Владимир Сергеевич Соловьев

Владимир Сергеевич  Соловьёв — крупнейший русский религиозный философ, богослов, поэт, публицист, литературный критик; почётный академик Императорской Академии наук по Разряду изящной словесности.

 Родился 16 (28) января 1853 в Москве, сын С.М.Соловьева, ученого-историка, автора монументальной Истории России с древнейших времен. По материнской линии отдаленный родственник украинского философа Г.С.Сковороды. Блестяще окончив гимназию, поступил на физико-математический факультет Московского университета, где проучился два года. Перешел на третий курс историко-филологического факультета и в качестве вольнослушателя посещал лекции в Духовной академии. «Будучи с детства занят религиозными предметами, я в возрасте от 14 до 18 лет прошел через различные фазы теоретического и практического отрицания», – писал он. Окончив университет в 1873, по особому ходатайству был оставлен при кафедре философии для приготовления к профессорскому званию. В 1874 Соловьев получил должность доцента Московского университета по кафедре философии. Лекции он читал лишь полгода: 31 мая 1875 его командировали за границу «с целью изучения индийской, гностической и средневековой философии». Соловьев побывал в Лондоне, Париже, Ницце и в Египте. Приобретенный им при этом мистический опыт, во многом предопределивший его дальнейшую творческую деятельность, задним числом описан в поэме «Три свидания». К середине 1870-х годов относятся его первые значительные стихотворения, сопутствовавшие развитию философской мысли («Хоть мы навек незримыми цепями», «Вся в лазури сегодня явилась», «У царицы моей есть высокий дворец» и т.д.).

1877–1881 Соловьев провел большей частью в Санкт-Петербурге, читая курсы лекций в университете и на Высших женских курсах и подготавливая к печати свои программные философско-богословские сочинения «Философские основы цельного знания» (1877), 

«Критика отвлеченных начал» (1877–1880) (последнюю он защитил как докторскую диссертацию) и «Чтения о Богочеловечестве» (1878–1881).

Осудив убийство народовольцами Александра II, Соловьев, однако, обратился  к новому императору с настоятельным  предложением помиловать царебийц во имя высшей, божеской справедливости. Это вызвало крайне отрицательную реакцию официальных кругов (в первую очередь К.П.Победоносцева), и, не желая подчиняться никаким и ничьим указаниям, Соловьев решил оставить преподавательскую деятельность. Лишь через восемнадцать лет, незадолго до смерти, он прочел ряд лекций в новоучрежденном Санкт-Петербургском философском обществе. Эти годы были чрезвычайно продуктивны: Соловьев занимался научно-теоретическими исследованиями в области истории и философии религии (единственном, по его убеждению, «пути к истинной философии»), опубликовал десятки публицистических и литературно-критических статей. В 1882–1888 он обращался преимущественно к религиозно-церковным вопросам, главные работы этого времени – «Духовные основы жизни», «История и будущность теократии» (Исследование всемирно-исторического пути к истинной жизни), «Россия и вселенская церковь».

Нравственно-метафизическая подоснова подлинного, сопричастного  Богу существования изучается в итоговых философских трактатах Соловьева – «Смысл любви»  и «Оправдание добра». Здесь наиболее полно представлена его доктрина «всеединства» и «цельного знания», отраженная в учении о «мировой душе» – Софии. Средоточием эстетического учения Соловьева было прозрение художника, сообразное живой истине мироздания, т.е. религиозному откровению. Умер Соловьев в с.Узкое под Москвой 31 июля (13 августа) 1900. 

Философско-богословский взгляд Соловьева на мир вкратце сводится к следующему. Мир лежит во зле. На земле царят грех и смерть, причем не только с момента грехопадения Адама и Евы. Мир в целом  есть единый живой организм. Первоисточником  мира и средоточием жизни является мировая душа, от века существующая в Боге. Она обладает свободой и  может либо подчинить себя Всеединству  божественного мира и стать его  частью, либо по своей воле выделиться из этого единства и существовать сама по себе. Домирным и иррациональным актом она выбирает вторую возможность. Тем самым она выпадает из божественного Всеединства и материализуется в формах времени, пространства и механической причинности, поскольку существование вне Бога возможно только в этих формах. Но в мире, отныне отделенном от Бога, сохраняется тоска по возврату во Всеединство божественной жизни. Попытка этого возврата и составляет содержание мирового процесса. В природе этот процесс совершается бессознательно; человечество, достигнув достаточно высокой ступени развития, участвует в нем с сознанием происходящего. Греховную разобщенность мира и Бога преодолел Христос. Будучи абсолютно безгрешным, он в воскресении победил также и смерть. Смысл и содержание истории человечества после Христа заключается в распространении его индивидуальной победы над грехом и смертью на весь мир: человечество стремится к вселенской теократии, к полному владычеству Бога в мире. Если ему это удастся, то и природа будет вовлечена в божественное владычество, «освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» и «будет Бог все во всем»

Такой взгляд на Бога и мир, на истоки и цель всего бытия сложился у Соловьева, черпавшего из различных  источников, уже в ранние годы и  сохранился – в главном и существенном – до конца его жизни. Он не оставлял попыток изложить этот взгляд еще  с большей ясностью и показать, какие следствия вытекают из такого миропонимания для нашей деятельности в мире. Свои усилия он называл «общим установлением христианской философии» и стремился «ввести вечное содержание христианства в новую соответствующую  ему, т.е. разумную безусловно, форму». Для этого он изучал философию, богословие, историю религий. В диссертации «Кризис западной философии» он показывает, что западная философия благодаря Гегелю приобрела чистую, но бессодержательную форму, а теперь, в философии Шопенгауэра пытается вновь обрести содержание. Но это содержание в готовом виде уже имеется на Востоке, в его великой богословской мудрости, хотя и «в форме веры и духовного созерцания». Задача заключается в том, чтобы соединить логическое совершенство западной формы с содержательной полнотой еще бесформенных «духовных созерцаний Востока». Философия подает руку религии и положительной науке. «Достижение этой цели будет восстановлением совершенного внутреннего единства умственного мира».

