Средневековье

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 01 Декабря 2014 в 19:10, реферат

Краткое описание

Сознание эпохи шаг за шагом освобождалось от религиозно-этических ценностей Средневековья, видя в них вериги, в которые насильственно и противоестественно втиснут человек. Не бог, но человек утверждается в центре Вселенной, и мерой всех вещей оказывается его природа. Интерес к человеку, к его возможностям, делам, потребность понять их привели к попыткам рационального познания человека и природы, познания, свободного от церковных догм. Недостаток знаний легко компенсируется поэтическими аналогиями и фантазиями. Нет широких эстетических систем, нет схоластичных трактатов по этике: и этическая и эстетическая мысль обнаруживается в поэзии, в причудливом сплаве художественно-философской, художественно-научной и фантастической литературы, подобной трактатам «О героическом энтузиазме» Бруно, «О наслаждении, как истинном благе» Лоренцо Валлы, роману «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле и «Опытам» Мишеля Монтеня.

Прикрепленные файлы: 1 файл

ЛЕКЦИЯ 5.doc

— 55.50 Кб (Скачать документ)

ЛЕКЦИЯ 5. АКСИОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В ЭПОХУ

                              ВОЗРОЖДЕНИЯ

В эпоху Возрождения вновь происходит воссоединение ценностей реального и идеального бытия; мирское в контексте пантеизма наполняется высшей ценностью, вместе с тем, рассматривается как ценное с позиции полезности. Это новый акцент в теории ценности.

Сознание эпохи шаг за шагом освобождалось от религиозно-этических ценностей Средневековья,  видя в них вериги, в которые насильственно и противоестественно втиснут человек. Не бог, но человек утверждается в центре Вселенной, и мерой всех вещей оказывается его природа. Интерес к человеку, к его возможностям, делам, потребность понять их привели к попыткам рационального познания человека и природы, познания, свободного от церковных догм. Недостаток знаний легко компенсируется поэтическими аналогиями и фантазиями. Нет широких эстетических систем, нет схоластичных трактатов по этике: и этическая и эстетическая мысль обнаруживается в поэзии, в причудливом сплаве художественно-философской, художественно-научной и фантастической литературы, подобной трактатам «О героическом энтузиазме» Бруно, «О наслаждении, как истинном благе» Лоренцо Валлы, роману «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле и «Опытам» Мишеля Монтеня.

 Наиболее яркое выражение системы ценностей новорожденного буржуазного индивидуализма мы находим в трактате Лоренцо Валлы «О наслаждении, как истинном благе». За исходное автор берет человеческую природу, полагая, что эгоизм, т. е. в сущности чувство самосохранения, прирожден человеку. Человек по природе своей стремится к удовольствию и старается избежать страдания. Именно в этом «пружина» всех человеческих помыслов и поступков. «Благо все то, что полезно мне»,— таков постулат Лоренцо Валлы[1]. В трактате он высмеивает фальшь, ханжество и, главное, противоестественность аскетически-монашеских добродетелей.

Лоренцо Валла смело защищает эпикурейскую, а точнее гедонистическую позицию как естественную, а потому и единственно разумную. В уста Бекаделли (одного из участников диалога, в форме которого написан трактат) Лоренцо Валла вкладывает «перевернутую» стоическую формулу Сенеки, утверждая ее «истинное» содержание: «В первую очередь думай о себе, во вторую— о своих близких и в последнюю — обо всех остальных»[1].

Высшая ценность — не просто человек, а «я» — самое близкое и самое ценное для каждого. Любовь к другим людям не отрицается, но она ставится в зависимость от любви к самому себе. Конечно, делать добро — хорошо, т. е. хорошо быть полезным и приятным для других, но прежде всего надо думать о себе. Как утверждает Бекаделли: «Я и сам готов спасти жизнь другому. Однако моя жизнь для меня дороже жизни ста тысяч»[1]. Люди, в том числе друг, возлюбленная, ценятся потому, что они — источник наслаждений.

Безудержный эгоизм человека, освободившегося от порабощения богом, в трактате Лоренцо Валлы безграничен, но жизнерадостен. Он не видит ничего омрачающего его наслаждения. И предоставляет каждому жить столь же полно, пьяняще, уподобляя жизнь непрерывному празднику наслаждения.

Мыслители, поэты, художники Возрождения от Пико де ла Мирандолы до Джордано Бруно, от Альберти и Леонардо да Винчи до Дюрера и Пуссена, от Петрарки до Франсуа Рабле согласны в прославлении красоты, силы, неограниченных возможностей человека. Но в эти понятия они вкладывали разный смысл, в зависимости от преобладания в их взглядах, позитивной, гуманистической' тенденции (Монтень) или негативной, крайне индивидуалистической (Лоренцо Валла). На различие оценок «природы человека» влияло и мировосприятие —оптимизм (Лоренцо Валла) или пессимизм (Макиавелли).

