Влияние философии на становление специальности менеджмент

1. Введение

     В свое время глубочайший знаток человеческой природы Ф.М. Достоевский в своих «Зимних заметках о летних впечатлениях» писал о присущей человеку тяге к воле, о его нежелании жить в сытом, распланированном заранее муравейнике, резюмируя это следующим образом: «Одним словом: далеко еще человеку до муравейника!» (Достоевский Ф.М. «Зимние заметки о летних впечатлениях». Достоевский Ф.М « Искания и размышления». М., 1983. С. 189..) Исследование управления в мире общественных насекомых (муравейника, колоний пчел и др.) имеет немаловажное значение для понимания специфики управления поведением именно человека и социума. Философская значимость чисто поведенческого описания управления в жизнедеятельности мира общественных насекомых как одного из компонентов живой природы в ее чистом, незамутненном человеческой субъективностью виде состоит в том, что можно выявить фундаментальные методологические принципы для построения будущей теории управления. Ведь в таком случае мы получаем право описывать явление, просто как оно есть. «Иными словами, - отмечает В.В. Налимов, - это описание явлений в их спонтанном выражении, признание свободы проявления: феноменологически все выглядит так, будто падающая монета имеет свободу воли и сама принимает решение, как ей упасть - вверх орлом или решкой» (Налимов В.В., Дрогалина Ж.А. Реальность нереального. М., 1995. С. 16..) Тогда вместо привычной нам цепочки представлений о цели, решении действовать предстает фундаментальная идея спонтанного развития мира, выступающая стержнем философии спонтанности, позволяющей получать максимум эффективности управляющей деятельности только тогда, когда эта деятельность вписана в развитие самого мира.

2. Что такое философия?

     Термин «философия» происходит от греческих слов «phileo» – любовь

 и «sophia» – мудрость  и означает любовь к мудрости.

     Сама философия есть мировоззрение, т.е. совокупность взглядов на мир в целом и на отношение человека к этому миру. Наука о всеобщих законах развития природы, общества и мышления. Философия направлена на выработку обобщённой системы взглядов на мир и на место в нём человека; она исследует познавательное, ценностное, социально-политическое, нравственное и эстетическое отношение человека к миру. Как мировоззрение философия неразрывно связана с социально-классовыми интересами, с политической и идеологической борьбой. Будучи детерминирована социальной действительностью, она оказывает активное воздействие на общественное бытие, способствует формированию новых идеалов и культурных ценностей.

     В одном ряду с философией находятся другие формы мировоззрения: мифологическое, религиозное, художественное, натуралистское, обыденное. Философия отличается от иных форм мировоззрения тем, что относится, прежде всего, к научной сфере общественного сознания (хотя, надо сразу отметить, не только к этой сфере), а внутри нее, в отличие от натуралистской формы (например, фрейдовского мировоззрения, тоже включенного в сферу науки), - имеет специфический категориальный аппарат, опирающийся в своем развитии не на одну какую-либо научную дисциплину, а на все науки, на весь единый совокупный опыт развития человечества.

     Сущность философии - в размышлениях над всеобщими проблемами в системе "мир - человек".

3. Влияние философии на становление специальности менеджмент.

