История возникновения договора цессии

История возникновения  данного института в

законодательстве России

Потребность в создании такого института  как перемена лиц в обязательстве

возникла еще в Древнем Риме, когда с развитием товарного  и денежного оборота

римское право стало допускать  возможность перемены лиц в отдельных

обязательствах. До этого вопрос о том, что же происходит с правоотношением

при прекращении или изменении  юридического качества его участников, решался

по средствам применения конструкции  универсального правопреемства, то есть  -

приобретения целиком всех прав и обязанностей, ранее принадлежащих  другому

лицу. Однако данный институт применялся к правам вещным.

Древнеримское право рассматривало  обязательственное отношение как  чисто

личное, связывающее конкретных лиц, и, поэтому рассматривало изменение  лиц в

обязательстве как изменение самого обязательства. Замена одной из сторон

рассматривалась как разновидность  новации, в силу которой обязательство  между

прежними участниками прекращалось, возникая между новыми участниками

(делегация). Неудобство такого  подхода состояло в том, что,  требовалось

согласие должника, а, кроме того, с прекращением прежнего обязательства

прекращались обеспечивающие его  обязательства (поручительства, залоги и т.д.)

Развитие экономического оборота  выявило потребность в большей  подвижности

обязательства, и право  постепенно стало все в большей степени  допускать

изменения в его субъектом составе. Г.Ф. Шершневич отмечал, что с точки зрения

римского права, сущность обязательства  состоит в личной связи, тогда  как с

современной точки зрения, сущность его заключается в имущественном  интересе,

соединенном с обязательственным отношением. Соответственно тому римское

обязательство отличается неподвижностью, когда как современное обязательство

представляется в высшей степени подвижным и способным к изменению личного его

состава.[8] Полтора века назад Д.И. Мейер

на основании анализа природы  обязательства пришел к выводу о  том, что

возможность передачи права по обязательству  следует признать за норму, а

невозможность за исключение, которое  должно находить себе оправдание в  законе.

[9]

Каковы же темпы развития института  перемены лиц в обязательстве  в России?

Долгое время институт цессии и  перевода долга носили скорее символичный

характер, причины тому небезызвестны. В системе планового хозяйства  уступать

кому-то права требования или переводить на кого-то долги было нельзя:

планировать уступку прав  и  переводы долга невозможно. Практически  и не

использовались данные институты  и в отношениях с участием граждан, их

использование предполагает широкое  развитие товарно-денежных и кредитных

отношений, что при социалистической системе хозяйствования тоже было

исключено.

На уровне закона отношения по уступке  права требования и перевода долга  впервые

были урегулированы в Гражданском  кодексе 1922г., где говорилось, о том, что

положения о купле-продаже применяются  к движению имущественных прав, то есть ГК

1922 исходил из того, что договор  купли-продажи может иметь в  качестве предмета

не только вещи, но и права. А  период действия Гражданского кодекса 1964г.

господствующая точка зрения, выраженная, в частности в учебниках,

[10] признавала правовым основанием, как цессии, так и перевода долга особую

(специальную) сделку: соответственно  «соглашение об уступки права  требования» и

«соглашение о переводе долга». Признание  особого вида сделок (договоров) было

связано с тем, что в отличие  от ГК 1922г., ГК 1964г. вообще не включил  в главу

о купле-продаже норму о возможности покупки прав. Таким образом,  сложилась

противоречивая ситуация,  когда  с одной стороны в законодательстве вообще

отсутствуют нормы, обеспечивающие реализацию прав, то есть признание права как

самостоятельного объекта гражданского оборота, а с другой стороны создаются

самостоятельные структуры договоров, предполагающих перемещение таких  прав.

Поэтому о сохранении цессии и перевода долга в социалистических гражданских

кодексах можно говорить только в значении своеобразного «резерва», который

эпизодически использовался в  отношениях с участием советских  внешнеторговых

организация, а так же в отношениях с участием советских организаций  за

границей. Как разновидность уступки  права рассматривалась уступка  права по

векселям и чекам на основании  индоссаментов.

