Специфика средневековой философии

Первое серьёзное влечение к философии он почувствовал в результате знакомства с ныне утраченным диалогом Цицерона "Гортензий". Сам Августин описал это событие так: "Следуя установленному порядку обучения, я дошел до книжки какого-то Цицерона, языку которого удивляются все, а сердцу не так. Книга эта увещевает обратиться к философии и называется "Гортензий". Эта вот книга изменила состояние мое, изменила молитвы мои и обратила их к Тебе, Господи, сделала другими прошения и желания мои. Мне вдруг опротивели все пустые надежды; бессмертной мудрости желал я в своем невероятном сердечном смятении и начал вставать, чтобы вернуться к Тебе… Любовь к мудрости по-гречески называется философией; эту любовь зажгло во мне это сочинение".

Вдохновленный античной философией Августин начинает искать, и, среди прочих книг, читает Библию. Но ритор, знакомый с Аристотелем и Платоном, привыкший к ясному, располагающему к беседе, стилю древних авторов, не был готов к восприятию не очень ясно написанного и противоречивого текста. "Итак, я решил внимательно заняться Священным Писанием и посмотреть, что это такое. И вот я вижу нечто для гордецов непонятное, для детей темное; здание, окутанное тайной, с низким входом; оно становится тем выше, чем дальше ты продвигаешься. Я не был в состоянии ни войти в него, ни наклонить голову, чтобы продвигаться дальше. Эти слова мои не соответствуют тому чувству, которое я испытал, взявшись за Писание: оно показалось мне недостойным даже сравнения с достоинством цицеронова стиля. Моя кичливость не мирилась с его простотой; мое остроумие не проникало в его сердцевину. Оно обладает как раз свойством раскрываться по мере того, как растет ребенок-читатель, но я презирал ребяческое состояние, и надутый спесью, казался себе взрослым".

Оказавшись не готовым к восприятию Святого Писания, в Карфагене же Августин примкнул к дуалистической секте манихеев, представители которой исповедовали двойственность начал, то есть приписывали дьяволу, или вообще злу, самостоятельное существование наравне с Богом. "Так и попал я в среду людей, горделиво бредящих, слишком преданных плоти и болтливых. Речи их были сетями дьявольскими, птичьим клеем, состряпанным из смеси слогов, составляющих имена: Твое, Господа Иисуса Христа и Параклета, Утешителя нашего, Духа Святого. Эти имена не сходили у них с языка, оставаясь только словесным звоном и шумом: истина не жила у них в сердце".

Лучше всего, пожалуй, свой переход от манихейского сектантства к античному скептицизму Августин характеризует выражением: "…истины я еще не нашел, но ото лжи уже ушел".

В 384 г. Августин был приглашён в Медиолан (нынешний Милан) с тем, чтобы возглавить там придворную школу риторики. Желая порвать с манихейской средой, он радостно принимает это приглашение.

В 386 году в руки Августина попадают латинские переводы "Эннеад" неоплатоника Плотина. "Я прочитал там не в тех же, правда, словах, но то же самое со множеством разнообразных доказательств, убеждающих в том же самом, а именно: "Вначале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога. Все через Него начало быть и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его". Человеческая же душа, хотя и свидетельствует о свете, но сама не есть свет; Слово, Бог, – вот "истинный Свет, просвещающий всякого человека, приходящего в этот мир", и был Он "в этом мире, и мир Им создан, и мир Его не познал". Того же, что Он пришел в Свое имение, и Свои Его не приняли, а тем, кто Его принял, верующим во Имя Его, дал власть быть "чадами Божиими" – этого я там не прочел".

Сравнение трудов неоплатоников с Посланиями Апостола породило у Августина следующую аллегорию: "Одно – увидеть с лесистой горы отечество мира, но не найти туда дороги и тщетно пытаться пробиться по бездорожью среди ловушек и засад, устроенных беглыми изменниками во главе со львом и змием, и другое – держать путь, ведущий туда, охраняемый заботой Небесного Вождя: там не разбойничают изменившие Небесному Воинству; они бегут от него, словно спасаясь от пытки".

Читающий апостола Павла Августин уже видит и Истину, и Путь, "…но не больше знать о Тебе, а уверенно жить в Тебе хотел я", говорит он, обращаясь к Богу.

