Этика судебного оратора

Гермагор, родившийся во II в. до н.э., и его деятельность считается переходным этапом от эллинистической риторики к римской. Под его влиянием судебные ораторы стали использовать в своих речах заранее подготовленные формы аргументов и доводов для своих выступлений. Чуть позже Цицерон и Квинтиллиан выступили против таких догматических схем, т.к. этим лучше заниматься в процессе выступления. Объясняя это тем, что надо рассуждать во время речи¹⁶.

Основы композиции (структуры, построения) современной судебной речи были заложены еще в античности мыслителем Платоном. Уже тогда осознали, что  хорошая судебная речь невозможна без продуманного ее по- строения.

Речь без плана можно  уподобить кораблю без руля. Само предназначение судебной речи указывает, какие части должны в ней быть.

Прежде чем приступить к существу дела, необходимо подготовить  к этому судей (вступление). Затем  изложить дело, которому речь посвящена (повествование), привести доказательства (утверждение), опровергнуть оппонента (возражение) и закончить выводом, заканчивающим речь (заключение).

Во времена античности считали, что лучшие речи просты, ясны, понятны и полны глубокого смысла. Вот, какие мысли возникали у этих ораторов разных времен по поводу судебной речи и рекомендации по ее построению.

Три задачи у судебного  оратора: доказать, усладить, склонить на свою сторону. Исход судебного  разбирательства в значительной степени зависит от умения сторон убеждать. Именно потребность убедительно выступать в суде явилась одной из причин возникновения и развития риторики.

Убеждающее воздействие  судебных речей строится на рациональном и эмоциональном началах. Первое проявляется в том, что для судебной речи характерно широкое использование логических доводов фактов, доказательств. Выступающие в суде стремятся оказать воздействие на разум и чувства слушателей, убеждают аудиторию согласиться с мнением оратора.

Чтобы преодолеть недоверие, ораторы стараются сделать аудиторию соучастницей формирования вывода. Опытные ораторы выстраивают свои речи, процессуальные и логические доказательства так чтобы убедительность возрастала по мере прошения к окончанию речи.

Эмоциональная окраска судебной речи вызывает чувства слушателей. Оратор старается создать то настроение слушателей, которое поможет убедить их в его правоте.

Древние пришли к выводу, что искусство владения речью  является сильным средством, которое  может служить добру и злу, истине или лжи. Все зависит от того, в каких интересах это средство используется. Любая настоящая публичная речь имеет нравственное содержание и требует формирования этических предпосылок.

Участники публичной  речи — оратор и аудитория —  вступают не только в вербальные, логические, психологические и т.д., но и в моральные отношения. В этой связи характер общения в значительной степени зависит от нравственных личностных характеристик участвующих в нем людей. Мораль ориентирует оратора и слушателей на восприятие каждого человека как носителя и выразителя «внутреннего морального закона». Это определяет ценностные ориентации и оратора, и аудитории, значимость нравственных критериев, незыблемость нравственных принципов.

Специфика моральных  отношений, возникающих в ходе публичной речи, раскрывается через основные понятия и принципы этики оратора. Термин «этика оратора» обычно употребляется для обозначения своеобразного нравственного кодекса людей данной категории. Этика оратора обусловлена особенностями самой ораторской деятельности, спецификой профессии юриста, его общей и профессиональной культурой.

Этика оратора находит  выражение в его нравственных качествах, в осознании им своей  общественной роли, особенностях взаимодействия с аудиторией. В целом этические  нормы пронизывают всю деятельность оратора — с момента подготовки к выступлению и до самокритичного анализа состоявшейся встречи с людьми.

Что касается России, то начало искусству красноречия в  России положил М.В. Ломоносов, добившийся того, чтобы лекции в университетах читались на русском языке, а не на иностранных. Мастерами публичного слова, развившими русское академическое ораторское искусство, были великие русские писатели А.И. Герцен, В.Г. Белинский, Н.В. Гоголь, М.Е. Салтыков-Щедрин, В.Г. Короленко.

Для юристов наибольший интерес представляет русское судебное красноречие. Русское судебное красноречие начинает развиваться во второй половине XIX в., после судебной реформы 1846г., с введением суда присяжных, с учреждением присяжной адвокатуры.

Появилась целая плеяда талантливых судебных ораторов: А.Ф. Кони, В.Д. Спасович, К.К. Арсеньев, Н.П. Карабчевский, Ф.Н. Плевако, С. А. Андреевский и другие не менее выдающиеся красноречивые ораторы, чьи речи привлекали пристальное внимание.