[11] Учитывая, что советское государство стремилось отгородить рядовых

граждан о всего, что связано  с «заграницей» и капитализмом, неудивительно, что

данные институты практически  вообще не применялись и как следствие  не

исследовались учеными, та как право  на научные разработки подобных вопросов

имел очень узкий круг людей. Но даже среди них обычно не находилось желающих

писать что-либо хотя и не о «закрытой», но и не поощряемой тематике. В

отношении уступки требования и перевода долга отмечалось буквально следующее «

. нельзя не сделать вывода, что  эти правовое институты могут  иметь значения

только в отношениях между представителями  буржуазии и, прежде всего,

предпринимателями. Функция рассматриваемых  институтов заключается в

обслуживании классовых интересов буржуазии. Особенно очевидным подтверждением

этого вывода является необходимость  уступки требований и принятия на себя

чужого долга при продаже  предприятий и при слиянии  их в мощные

монополистические объединения».[12]

Развитие рыночных отношений привело  к тому же, к чему пришли когда-то

римляне: гораздо удобнее не перемещать деньги по счетам участников

определенных отношений, а предать  их один  раз последнему из кредиторов.

Широкое развитие института перемены лиц в обязательстве в XX веке было

вызвано усилением инфляционных процессов, что требовало ускорения

производства взаиморасчетов между  хозяйствующими субъектами. Вместе с  тем

усиливались, в силу отсутствия четкой законодательной базы, и, главное

практики применения таких норм, тенденции спекулятивного характера.

В настоящее время, анализируя практику судов по спорам, возникающим в  связи с

использованием рассматриваемого нами института, можно сделать вывод, что

перемена лиц в обязательстве  достаточно новый институт, который  нуждается в

доработке, как с теоретической, так и с практической стороны. Так как

отсутствуют подробные нормативные  предписания о них. Данное обстоятельство не

было бы препятствием к нормальному  развитию ситуации при условии, что  уровень

профессиональных знаний и навыков  толкования и применения норм права

большинством российский юристов (а главное – судей) был бы безупречным. К

сожалению, того пока нет.

В результате имеющиеся нормативные  предписания «извращаются» до такой

степени, что они становятся трудноузнаваемыми, а их смысл и значение либо

просто теряются, либо изменяются едва ли не противоположные. Соответствующее

свойство обретает и практика применения таких «норм».

 

 

Институт уступки требования давно  известен науке гражданского права. Его корни покоятся еще в римском праве⁸. Поначалу римское право в регулировании обязательственных правоотношений исходило из принципа непередаваемости обязательственного права. Римские юристы, считавшие именно личную связь сторон существом обязательства, придерживались мнения, что поскольку в гражданско-правовом обязательстве как относительном правоотношении права и обязанности возникают между четко определенными субъектами, то оно носит сугубо личный характер. Соответственно римское обязательство было на ранних стадиях строго личным взаимоотношением кредитора и должника⁹. Поэтому изменение его субъектного состава с необходимостью влекло прекращение одного обязательства и возникновение другого (новацию). 
 
Чисто личный характер римского обязательства, его неподвижность¹⁰ вызывали большие практические неудобства, поскольку субъект уступки требования мог иметь надобность воспользоваться стоимостью этого права. Такая необходимость стала более ощутимой по мере развития торговли и кредита¹¹ и привела к тому, что обязательство «вступило» на путь циркуляции и само сделалось объектом оборота. Этот процесс начал постепенно проникать в римское обязательственное и – в первую очередь – в наследственное право, что не случайно, ибо подвижность права требования зародилась именно в наследственных правоотношениях¹². 
 
Возникновение самого термина "цессия" в римском праве тесно связано с применением данного способа перемены лиц в обязательстве при продаже наследственной массы. Вначале продажа наследственной массы оформлялась по способу in iure cessio – этот способ перенесения права собственности представлял собой мнимый судебный процесс (судебный процесс о собственности был приспособлен для цели перенесения права собственности: приобретатель требовал вещь, которую он приобретал, утверждая, что она принадлежит ему, отчуждатель не защищался или признавал право истца; претор, перед которым осуществлялась эта процедура, в производстве in iure констатировал право истца и выдавал акт, подтверждающий волю сторон). Покупателем наследственной массы назывался еще в классическую эпоху (III в. до н.э.) is cui cessit heres – тот, в пользу кого наследник совершал in iure cessio. В данном случае наследником становится тот, кому наследство было in iure цедировано. Таким образом, самый термин "цессия" является пережитком эпохи "in iure cessio". Имеются веские основания считать, что самая идея о переносе права (ius transferre), в особенности в отношении долговых требований, зародилась именно при продаже наследства как экономически наиболее яркого случая мобилизации обязательственного требования, и лишь впоследствии термин был распространен на все остальные случаи перемены кредитора по сделке. 
 