Страх стать одним из них и страх изменить свою жизнь в соответствии с обретенной Истиной боролись в Августине недолго, и борьба эта окончилась знаменитой сценой в саду, описанной им в восьмой книге "Исповеди" – окончательным и бесповоротным обращением Аврелия Августина в христианскую веру. "После этого текста (отрывок из тех же апостольских Посланий) сердце мое залили свет и покой; исчез мрак моих сомнений".

Так для Августина закончился период напряжённых исканий, философской неудовлетворённости и сомнений. Здесь он успокаивается на обретённой истине и переходит к синтезу. И именно с этого момента христианская церковь обрела своего величайшего учителя, а человечество – выдающегося философа.

В 388 г. Августин делает свой второй шаг в христианстве: продает родительское имение, а деньги раздает бедным. Следующий шаг – он становится монахом. Через некоторое время он переезжает в Гиппон и, получив благословение епископа, основывает небольшой монастырь.

В 396 г. Августин против своей воли избирается епископом африканского города Гиппона и пребывает на этой должности до конца своей жизни. В первые годы епископства он пишет наиболее фундаментальные сочинения богословского характера: изложение христианской догматики "О Троице", толкование на книгу Бытия, "О граде Божием" (самый большой по объёму трактат Августина, посвящённый богословскому осмыслению истории и социологических проблем, с которого началась христианская философия истории), а также "Исповедь".

Последние три десятилетия жизни Августина были посвящены, главным образом, укреплению организационного и идейного единства христианской Церкви – борьбе с расколами и ересью. Этот период тоже имеет свой литературный итог – сочинение "Поправки", написанное Августином за три года до смерти, в котором он подвергает критическому пересмотру всё, созданное им ранее, и вносит уточнения и исправления в те места, которые, по его мнению, могут быть превратно истолкованы в разрез с установленным учением Церкви.

Умер Августин в 430 г. во время осады Гиппона вандалами. А в 1928 году папа Бонифаций VIII официально объявил его учителем церкви.

Все дошедшие до нас сочинения Августина написаны после его обращения в христианство. Зачастую его рассуждения носят гораздо более теологический, чем философский характер. Очень часто на первый план в его сочинениях выходит историческая и эсхатологическая судьба всего человечества. И, однако, многие из них носят исследовательский и аналитический характер. Именно это и позволяет видеть в Августине не только богослова, но также и философа, основоположника того направления мысли, которое впоследствии будет названо христианской философией и из которого много веков спустя непосредственно родится философия и наука Нового Времени.

Философию Августина часто называют христианским платонизмом. Рассматривая историю античной философии (главным образом, в труде "О граде Божием"), он признаёт платонизм величайшим её достижением. "Все, что бы он (Платон) ни сказал, было великим. Философия его не есть философия этого мира, от которой совершенно заслуженно отвращается наша религия, но философия другого мира, постигаемого умом".

О Платоне и неоплатониках (Плотине, Порфирии) он говорит как о "видевших" теологическую истину, но "не знавших пути к ней". Платоновские идеи рассматривались им как "божественные замыслы" – прообразы вещей, содержащиеся в уме Бога, а истинное бытие Плотина отождествлялось им с Самим Богом.

Вообще в "Граде Божьем" Августин цитирует около 40 античных авторов, что говорит о его прекрасном знании всей античной философии., которая, как было показано выше, сыграла важнейшую роль в его духовном становлении.

Касательно предмета своих философских исследований Августин написал: "Я желаю познать Бога и душу, а более – решительно ничего". Именно этой тематике посвящены самые вдохновенные и емкие его философские постулаты и формулы:

"Бог, не изменяясь, творит  изменяющееся, вне времени создает временное".

"Святый Боже! Ты создал землю и небо не из Себя, иначе они были бы подобны Тебе. Однако и вне Тебя не было ничего, из чего Ты бы мог их создать. – Следовательно, Ты создал их из ничего".

"Есть нечто в человеке, чего не знает и сам дух  человеческий, живущий в нем".

"Образ Божий – эта  неуничтожимая принадлежность человека  – находится, собственно, не во  внешнем, а во внутреннем человеке, не в теле, а в бессмертной  разумной душе".