     Историко-философский анализ дает основание заключить, что первыми теоретиками управления были именно философы. И действительно, умение управлять людьми, это, по выражению Платона, "одно из сложнейших и самых труднодостижимых умений" (Платон. Политик, 1972, 57), всегда было в центре внимания философов. Такое заключение парадоксально лишь при поверхностном подходе. Ведь, казалось-бы, управление - как вид практической деятельности - не должно было интересовать греческую философию, при характерной для нее мировоззренческой созерцательности, пренебрежении к практическому труду. Это, разумеется, так. Однако, управление предполагает не только совокупность действий, но и сумму знаний. Потому и нет ничего удивительного в том, что Платон настаивал: очень мало людей, обладающих знанием управлять, да и само это знание "одно лишь из всех остальных видов знания заслуживает имя мудрости" (Платон. Государство, 1972, 219). Именно с позиций социально-философского обобщения становится понятным систем организующая роль управления в нормальном функционировании общества как целого. По формулировке Бернарда Мандевиля, сама возможность того, чтобы человека, как существа, "неподходящего для общества", суметь сделать "послушным созданием, которое может найти свою цель, работая на других", т.е. возможность формирования сообщества людей, где "каждый член общества подчиняется целому", подобная возможность появляется лишь "благодаря хитроумному управлению" (Мандевиль 1974, 310). Не случайно и то, что опять-таки философы постоянно констатировали недопонимание другими членами общества всей важности науки и искусства управления: "Учатся долгое время, чтобы сделаться искусным в своей профессии; пренебрегают всем, чтобы осуществить самое важное - управлять людьми. Есть много академических премий за разрешение праздных вопросов, и ни одной - за тот, который был бы решающим для счастья рода человеческого" (Гельвеций 1974, 581). Регулирующая роль самой философии, как активной формы общественного сознания, наиболее кратко и всеохватно обозначил Гегель: "Философия управляет представлениями, а они управляют миром" (Гегель 1971, 554).

     Обращаясь к истории философской мысли мы выясняем, что:

а) глубинная сущность проблем управления неизменна, меняются лишь     исторически определенные формы решения той или иной управленческой проблемы;

  б) именно философская мысль, до  формирования науки (наук) об управлении, сохранила и выкристаллизовала основополагающие идеи и теоретические обобщения управленческого опыта предыдущих поколений;

  в) большинство философов не просто  фиксируют состояние управления  общества, государства и других  социальных конструкций, но и  ищут „лучшие" их формы - искание, характерное для философии как  активной формы общественного  сознания, способа мышления, нацеленного  на идеалы;

г) знание и методологическое применение частно-научными исследованиями и практикой менеджмента философских формулировок полезно и ныне, хотя бы для того, чтобы заново не „изобрести велосипед".

     В истории философии можно найти множество решений относительно "мудрого правления", "справедливого вознаграждения", кодексов поведения руководителя и подчиненного, наиболее эффективных форм и способов использования власти и множества других управленческих проблем. Так, рассуждения Конфуция об управлении и управленческих навыках исходят из императива нерушимости иерархии между верхами и низами, жесткого соблюдения правил ритуала ("ли"), который требует беспрекословного повиновения низов верхам: "Государь должен быть государем, сановник - сановником, отец - отцом, сын - сыном" (Л‏юнь Юй 1972, 70). Сами верхи проявля‏‏ют в своей среде, друг к другу любовь и солидарность, что и составляет их ритуал - "жень" (человеколюбие). "Если в верхах соблюдают ритуал, народом легко управлять" (Лунь Юй 1972, 70). Осью конфуцианских традиций стала именно ‎эта целенаправленность на сохранение гармонии: "Когда каждый обретает подходящее себе занятие, занимает соответствующее ему место, тогда высшие и низшие служат друг другу" (Хуайнань-цзы 1990, 160). В русле ‎этих рассуждений, в частности, у представителей школы "законников", были разработаны более конкретные формулировки "правильного", "хорошего" управления, например, следующее: "...Если сделать постоянными правила назначения на должности, то воцарится хорошее управление" (Шан цз‏юнь шу 1973, 218). Другая ветвь конфуцианцев - М‎энь-цзы и его ученики, подробно разработала принципы "человеколюбивого" управления. Здесь к основополагающей идее Конфуция о праве верхов властвовать и управлять, и об обязанности низов повиноваться, добавлено требование к правителям быть справедливым. Но "функциональное" соотношение не меняется: ведь ‎‎это - "всеобщий закон в Поднебесной". Наиболее пространная ‎‎интерпретация этого закона такова: "Одни напрягают свой ум, другие напряга‏ют мускулы. Те, кто напрягает ум, управляют людьми. А те, кто напрягает мускулы, управляются. Управляемые содержат тех, кто ими управляет. А те, кто управляет людьми, содержатся теми, кем они управляют" (М‎энь-цзы 1972, 238). Противостоящие конфуцианцам с позиций "низших" Мо-цзы и его последователи подробно разработали принципы "мудрого управления", суть которого все тот же, но очищенный от аристократических оговорок, конфуцианский тезис "правильный человек - на правильном месте": "Того, кто способен управлять страной, назначают управлять страной; того, кто способен быть начальником департамента, назначают начальником департамента; того, кто способен управлять селением, назначают старостой селения" (Мо-цзы 1972, 182). Как видим, если по Конфуцию управлять способны лишь высокородные особы, а поведение простолюдин регулируется исключительно кодексом послушания, то для школы Мо-цзы решающий критерий - не фактор рождения, а личные достоинства претендента на управленческую должность. Нарушение именно этого основополагающего принципа - основная причина системной путаницы: "....Человек, который не можеть управлять даже сотней людей, назначается главой департамента, чтобы управлять тысячью человек.... Эта должность в десять раз превышает его способности.... И если бы даже этот чиновник день и ночь непрерывно занимался делами департамента, то все равно эти дела по-прежнему останутся несделанными, будто ими и не занимался никто" (Мо-цзы 1972, 186).