В большей или меньшей степени в духовной жизни эпохи отразилась внутренняя противоречивость раннего буржуазного индивидуализма, несущего в себе как позитивную, так и негативную тенденцию.

Лоренцо Валла не отрывал этическое от эстетического, но отдавал предпочтение эстетическому в системе ценностей, говоря, что истинная добродетель ценится лишь как средство для достижения наслаждения или как своеобразный гарант его длительности: «Мудрость должна выражаться в том, чтобы уметь домогаться благ и избегать вреда; воздержание — в умении отказываться от одного удовольствия, чтобы достичь многих и больших; справедливость —в умении снискивать благосклонность и приязнь, скромность — в некоей уступчивости и такте, чтобы никого не раздражать ни голосом, ни лицом, ни жестом, ни одеждой»[1,c.43].

В отличие от античных и средневековых мыслителей в «иерархии ценностей» у Лоренцо Валлы на первом месте — польза, на втором — красота и где-то позади них — добродетель. Впрочем, рассуждая о благах тела, Лоренцо Валла готов отдать первенство красоте, поскольку она всегда связана со здоровьем: «Теперь скажу о благах тела, из которых самое главное — здоровье, далее — красота, затем силы и, наконец, все остальное». «.. .Красота является основным даром тела, и Овидий, как вы знаете, называет ее даром бога, т. е. природы». «.. .Об этом сказано у Цицерона: „Изящество и красота не могут быть отделены от здоровья”. Хотя правильнее было бы сказать: „Здоровье не может быть отделено от изящества и красоты”. Многие здоровы без красоты, никто не красив без здоровья». «.. .И никто не станет отрицать, что мужчины и женщины рождаются с красивой внешностью и склонностью к взаимному расположению, чтобы наслаждаться, взирая друг на друга и живя вместе»[2,c.487-491].

Что же в таком случае может быть противоестественнее аскетизма, обета безбрачия духовенства? Что может быть более нелепо, чем безрадостное служение «истинным добродетелям»? Поскольку реальна лишь земная жизнь, жить надо радостно, наслаждаясь, без расчета на воздаяние за гробом. Возражавший Бекаделли в трактате Лоренцо Валлы Никколо Никколи по сути дела принимает оценку Бекаделли цели жизни как стремления к наслаждению; он лишь подчеркивает, что истинная религия полагает самыми высокими наслаждениями — небесные и что райское блаженство выше земного.

Однако следует отметить, что в трактатах художников и поэтов, принимающих гуманизм Лоренцо Валлы, преобладает акцент на единстве прекрасного и нравственного.

Альберти в трактате «О зодчестве» подчеркивает, что красота выше пользы, поскольку «уже включает ее в себя», тогда как обратное не обязательно. Вот почему для зодчего «достойнейшей. .. является красота, и к ней прежде всего другого следует стремиться»[2,c.519]. Для Альберти природное содержание красоты само собой разумеется: «.. .все, что мы собираемся написать, мы будем заимствовать у природы и всегда выбирать самое красивое»[2,c. 520]. «...Красота есть строгая соразмерная гармония всех частей, объединяемых тем, чему они принадлежат, — такая, что ни прибавить, ни убавить, ни изменить ничего нельзя, не сделав хуже. .. .красота, как нечто присущее и прирожденное телу, разлита по всему телу в той мере, в какой оно прекрасно»[2,c.535].

В «Книге о живописи», призывая живописцев учиться у Природы, Леонардо да Винчи полагает, что полезное и прекрасное соединены в живописи необходимо. Сравнивая поэзию и живопись и делая выбор в пользу последней, Леонардо подчеркивает, что и та и другая служат разуму: «Если поэт служит разуму путем уха, то живописец—путем глаза, более достойного чувства». «.. .Мы можем в отношении искусства называться внуками бога. Если поэзия распространяется на философию морали, то живопись распространяется на философию природы»[2,c.544].

Стремление подчеркнуть единство духовной и физической красоты человека, необходимую связь нравственного, и эстетического в человеке — характернейшая черта большинства мыслителей эпохи Возрождения.

Энергичнейшим образом подчеркивает это единство Джордано Бруно в трактате «О героическом энтузиазме». «.. .Благородная страсть любит тело или телесную красоту, так как последняя есть выявление красоты духа. И даже то, что вызывает во мне любовь к телу, есть некоторая духовность в нем, и называется нами красотой; и состоит она... в некоей гармонии и согласности членов и красок. Это показывает известное, доступное чувствам родство тела с духом у более острых и проницательных умов... Значит, красота тела обладает силой воспламенять, но отнюдь не связывать, она делает так, что любимый не в силах убежать, если не поможет милосердие, которого просит у духа честь, равно как благодарность, вежливость, нежность»[2,c.577].

