Сознание и язык

Уже Платон отличает способность  языка представлять предметы через  отношение подобия между означающим и означаемым от способности языка действовать на основе соглашения, договоренности. Произвольность знака отчетливее намечается у стоиков. Под означающим они подразумевали то, что воспринимается, а под означаемым — то, что понимается. Семиотические свойства языка, выражавшие его способности обозначения явлений, стали предметом философских исканий средневековых мыслителей от Августина до Фомы Аквинского. Свойства знака привлекают своей искомостью, универсальностью и разнообразием возможностей его употребления. Одни знаки отличаются от других по тому, как они обозначают предметы. Поэтому знаки всегда пытались расклассифицировать. С каждым видом знака ассоциировалась та роль, которую он играл в жизнедеятельности человека.  
Одной из первых современных классификаций знаков считается разделение знаков на три основных вида, предложенное Ч. Пирсом.  
Он выделил «иконические знаки», «знаки-индексы» и «знаки-символы». Иконический знак обладает сходством с тем, что он обозначает; знак-индекс может играть роль признака (дым — признак костра) или симптома (жар — симптом высокой температуры); знак-символ действует на основе договоренности о том, что он будет обозначать [2, c. 456]. 

Наиболее распространенные классификации знаков, как правило, сводятся к разделению их на неязыковые и языковые, или на естественные и искусственные. Так, Гуссерль делит знаки на «знаки-указатели» и «знаки-выражения». Первые из них он относит к неязыковым знакам, представляющим или замещающим какие-либо предметы. Эти знаки не выражают сознание и не могут служить средством общения. Вторые знаки являются языковыми знаками, которые выражают акты сознания и служат средством общения людей. Существуют классификации знаков более общего вида. В них все знаки разделяются на естественные и искусственные; причем искусственные знаки, в свою очередь, делятся на языковые и неязыковые. Кроме того, языковые знаки подразделяются на естественные языки (например, национальные) и искусственные (например, языки науки), а неязыковые знаки — на сигналы, символы и другие знаки. Свойства искусственных языков математики символической логики, химии и т.п. производны от знаковых особенностей естественных языков человеческого общения. 

Любой вид знака, независимо от того, в какую классификацию  он включается, предполагает отношение  между означаемым и означающим. Правда, сам характер этих взаимоотношений варьируется в зависимости от разных свойств, которые в них проявляются. Так, действие естественных знаков-признаков основано на фактической детерминации означающего означаемым. Тогда как сходство означающего и означаемого, например, в знаках-рисунках, поддерживается уже определенными соглашениями. А произвольный характер национальных языков или знаков-символов определяется главным образом конвенциональными (договорными) условиями. Например, под словом «стол» подразумевается соглашение о том, что оно будет выполнять функцию знака тех предметов, за которыми можно сидеть. Знак «+» выражает конвенциональное правило-символ арифметической суммы чисел или (если он красного цвета) — символ медицинской помощи. Если мы сталкиваемся, например, со знаками-аллегориями, то они могут быть выражены в форме художественного образа-символа (например, «Обрыв» — название романа И.А. Гончарова — является аллегорическим символом душевной драмы, жизненного «обрыва» героини). Знаки-жесты рук, пальцев, мимика лица, позы тела, пантомимы и т.п. обладают вторичными знаковыми свойствами и могут выполнять роль способов общения людей (например, «стрелять глазами» — жест человека, который стремится привлечь к себе чье-то внимание; «морщить лоб» — жест человека, думающего над чем-то или недовольного кем-то). Знаки-сигналы содержат информацию, которая фиксирует отношения непосредственной зависимости между своим источником и носителем (например, передача информации средствами радио- или телеграфными сигналами).

Таким образом, различия знаков (с какими бы классификациями знаков мы не сталкивались) относительны. Между знаком и тем, что он обозначает, не может быть никакой причинной связи. Просто знак может обладать элементами сходства с обозначаемым предметом, но может и не иметь никакого сходства с ним. Отсутствие сходства с обозначаемым предметом превращает знак в незаменимое орудие обобщения предметных свойств и отношений. Значение любых видов знака «прочитывается», когда сформулированы правила или условия договора относительно тех функций, которые он должен выполнять, когда носители языка определяют характер подобия в отношениях обозначения. Произвольность языкового знака может корректироваться желаниями людей уподобить его свойства каким-либо предметам, и наоборот, степень сходства означающего и означаемого уменьшается или усиливается в зависимости от того, какие правила-конвенции приняты в данном сообществе людей. Знание, закрепленное в значении слова-знака, воспринимается и расшифровывается благодаря языковым способностям человеческой памяти.  
Память людей содержит в себе элементы логических, энциклопедических, лексико-семантических и прагматических способностей. Логические способности воплощены в особенностях дедуктивного или индуктивного вывода, а также в умении оперировать соответствующими знаками. Энциклопедические способности выражают наши знания языка. Лексико-семантические навыки основываются на использовании всевозможных приемов синонимии, полисемии, омонимии, а также на применении метафоры, метонимии и других смысловых фигур языка. Прагматические навыки обусловлены нашим языковым опытом, который позволяет использовать язык данной культуры с учетом ее исторических, социальных и других жизненных ограничений и в соответствии с нашими целями, потребностями, желаниями, интересами. С помощью языка мы фиксируем, запоминаем, храним, воспроизводим и передаем из поколения в поколение знания, приобретенные в нашей жизни, обмениваемся знаниями, которые накоплены в разных культурах. 