Основателем судебной этики  как науки о нравственных принципах судопроизводства по праву можно считать Анатолия Федоровича Кони, 150-летие со дня рождения которого отмечалось в 1994 году. Пройдя славный путь от помощника секретаря Петербургской судебной палаты до обер-прокурора кассационного департамента Сената и члена Государственного Совета, имея громадный опыт судейской и прокурорской работы, А. Ф. Кони был твердым и убежденным сторонником изучения и преподавания этических начал в деле уголовного правосудия. Он считал необходимым ввести курс «Судебной этики» в юридических учебных заведениях как дополнение к догматическим положениям уголовного процесса в надежде на то, что «зрелый судебный деятель в минуты колебания перед тем, какого образа действий надо держаться в том или другом вопросе, вспомнит нравственные указания, услышанные им с кафедры, и, стыдясь ржавчины незаметно подкравшейся рутины, воспрянет духом»¹⁷.

А. Ф. Кони полагал, что  чтение подобного курса будет  способствовать нравственному совершенствованию  будущих юристов. Одной из основных его работ в этой области является статья «Нравственные начала в уголовном процессе». О том, какое значение придавал А. Ф. Кони этой работе, свидетельствует следующий факт: при выходе в свет (впервые она была опубликована в 1902 году в первом номере «Журнала Министерства юстиции») он обратился к Л. Н. Толстому с просьбой ознакомиться с ней.¹⁸

К сожалению, осуществить  свое намерение - издать специальный курс судебной этики — А. Ф. Кони не удалось.

На протяжении длительного  времени решение насущных проблем, касающихся судебной этики, считалось неправомерным. Известно отрицательное отношение А. Я. Вышинского к профессиональной этике. В течение десятилетий игнорировалось решение этических вопросов культуры правосудия, а также развития соответствующих дисциплин. В юридической литературе предпринимались попытки поставить под сомнение обоснованность профессиональной этики и ее научный статус, в частности, известный советский процессуалист М. С. Строгович писал: «Концепция судебной этики практически означала бы допущение нарушения нравственности в тех или иных пределах под предлогом особенностей тех или иных профессий, специфики той или иной государственной или общественной деятельности».¹⁹

Введение в России с 1994 года суда присяжных заседателей, учитывая новизну этого судебного института, требует внимательного изучения положительного опыта, накопленного в этой области, как зарубежного, так и дореволюционной России.²⁰

Как уже говорилось ранее, вторая половина XIX века, отмеченная таким  важнейшим событием в правовой жизни, как Судебная реформа 1864 года, открыла замечательную плеяду прогрессивных русских юристов — выразителей общественной совести, подлинных гуманистов, обладавших энциклопедической эрудицией, высоким профессиональным уровнем, великолепной ораторской подготовкой. Это П. А. Александров, С. А. Андреевский, М. Ф. Громницкий, В. П. Гаевский, Н. П. Карабчевский, А. Ф. Кони, А. В. Лохвицкий, Ф. Н. Плевако, В. Д. Спасович, А. И. Урусов и многие другие.²¹

О себе они с гордостью  говорили: «Мы не искали крестов, мы не получали медалей за храбрость, но мы кое-что сделали, не щадя живота. Мы пришлись не по нраву всей фарисейской синагоге, мы стали костью в горле не одной высокопоставленной особе. Эти особы охотно съели бы нас, но не лезет — удавишься». Эти слова принадлежат В. Д. Спасовичу, который, по оценке профессора Н. А. Троицкого, «в 70—90 годы был едва ли не самой влиятельной фигурой в русском судебном мире». Ему принадлежит первый в России учебник уголовного права, о котором А. Ф. Кони писал: «Книга Спасовича представила собой светлое и отрадное явление... Рядом с подробным и ярким изложением теории наказания в этой книге были талантливые страницы, посвященные общим положениям уголовного права, истории и практическому осуществлению наказания, полные настойчивого призыва к справедливости, и к отказу от тех карательных мер, которые бесчеловечны, потому что не необходимы».²²

Защитив в 34 года докторскую диссертацию, будучи, по оценке С. А. Андреевского, «королем русской адвокатуры», В. Д. Спасович не искал громких дел в поисках славы, а считал долгом юриста согласовывать свою позицию с требованиями нравственности, поэтому закономерны его смелое выступление на политическом процессе в защиту революционеров, уход в 1861 году из Петербургского университета в знак протеста против расправы над студентами.

За отказ поддерживать обвинение по делу В. Засулич был  уволен из прокуратуры С. А. Андреевский. Лишь благодаря принципу несменяемости  судей, несмотря на желание императора уволить непокорного в отставку, сохранил за собой пост председателя Петербургского окружного суда А. Ф. Кони, вынесший оправдательный приговор по делу В. Засулич.

Подобных примеров можно  привести множество, и каждый из них  убедительно свидетельствует о  высоком гражданском мужестве, стойкой  нравственной позиции этих людей. Поэтому их взгляды на проблемы судебной этики нельзя отнести к категории общетеоретических рассуждений. Для них судебная мораль — страницы собственной жизни, посвященной великому и благородному делу служения своему народу во имя добра и справедливости.²³

С этой точки зрения изучение нравственных проблем в трудах русских  юристов конца XIX — начала XX вв. дает богатый материал для размышлений, осмысления нравственной позиции юриста в обществе.