Лучшие черты гуманизма Возрождения выразил Мишель Монтень в «Опытах». Монтеня отличает глубокий и трезвый взгляд на человека. Высмеивая уродливо-гротескную форму, какой отличался религиозный антропоцентризм, Монтень был далек от обожествления человека в духе итальянских гуманистов. Его тезис: «человек—произведение природы, ее часть» — означает, что человек не лучше и не хуже иных созданий природы. Самопрославление, самовозвеличивание человека, стремление поместить его в центр мироздания стоят не больше, чем рассуждения гусенка, возомнившего себя средоточием мира. Монтень не устает высмеивать попытку встать на ходули, когда человек еще не умеет хорошо ходить на собственных ногах. Его эпикуреизм несомненно гораздо ближе к действительному учению Эпикура, нежели эпикуреизм Лоренцо Валлы.

Исследуя возможности человеческого разума, Монтень подчеркивает несовершенство его; он говорит и о недостатках органов чувств, но лишь для того, чтобы с наибольшей полнотой и точностью охарактеризовать их возможности. Не считая человека «по природе» ни добрым, ни злым, Монтень видит самые высокие духовные ценности в гуманности, честности, справедливости. Он говорит о «естественной добродетели», свойственной «людям простого звания, не испорченным фальшью и лицемерием отношений высшего общества», и находит, что к числу достойных представителей человеческого рода относятся именно простые люди и мудрецы. В противоположность Лоренцо Валле Монтень отдает предпочтение честному (нравственному) перед полезным (утилитарным). Он полагает, что твердость нравственных принципов не противоречит жизнерадостному, полнокровному мировосприятию. Для Монтеня единство этических и эстетических ценностей органично. Он подчеркивает близость красоты и добра, соглашаясь в этом с античными мыслителями: «Я готов принять иерархию ценностей, содержащихся в одной песне некоего древнего поэта, которую еще Платон считал общеизвестной: здоровье, красота, богатство. .. .Не только в людях, которые мне служат, но и в животных  красота, на мой взгляд, почти так же важна, как и доброта"[3,c.347].

Психологически точен Монтень и в решении вопроса о связи «внешней» (физической) и «внутренней» (духовной, нравственной) красоты, причем и здесь его вера в лучшие качества человека находит очень ясное подтверждение: «.. .я полагаю, что не следует по чертам и выражению лица определять внутреннее существо человека и предугадывать его судьбу; это вещи, не зависящие просто и непосредственно от красоты или безобразия. .. Внешний облик сам по себе мало что доказывает, хотя некоторое значение ему придавать можно. И если бы мне пришлось кого-то бичевать, я бы гораздо сильнее хлестал тех злодеев, которые нравом своим нарушают обещания, начертанные, казалось бы, природой на их лицах: я бы жестче карал зло, скрывающееся за привлекательным обличием»[3,c.348].

Подводя итог анализу аксиологической проблематике эпохи Возрождения, выделим следующие моменты:

1. В эпоху Возрождения наблюдается  возрождение античных ценностей,  среди которых главное место  занимают Гармония, Красота, Благо, Истина, однако в работах мыслителей  этой эпохи появляется и утилитарное отношение к  главным ценностям античности.

2 В эпоху Возрождения сохраняется космологическое понимание   природы ценностей, но в отличие от Средневековья оно основывается на новом, пантеистическом представлении о Природе, да и сама Природа выступает одной из главных ценностей в мировоззрении гуманистов. Пантеистическая философия Возрождения, покончившая со средневековым дуализмом материи и духа, увидела в Природе творческое, деятельное начало. Философы Возрождения считали, что Природа сама в процессе своего творческого развития производит все формы вещей, из которых наиболее идеальной и соответствующей сущности красоты признавалась гармония.

3. Влияние античной философии  наблюдается и во взглядах  гуманистов на природу человеческой  личности, а также цели и задачи ее воспитания и образования - развитием всестороннего, гармоничного, универсального человека.

Литература:

  1. Хоментовская А.И. Лоренцо Вала – великий итальянский гуманист.-М.-Л.,1964.
  2. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т.I-V. -М.:Наука, 1962-1970.
  3. Монтень М. Опыты. Т.3. М.-Л.: Наука,1960.

 

Контрольные вопросы:

  1. Что нового, по сравнению со Средневековьем, появляется в аксиологической проблематике эпохи Возрождения?
  2. На каких ценностях акцентировал свое внимание Лоренцо Вала?
  3. как гуманисты пытались объединить духовные и физические ценности?
  4. Как Мишель Монтень понимал и объяснял природу человека?
  5. как вы поняли выражение «космологическая природа ценностей»?

 


 



Информация о работе Средневековье