшую в прежней учебной литературе (и не только учебной) оценку всего зажиточного слоя крестьян как кулаков, а бедного как пролетариев. Кулаками следует считать лишь тех, кто вел предпринимательское, капиталистическое хозяйство, эксплуатируя других крестьян либо как наемных работников (батраков), либо путем ростовщических операций. Такие богатые крестьяне-кулаки составляли сравнительно небольшой слой крестьянства (3-4%). Однако сила и влияние их в деревне были огромны. Иногда кулак мог держать в кабале не только свою деревню, но и целую округу. Также не всех обедневших крестьян можно считать пролетариями. В своем большинстве они имели собственное хозяйство, соединяя земледелие с различного рода промыслами, в том числе и с работой по найму. Но в этой группе сформировался слой "раскрестьянившихся" дворов, основой существования которых было уже не собственное земледельческое хозяйство, а продажа своей рабочей силы. Вместе с тем уход на заработки не всегда приводил к "раскрестьяниванию". Более того, отпуск на заработки "лишних" работников из семьи поддерживал хозяйство двора.

С учетом этих поправок и надлежит трактовать характер и значение социального расслоения крестьянства, которое, безусловно, имело место в русской пореформенной деревне. Однако степень развития этого процесса была различной в зависимости от региона страны, характера занятий крестьян, близости к торгово-промышленному центру и т.п. В центрально-промышленных и южных степных губерниях, в Верхнем и Среднем Поволжье процесс социального расслоения деревни шел интенсивнее. Слабее он был выражен в центрально-черноземных губерниях и в глухих, "медвежьих" углах заволжских и северных губерний.

Социальное расслоение крестьянства являлось важным условием развития капиталистического рынка и всего капитализма в целом. [3] Неимущее крестьянство, терявшее свою хозяйственную самостоятельность, создавало рынок рабочей силы как для предпринимательского сельского хозяйства, так и для крупной капиталистической промышленности. Вместе с тем такой крестьянин, живший в основном за счет "заработков", приобретавший необходимые предметы потребления преимущественно на рынке, способствовал росту спроса на них. Зажиточная деревенская верхушка, товарное хозяйство которой требовало применения машин, улучшенных сельскохозяйственных орудий, удобрений и пр., способствовала росту спроса на предметы производства. Увеличивая капиталы за счет эксплуатации наемного труда, а также за счет торгово-ростовщических операций, богатая деревенская верхушка вкладывала их не только в предпринимательское сельское хозяйство, но и в промышленное производство. Поскольку крестьянство составляло преобладающую часть населения страны, то процесс его социального расслоения играл первостепенную роль в формировании пролетариата и буржуазии.

Таким образом, реформа 1861 г. (Александр II) не расшатала общинных порядков, хотя после нее крестьянские хозяйства стали сильнее втягиваться в рыночные отношения, резче расслаиваться на полярные группы. В 1881 — 1893 гг. правительство провело ряд законов по консервации общины, направленных против «язвы пролетариатства». В 1893 г. был установлен срок проведения переделов через 12 лет. Столыпинская аграрная реформа сильно подорвала общинное землевладение, но полностью не смогла его ликвидировать. Лишь проведенная большевиками насильственная коллективизация окончательно покончила с общинными традициями в русской деревне.

Заключение

Община, занимая в жизни крестьянства важнейшее место, выполняла сложные и разнообразные экономические, социальные, нравственные функции. На протяжении многих веков общинные порядки оставались основополагающими в русской деревне, регулируя хозяйственную деятельность, семейные отношения, влияя на сознание и психологию крестьян, на их борьбу за подлинное равенство с другими сословиями и группами населения. Община менялась и развивалась, превратившись в организатора крестьянского сопротивления насилию со стороны власть имущих. Неслучайно, русское крестьянство, когда в годы столыпинской земельной реформы был поставлен вопрос об уничтожении общины, весьма активно противилось этому, понимая, что жизнь вне рамок общины значительно ухудшится. При всех недостатках община просуществовала с древнейших времен до конца 20-х гг. XX в. Это яркое свидетельство ее жизнестойкости и жизнеспособности.

Вместе с крестьянским сословием многовековую историю пережил особый институт крестьянского самоуправления и совместного землепользования - община. Община была наиболее универсальной и массовой организацией крестьянства, функции ее регулировали все многообразие деревенской жизни - от хозяйственно-экономических до религиозно-нравственных отношений крестьян.

Часто встречается мнение, что крестьянская община всячески подавляла личное начало. Да, это действительно так. Но в каком смысле «подавляла» и какое «личное начало»? Крестьянская община подавила стремление зажиточного крестьянства стать еще состоятельнее за счет сельской бедноты. В этом смысле она, действительно, подавляла личные устремления определенной категории населения. И это положительный факт, достойный упоминания.

Мы должны быть благодарны крестьянской общине, так как, не будь ее, Россия пошла бы по западноевропейскому пути развития событий на несколько столетий ранее. Этот сценарий таков: шаг, сделанный в пользу частной собственности, привел Европу к экономическому благополучию, а значит, и военной силе. Непомерно возросшие в связи с этим политические амбиции делают Европу ключевым геополитическим игроком Нового и Новейшего времени. Но запрос на статус мироустроителя ничего кроме тяжелейших поражений пока не приносил. Крестьянская община выполнила свою миссию, сдержав скатывание России в экономическую гонку без победителя, и получила в награду за это клеймо «преграды на пути к прогрессу».

Когда фразу о «подавлении личного начала» пытаются обобщить до мысли о всяческом подавлении общиной всяческого личного начала, то здесь ничего кроме недоумения выразить нельзя. М.А. Кроль, участвовавший в конце XX в. в Комиссии для исследования землевладения и землепользования в Забайкальской области Российской империи, писал в своем отчете: «Сколько ума и знания местных условий, сколько понимания всевозможных частных интересов и уважения к ним может обнаружить такой коллективный организм, как община» (цит. по: [8, с. 353]).

Абсурдность утверждения о том, что крестьянская община, якобы, сковывала духовно-нравственное развитие населения, можно продемонстрировать на следующем примере. В 70–90 гг. XIX в. существование кабаков в селах было поставлено в зависимость от разрешения обществ. В.П. Воронцов, приводя статистику по Самарскому уезду, отмечает, что до указанного изменения кабаки имелись в девяти местных селениях; после же того, как мир сам стал решать вопрос о существовании кабаков на своей земле, «они были закрыты всюду, кроме села Мордовских Липяг».

Крестьянская община была системообразующим фактором в жизни нашего государства и права. Этот уникальный, к сожалению, почти забытый институт дал истории России образцы сбалансированного, устойчивого мироустройства. Отвернувшись от своего исторического прошлого, Россия пытается реализовать заимствованные извне программы местного самоуправления, гражданского общества. Но если эти теории, будучи выработанными зарубежными интеллектуальными силами для зарубежных же условий, отказываются приносить положительные плоды на почве нашего государства, то управленческая элита только выражает недоумение по поводу неготовности общества жить «цивилизованно». Не заимствование чужих форм, а знание собственной истории и умение делать из нее правильные выводы – вот что необходимо современной России.