Соловьев разрабатывал философию  всеединства – учение о том, как  совместными усилиями Бога и человека преодолеть разобщенное состояние  мира, как примирить, синтезировать  «отвлеченные начала» (частичные истины, ложные в своей претензии на абсолютность, например, рационализм). Важными темами философии всеединства являлись Богочеловечество и София. Богочеловечество есть идеал максимально полного  вхождения людей во внутреннюю жизнь  Божества, их предельной христианизации. София у Соловьева – это  начало Божией Премудрости в тварном мире, космосе, то, что обеспечивает единство Творца и творения (личностное воплощение божественной первоосновы мира). Премудрость, живущая от вечности в Боге, после грехопадения мировой души (тварного образа нетварной Премудрости) осталась в Боге. Для Соловьева это не просто миф, София для него – предмет чувственно-сверхчувственного мистического опыта. Свою задачу отныне он видит в том, чтобы содействовать восстановлению целостности мира, объединению мировой души с небесной Софией. Это содействие не могло для него ограничиться академической и литературной сферой. Участие в осуществлении Всеединства состоит в подчинении воле Бога, играющей определяющую роль во всех областях частной и общественной жизни. Соловьев называет это «теургическим творчеством» или «христианской политикой».

Философ считал Россию и  славянский мир центром и отправным  пунктом вселенской теократии и он настаивал на том, что именно здесь духовная и культурная, социальная и политическая жизнь должна быть отмечена Духом Христовым. Но он все больше ощущал, насколько русская действительность не соответствует этому требованию.

Разочаровавшись в Русской  православной церкви, которая в результате «безмолвного подчинения светской власти»  лишилась возможности помогать государству  пророческими указаниями, Соловьев стал по-другому относиться к «римскому  началу», которое прежде резко осуждал (кстати, как и Достоевский, с которым  его связывали дружеские отношения). В те годы Рим (понтификат Пия IX и Льва XIII) подавал пример энергии и непреклонности: церковь, казалось бы лишенная власти, выступила против «заблуждений нашего времени». В проекте Соловьева Россия оставалась теократией, к которой были устремлены его помыслы и чаяния, однако в соответствии с его теперешним пониманием монарх, носитель царской власти, должен был сначала преклонить колена перед верховным представителем власти священнической, перед преемником Петра на римской кафедре. В себе Соловьев видел представителя третьего руководящего сословия в теократии, сословия пророков, задача которых – указывать человечеству путь в будущее. По убеждению Соловьева, он первым делает то, что надлежит сделать русскому народу и его царю: будучи членом Восточной православной церкви, он признает преемника Петра как высшего судью в вопросах веры и как средоточие единства церкви; в пламенных словах, обращенных к папе Римскому и русскому царю, к народам Западной Европы и России и всему славянству, он требует от всего христианского мира осуществить вселенскую теократию.

Хорватский католический епископ Штроссмайер заинтересовался планами Соловьева и привлек к нему внимание Ватикана. Папа Лев XIII, распознав утопический характер планов и чаяний русского мыслителя, высказался по этому поводу сдержанно и критически. Французские иезуиты увидели в нем конвертита, т.е. человека, обратившегося в католическую веру. Но вначале они ожидали от Соловьева (поскольку он признавал папу как верховного арбитра в вопросах веры), что он отречется от своих богословских мнений, противоречащих католической догматике, и прежде всего от своего учения о Софии и о возникновения мира в результате отпадения мировой души от Бога. Соловьев вступил в ожесточенный спор с французскими иезуитами, решительно отвергая распространившиеся слухи, будто он перешел в католичество. Он и сам усомнился «в полезности и в исполнимости тех внешних замыслов, которым были отданы» его «так называемые лучшие годы». Он не только утратил веру в возможность скорого объединения Восточной и Западной церквей, сомнительным представлялся ему теперь и положительный исход мировой истории, ее плавный переход в Царство Божье. «С нарастанием жизненного опыта» он все с большей отчетливостью видел ошибочность представления, будто добро преодолевает зло как бы автоматически, в процессе постоянного совершенствования человечества, и пришел к выводу о сознательном, намеренном, иррациональном противлении добру. Символом этого противления стала для

него фигура антихриста, хорошо известная из Библии и церковной  традиции, но почти забытая в 19 в. В 1888 он писал: «Сейчас я рассматриваю более или менее все вещи  точки зрения вечности или по крайней мере в аспекте прихода антихриста». Этот персонаж появляется в одном из последних произведений Соловьева – Краткой повести об Антихристе, вошедшей в книгу «Три разговора» (1899–1900).

В расколе христианства философ  видел явление, противоречащее воле Христа и духу христианства. К концу жизни Соловьев был православным в своем убеждении, что православие есть чистейшая и совершеннейшая форма христианства; он был католиком, считая, что Рим является законным и традиционным центром христианского мира; и он был протестантом в своей внутренней свободе по отношению ко всем церковным институтам и в защите совершенно свободного философского и богословского исследования. Эту религиозную установку («Я так же далек от ограниченности латинской, как и от ограниченности византийской или женевской») он называл «религией Святого Духа».

Помимо поэтических произведений, философских трудов и многочисленных критических статей о творчестве Достоевского, А.Пушкина, М.Лермонтова, А.Фета, А.К.Толстого и др., а также  трактатов по эстетике, Соловьеву  принадлежат переводы Платона, Вергилия, Петрарки, Гофмана.