     Если обобщить и оценить эти и подобные рассуждения, можно выявить два направления поисков: кто должен управлять и как следует управлять. Какой бы эпитет не был бы применен к управлению - "мудрое", "правильное", "лучшее", "человеколюбивое", "гармоничное", "совершенное", "идеальное" и др. - именно эти две задачи в центре теоретической рефлексии и практических шагов.

     Как известно, необходимость союза философии и управления наиболее подробно обоснована Платоном. В „Государстве", „Законах" и ряде других диалогов красной нитью проходит мысль о том, что человечество еще долгое время будет лишено возможности иметь „идеальное" государство, „пока в государствах не будут царствовать философы", или же пока правители „не станут благородно и основательно философствовать" (Платон. Государство 1972, 275), иначе говоря, подобное осуществиться, если только „философы и правители великих государств окажутся одними и теми же лицами"" (Платон. Письма 1972, 527). Следовательно, должны управлять те, кому „по самой их природе подобает быть философами и правителями государства, а всем прочим надо заниматься не этим, а следовать за теми, кто руководит" (Платон. Государство 1972, 276). Следует, кроме того, невежественных граждан всеми мерами держать подальше от власти и управления, мудрецам же поручить заботу об управлении (Платон. Законы 1972, 160).

     Сможет кто-либо из современных авторов оспорить эту платоновскую идею, отражающую саму суть управления как функции социального бытия людей? Не в этом ли ключ к гармоничному управлению? И вовсе неудивительно, что подобная постановка вопроса характерна для многих мыслителей, она встречается во множестве трудов по социальной философии и этике. Так, когда Жюльен Офре Ламетри, в первой половине ХVIII века, пытается показать важность философии в жизни общества и приводит с этой целью примеры „удачного применения стараний философов" в различных сферах - юриспруденции, религии, морали, риторики и т.д. - особое значение придает управлению, повторяя фактически тезис Платона: „Философия до такой степени оказывает влияние на искусство управления, что государи, прошедшие школу мудрости, созданы быть и действительно бывают лучшими правителями, чем те, которые не пропитаны наставлениями философии" (Ламетри 1976, 487). Поль Анри Гольбах также, ссылаясь на формулировку Платона, в определенной мере укрепляет основной его тезис новыми аргументами:

     Первое, именно философы более всех других членов общества сведущи в причинно-следственных закономерностях общественной жизни, обвинения же в их адрес, что якобы философия воспитывает в гражданах равнодушие к общественным делам абсолютно беспочвенны: наоборот, «при просвещенном правительстве, у свободного народа, в стране, подчиняющейся разумным законам, философ всегда будет активным гражданином».

     Второе, вообще «в хорошо управляемой стране просвещенный человек обладает значительным влиянием и может воздействовать на остальных граждан» (Гольбах 1963, 391).