"Ты, Боже, вдунул в телесный  состав человека душу живую, которая  движет и управляет".

"Из чего мы состоим? Из духа и тела. Что из них  лучше? Конечно, дух".

"Разум есть душа, или  он в душе".

"Разум есть взор  души, которым она сама собою, без посредства тела, созерцает  истинное".

Но даже среди этих и многих других, глубоких и, как представляется, самодостаточных, не требующих комментирования формул особо выделяется новый, сформулированный Августином моральный императив христианства: "Люби – и делай, что хочешь".

Темой, которая в наследии Августина привлекала наибольшее внимание философов в XX в. и которая вызывает специальный интерес сегодня, стали его рассуждения о времени. В основном, эти рассуждения содержатся в "Исповеди", где составляют компактный и довольно большой по объёму фрагмент, который может рассматриваться как отдельный трактат по темпорологии и позволяет причислить его автора к числу темпорологов, внесших существенный вклад в исследование феномена времени.

Бертран Рассел (которого никак нельзя заподозрить в особой симпатии к средневековой философии) считал, что рассуждения Августина о времени по содержательности превышают всё, что писали по этому поводу античные мыслители. Но это не законченная стройная теория времени, а скорее собрание отдельных высказываний, очень слабо связанных друг с другом логически. И, однако, каждое из этих высказываний настолько глубоко и содержательно, что чуть ли не все основные темпорологические концепции, бытующие в настоящее время, могут быть возведены к тем или иным идеям Августина. Отмеченная теоретическая неорганизованность, незавершённость взглядов Августина на время отчётливо осознавалась и им самим: "Говоря всё это о времени, я ничего не утверждаю, а только доискиваюсь истины и пытаюсь узнать её".

В начале своих размышлений о времени, Августин отмечает несоответствие между интуитивной очевидностью этого феномена и трудностью его теоретического осмысления: "Что такое время? Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; но коль скоро хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик". Здесь можно увидеть прообраз концепции И. Канта, считавшего время основной, базовой интуицией нашего сознания, которая в принципе не может быть определена через какие-либо другие понятия.

Далее в своих размышлениях Августин переходит к подробному анализу известного парадокса, автором которого является, по-видимому, Аристотель. Время обычно мыслится как совокупность настоящего, прошлого и будущего. Но будущего ещё нет, прошлого уже нет, а настоящее представляет собой бесконечно краткое мгновение между прошлым и будущим, не обладающее никакой длительностью. "Время, становясь из будущего настоящим, выходит из какого-то тайника, и настоящее, став прошлым, уходит в какой-то тайник". Обсуждая этот парадокс, Августин приходит к психологической концепции времени и склоняется к тому, что прошлое и будущее всё же существуют, но существуют они в сознании людей. Он выделяет три модуса сознания, соответствующие трём модусам существования времени: ожидание (будущее), созерцание (настоящее) и воспоминание (прошлое).

Таким образом, Августин был, по-видимому, первым, кто обратил внимание на фундаментальную связь времени с памятью. Мы знаем о существовании времени только потому, что обладаем памятью. Ничто иное, как память несет слова и образы вещей. Не будь у нас памяти, никакие представления о времени были бы невозможны. Интересна в связи с этим интерпретация Августином загадочной способности некоторых людей предвидеть будущее. Он рассматривает эту способность как аналог памяти: все люди так или иначе помнят прошлое, но встречаются иногда и такие, которые "помнят" будущее.

Также Августином была предвосхищена концепция С. В. Мейена, трактовавшего время как изменчивость индивида. "Творения эти находятся в постоянной видоизменяемости, так что изменяемость эта даёт себя чувствовать в мире изменением времён, которые мы наблюдаем и исчисляем; ибо от этой видоизменяемости, которой подлежит всё сотворённое, происходят самые времена, когда вещи в своих видах и образах постоянно изменяются и разнообразятся".

В большинстве же своих рассуждений Августин отходит от психологической концепции времени в пользу объективистской реляционной концепции, близкой к той, которая впоследствии была развита Г. В. Лейбницем. Объективное время, по Августину, есть отношение порядка между вещами, выражающееся в их следовании друг за другом через момент настоящего. Время, таким образом, не может существовать без вещей, также как и они, являясь сотворенной субстанцией.