Таким образом, история развития римского обязательственного права неразрывно связана с облегчением, упрощением уступки права. Как указывает И.А. Покровский, право допускает переуступку требований и направляет свое внимание на то, чтобы создать более легкие формы для их циркуляции. «Постепенно работая в этом направлении, оно в конце концов дошло до признания обязательств на предъявителя. Отвлечение от личного элемента достигает в этих обязательствах своего кульминационного пункта: должник не знает своего кредитора и не интересуется его узнать. Обязательство стало просто ценной бумагой, воплощением некоторой денежной ценности, гарантированной определенным имуществом»¹³. 
 
Таким образом, с развитием экономических отношений права и обязанности уже не связывались так прочно с личностью участников обязательства. Право требования, в частности, стало считаться одним из элементов имущества, которое может перейти к другому лицу. 
 
С современной точки зрения, сущность обязательства заключается не в личной связи, а в имущественном интересе его участников, поэтому изменение субъектного состава – не только допустимое, но и весьма распространенное явление (правда, в англо-американской системе права до сих пор замена должника возможна только путем новации). Передаваемость прав и обязанностей стала характерной чертой обязательств в современном праве¹⁴. 
 
В разные периоды развития права в России напряженность, интенсивность правового регулирования отношений, связанных с уступкой требования была неодинаковой¹⁵. 
 
До 1917 г. влияние классического римского права на российское законодательство¹⁶ было настолько сильным, что последнее не признавало в виде общего положения передаваемости обязательств, а указывало только на отдельные случаи. Так, в отдельных нормах допускался переход прав к другому лицу по заемному письму, маклерским торговым запискам на продажу товаров, коносаментам, накладным при железнодорожных перевозках, закладным свидетельствам при продаже в товарных складах, векселям. В целом уровень правовой проработки уступки прав была низким. Вследствие отсутствия общих положений о передаваемости прав по обязательствам отсутствовали также и указания на содержание, условия, форму уступки требования. Форма передачи прав указывалась только относительно каждого вида обязательственных отношений.¹⁷ 
 
Советское гражданское право в данном вопросе сделало значительный шаг вперед. Гражданский кодекс 1922 г.¹⁸ содержал три статьи (ст.ст.124, 125 и 128), посвященные уступке требования. Несмотря на то, что легальное определение уступки в кодексе отсутствовало, Гражданский кодекс 1922 г. допускал широкое применение этого института. В соответствии со ст.124 уступка требования кредитором другому лицу не допускалась только в случае, если противоречила закону или поскольку требование было связано с личностью кредитора. 
 
Гражданский кодекс 1964 г. еще более детально подошел к регулированию уступки требования. В нем перемене лиц в обязательстве была посвящена уже отдельная 19-я глава «Уступка требования и перевод долга». В период его действия господствующая точка зрения¹⁹ признавала правовым основанием уступки требования особую (специальную) сделку: «соглашение об уступке требования». Признание указанного особого вида сделок (договоров) было связано с тем, что в отличие от Гражданского кодекса 1922 г., исходившего из того, что договор купли-продажи может иметь в качестве предмета не только вещи, но и права, Гражданский кодекс 1964 г. аналогичную норму в одноименную главу не включил. При этом содержание главы о купле-продаже в этом Кодексе позволяло сделать вывод, что договор купли-продажи не охватывает реализацию прав. Например, в последнем по времени учебнике из числа изданных до принятия нового Гражданского кодекса под предметом купли-продажи понимались исключительно «движимые» и «недвижимые» вещи²⁰. 
 
Поскольку развернутый гражданский оборот предполагает более широкое использование института перехода прав кредитора в обязательстве, то, Отвечая этим потребностям, новый Гражданский кодекс в Главе 24 «Перемена лиц в обязательстве» (ст.ст.382–390), значительно развил регулирование этого института. Действующий Гражданский кодекс вернулся к позиции Гражданского кодекса 1922 г. Теперь в нем прямо указано на то, что положения о купле-продаже применяются к движению имущественных прав, если иное не вытекает из содержания или характера этих прав (п.4 ст.454 ГК РФ).