Большое внимание в трудах русских юристов исследуемого периода уделено нравственной позиции прокурора. И сегодня полны жизни слова А. Ф. Кони, отдавшего девять лет неустанного труда прокурорской деятельности: «Основными чертами русского типа обвинителя были спокойствие, отсутствие личной озлобленности против подсудимого, опрятность приемов обвинения, чуждая и возбуждению страстей, и искажению данных дела, и, наконец, что весьма важно, полное отсутствие лицедейства в голосе, в жесте и в способе держать себя на суде»²⁴.

Известны высказывания об отношении многих прокуроров тех времен к адвокатам.

А. Ф. Кони об этой стороне  этики прокурора писал следующее: «Прокурору не приличествует забывать, что у защиты, теоретически говоря, одна общая с ним цель содействовать, с разных точек зрения, суду в выяснении истины доступными человеческим силам средствами, и что добросовестному исполнению этой обязанности, хотя бы и направленной к колебанию и опровержению доводов обвинителя, никоим образом нельзя отказать в уважении».²⁵

Негативное отношение  отдельных прокуроров к деятельности защитника Н. П. Карабчевский видел в том, что «защиту впускают» в храм правосудия, но надолго ли и в какой момент? Разве в самые сокровенные и трудные для обвиняемого, а нередко и для истины моменты, она не находится в жалком положении оглашенного, изгнанного, бессильно томящегося у преддверия храма? Ее впускают тогда, когда затеянная в глубокой тайне, сотканная в тиши и выполненная в раздумье вся «творческая» работа обвинения в сущности «готова» — окончена совершенно. Ей предоставлено только критиковать или даже разрушать это «творчество», класть свои мазки на законченную картину, портить ее или рвать холст, на котором она нарисована, но не делать ничего своего законченного и цельного. Она ничего не дает взамен разрушаемого. Ум наш так устроен, что, подобно всей природе, боится пустоты. И к защите предъявляют требование на смену разрушаемого создать нечто новое, свое положительное и прочное. Но предъявлять подобное требование — значит издеваться над бессилием стороны в процессе».²⁶

Таким образом, в основе отрицательного отношения прокурора к адвокату всегда лежат чувства безнравственные: стремление любыми способами осудить подсудимого, защитить честь мундира, желание подчеркнуть свою власть, угодить начальству.

§2. Понятие, предмет  и принципы судебной этики

Судебная этика —  совокупность правил поведения судей  и других профессиональных участников уголовного, гражданского и арбитражного судопроизводства, обеспечивающих нравственный характер их профессиональной деятельности и внеслужебного поведения, а также научная дисциплина, изучающая специфику проявления требований морали в этой области.

Судебная этика - один из разделов профессиональной этики, составляющий учение о нравственных идеалах, принципах  и нормах осуществления правосудия, определяющих нравственное содержание деятельности участников судопроизводства. Этим определением охватываются три составные части предмета Судебной этики как науки:

нормативная часть - принципы и нормы;

регулируемые ими отношения;

нравственное сознание участников судопроизводства²⁷.

При характеристике нормативной  части предмета судебной этики выделяются две группы норм - общие нормы  морали, функционирующие в данной сфере общественных отношений, и  специфические, рождаемые данной профессией, не противоречащие общим нормам, но дополняющие и развивающие их. Требования морального характера законодатель предъявляет не только к судье, но и к другим профессиональным участникам процесса. От прокурора, участвующего в состязательном процессе, требуется уважение к суду, к своему процессуальному оппоненту - защитнику.

Этос, логос и пафос - три составляющие речи, и, конечно, речи судебной. При всей важности всех составляющих первой и важнейшей  будет этос. Захотят ли слушать  оратора, во многом зависит от соблюдения этических речевых норм и правил выступающим. Этос - это умение профессионально ориентироваться в ситуации общения.

Для развития правильного  этического мышления адвоката необходимы широта и основательность общего гуманитарного образования, особая наблюдательность, четкое понимание задач защиты и безупречная тактичность²⁸.

Задействовав соответствующий  термин теоретической риторики, можно  утверждать, что знание оратором общих  и специфических черт, характеризующих  мораль, культурно-речевые, социально-психологические  и эмоциональные особенности аудитории, наличие высокого темпа реакции обеспечивает соответствие его речи этосу, т.е. социально-культурным условиям и нормам коммуникации, прежде всего нравственным нормам. Как замечают современные исследователи, «вера словам собеседника, как и сама способность быть убедительным, только опосредованно связана с качествами красноречия... Всякие рассуждения о красноречии в отсутствие связи с этикой и нравственной философией превращаются либо в красивые разговоры, либо в «обманную науку» о внешней словесной красоте при отсутствии нравственного фундамента, который представляет собой основу для возникающего контакта и доверия к оратору»²⁹.