Равнобедренный Урал

Мы выбрали  сюжет «Эхо и Нарцисс», как если бы был такой гобелен. Пока Кальпиди в «Мерцании» взвешивает духовные потенциалы Орфея и Гомера, размечтавшись в Челибонске, где на ржавых обнаженных проволоках в затылок висят еще на дворянских фасадах разрушающиеся кариатиды с оплеухой октябрьского листа по гипсовым харям, в Москве просчитывают уместность challeng’а в принципе, и приходят к выводу, что самостийность нежелательна. С одной стороны общество грезит создать некую перпетуум мобиле, мифическую модель (Эхо), чья интенция к угасанию сдерживается за счет подкормки бедной мобиле исчезающе малыми величинами, воздухом минимума, чертами цивилизованности, включая омолаживание (экономия возраста), чтобы все-таки обеспечить энергетический перепад в машине, необходимый для ее работы. Чтобы Эхо не замерла, надо ее подкармливать, что-то на нее тратить, поддерживать щекотливую степень риска, выраженную оксюмороном tentative stability (Lyn Hejinian). Эхо требует избыточности, вложений, поленьев в топку. Потому что если Эхо совпадет сама с собой, она исчезнет, ей нужно нарушение равновесия, асимметрия.

Эхо истаивает, исчезает. Эхо требует хотя бы минимума. Зато кланяющийся встанька остается «руки-по-швам», и готов себя повторить. Стратегия этой куклы — чтобы ее оставили в покое. Ванька-встанька — готовый Нарцисс для нашей композиции. Нарисуем ваньку-встаньку и подпишем: традиционализм, коллективизм, «один-за-всех», покой и мужское главенство, чин. Вибрирующая Эхо и закрепленная ось-Нарцисс — такова возможная эмблема для Москвы. И Нарцисс-ванька-встанька (тенденция: экономность) и Эхо-перпетуум мобиле (тенденция: избыточность) равно замирают в неподвижности, но что для одного — победа, идеал, другому — поражение, смерть. Ничего многообещающего в этом обедненном шарже мы не нашли и решили отложить гадания до лучших времен.

Очутившийся в  новизне человек одержим переоценкой  среды — кем я окажусь в  мною же созданном мире? Художничество — это еще и действие по обживанию тобою же открытого (чистая греза), и только по ходу этого освоения, когда, отложив оружие, поэт идет на попятный, ерничая в самообмане (а этого удовольствия у него веками не отнимешь при любом его темпераменте), постфактум он понимает, что за спиной осуществилось, что называется, — событие. Поэт спускается с горы Аналог. Но куда? «Я хочу выйти за рамки поэзии, таковы мои расчеты с представлением о законченности текста. Поэтому я пишу книгами, эта одна из возможностей иллюзорного ощущения неограниченности ряда законченных, почти механически, текстов. Материальный финал всегда неадекватен. Я закончил текст или книгу, но не закончил то, что должен был закончить, т. е., не перепрыгнул за рамки поэтического творчества» (Кальпиди).