     Требование Платона, в переводе на современный язык - необходимость философской подготовки управляющих разных уровней - не вызывает возражений. Разумеется, пониманием важности этого не ограничивается взаимосвязь философии и управления как двух сфер человеческой мысли и деятельности. Философские категории и принципы охватывают все явления природы, человеческого мышления и общественной жизни, в том числе все аспекты управленческой деятельности. Но в прагматическом плане ключевой остается все-таки возможность личностного воплощения философии. Поэтому отметим, что не только в современных условиях, но и в течении всей истории государственного управления успех „платоновского проекта" вполне резонно ставился под сомнение. Уже у самого Платона проскальзывает подобное сомнение (Платон. Государство 1972, 118, 304, 329). У Ламетри же вообще весьма призрачны надежды на появление философов-правителей: черепаха не может бегать, слепой не может видеть, недвусмысленно заявляет он, поэтому нам остается лишь надеяться на то, „чтобы держащие кормило правления были немножко философами...., они не могли бы быть ими в слишком большой степени" (Ламетри 1976, 493). Вполне актуально звучит и замечание Жана де Лабрюйера о том, что хотя констатация эпизодических проявлений „мудрого правления" сама по себе, конечно же, воодушевляет нас, но „по правде сказать, короли и министры в последнее время слишком пренебрегают этим искусством" (Лабрюйер 1998, 222).

     Не лишне здесь задать вопрос: а в принципе на каком основании Платон, Ламетри и другие авторы были столь уверены в исключительно позитивном, исключительно благотворном влиянии философии на правителей и, посредством формирования характера их деятельности, на само управление как феномен социальной жизни? Нетрудно убедиться, что именно в русле этих оптимистичных установок на деятельность просвещенного монаха появились различные философские и политологические конструкции переустройства общества. Это касается и тех социальных утопий, этических систем, педагогических проектов, где главным рычагом разумной организации общественной жизни, справедливого управления преподносится созидательная воля верхов: воодушевленные идеями философов о наилучшем переустройстве общества, управляющие провозглашают мудрые законы и управляют на их основе (Эразм 2001, 29-61). Оптимистичная уверенность лежит в основе „новой науки" Джанбатиста Вико. „Естественный порядок", обеспечивающий вечный круговорот форм общества и управления государством, имеет две составляющие: „во-первых, что тот, кто не может управлять собою сам, должен предоставить править собою другому, могущему это делать; во-вторых, что в мире всегда правят те, кто лучше по природе" (Вико 1994, 469). Так мы подходим, с одной стороны, к догмату „предустановленной гармонии", для сторонников которого „от хорошего - к лучшему" является принципом всеобщего управления, а с другой стороны, к позиции социал-дарвинизма, где уже господствующим идеалом управления является установление власти лучших „по природе", с характерным для животного мира вечной борьбой за выживание - „войной всех против всех". Философское познание как основа мудрого управления, таким образом, вовсе не обеспечивает благотворное воздействие на общественную жизнь. Более того, подобно тому, как знание психических процессов может быть использовано двояко - как для помощи человеку, его воодушевления, возвеличивания, так и для превращения его в послушную марионетку, философия в руках коварных правителей может стать мощным оружием тоталитарного управления. Своеобразным предостережением звучит высказанное еще в XVIII веке Дом Леже-Мари Дешаном опасение, что „основные начала управления возмущают сами по себе, как только их обнародуют" (Дешан 1973, 167). Этим он попытался объяснить неожиданную волну возмущения, вызванную в свое время публикацией книги Николо Макиавелли „Государь", раскрывающей весь механизм удержания власти. „Пружины владычества, - заключает Дешан, - должны оставаться скрытыми, они перестали бы действовать, если бы были известны людям" (Дешан 1973, 167). Вывод, разумеется, весьма спорный, однако он в определенной мере уравновешивает другую крайность - уверенность в исключительно позитивном характере философского преобразования управленческой деятельности.