Произвольные качества языка  наделяют его не только неограниченным числом степеней свободы в общении людей, но и превращают язык в незаменимое средство выражения разнообразных актов или состояний нашего сознания: мыслительных, чувственных, эмоциональных, волевых, мнемических, а также производных от них актов и состояний убежденности, веры, сомнения, страха, вины и многих других. Использование языка в целях общения и выражения сознания сопряжено с речью в ее устной и письменной формах. При этом, как мы уже отмечали в предшествующем параграфе, внутренняя форма речи существенно отличается от внешней. Слушающий или адресат получает речевой стимул, какой-то фрагмент знания в форме устного, звучащего или письменного слова. Он затрачивает усилия, необходимые для расшифровки сообщения на фоне конкретных ситуаций общения и бытия. Каждое слово, словосочетание или высказывание обозначают предметы, действия, свойства, отношения. Обозначая их, язык как система знаков замещает предметный мир, его свойства и отношения. Например, слово «кошка» соотносится с определенным видом животных. С его же помощью мы фиксируем действие этого животного — «кошка бежит», выделяем конкретное свойство — «кошка серая», соотносим поведение кошки в определенной ситуации — «кошка бежит по лестнице» и т.д. 

Речь является индивидуальным актом обращения человека к языку как социальному и культурному явлению. Она предполагает комбинаторную способность говорящего человека, его умение пользоваться языком для выражения чувственных образов, мыслей, эмоций, воли, памяти. Речь обеспечивается ресурсами органов речи человека, позволяющими артикулировать и произносить звуки и звукосочетания. Свободное комбинирование знаков и выстраивание их в нужные последовательности — высказывания, сделанные в устной или письменной форме, — есть основное назначение речи. Именно поэтому говорят, что без речи нет языка, хотя справедливо и обратное: без языка невозможно судить о речевой способности человека. Потребности общения людей диктуют соблюдение в речи формальных и нормативных предписаний языка: орфографических (написание), фонологических (произношение), синтаксических (организация предложения), семантических (значения слов и других элементов языка) и прагматических (особенности использования языка в конкретных ситуациях). Речеоформление актов или процессов сознания осуществляется средствами фонологии, синтаксиса, семантики и прагматики языка. Язык и речь обеспечивают выразительность сознания совместными усилиями.  
Орфографические и фонологические свойства письменной или устной речи (комбинации букв или звуков, буквосочетаний или звукосочетаний, написание или произношение слов, предложений, текстов) корректируется в зависимости от особенностей действия всех остальных компонентов языка. Точно так же, например, речеоформление мышления, эмоций, воли или любых других актов или состояний сознания синтаксическими («синтаксис» в переводе с греческого означает построение, порядок, организацию) средствами языка находится под влиянием фонологии, семантики и прагматики. Семантические свойства (полисемия, синонимия и т.п.) отвечают за понятийное насыщение мышления, находясь под воздействием других языковых факторов. Наконец, прагматические особенности речи, зависящие от того, как пользуется языком его носитель, подчиняются фонологическим, синтаксическим и семантическим коррективам. Чем «ближе» речевое оформление сознания к нормам и правилам языка, тем меньше «зазор» между языком и речью. С прагматической точки зрения, язык рассматривается в качестве способа человеческой деятельности, в которой он приобретает главным образом инструментальное, операциональное и ситуативное значение [5, c. 140].

Владея языком, человек  удваивает свои возможности сознательного отношения к миру, раскрывая его средствами чувственного и языкового опыта. Язык оказывается в роли универсального посредника в отношениях сознания и бытия. Сознание человека может иметь дело с самим языком точно так же, как и предполагать существование внешнего мира. Из этого вовсе не следует, что язык тождественен бытию и сознанию. 

Затрагивая вопрос о характере  влияния языка и речи на наше сознание о мире, целесообразно вторгнуться  в современную философию языка. Формирование в XX в. философии языка вызвало интерес к его природе, породило разногласия во взглядах и усилило конкуренцию между ними. Но в отличие от эмпирических и рационалистических парадигм традиционной онтологии и теории познания новые модели языка объединил общий тезис, согласно которому отношение сознания к бытию является языковым. Язык пронизывает все структуры бытия и сознания. Конечно, необходимо отличать существование внешнего мира от языка так же, как и отделять от языка сознание. Однако осознание внешнего мира человеком настолько тесно связано с языком, что стремление отдельных философов отделить сознание и бытие от языка — это противоестественный акт и по сути дела это невозможно. Ведь сознание бытия становится по необходимости полным лишь в языковых формах и с помощью языковых средств, а выражение актов сознания и обмен ими (общение) без языка трудно представить. Например, согласно Гадамеру язык превращает сознание в разговор и тем самым — в общение. Законы, причины, явления, свойства, отношения предопределяются значениями языка. Их нельзя понять иначе, чем через язык. Тот факт, что в мире существуют явления, свойства и отношения, ни у кого не вызывает сомнений. Но они конструируются с помощью языка и являются его конструктами. Язык становится способом осознанного конструирования мира.

Согласно гипотезе языковой относительности, как уже говорилось «реальный мир» жизни людей в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек, навыков того или другого народа. Различные языки по-разному формируют мировоззрение людей, согласно тому, как они понимают мир и выражают свое отношение к нему. Попадая в чужую страну, мы стремимся выучить язык и поначалу не замечаем языковой проблемы, вооружаемся словарями, прибегаем к помощи местных жителей и постепенно научаемся соотносить знакомые нам вещи с незнакомыми словами. Но вскоре, постигая чужую культуру, мы сталкиваемся с неэффективностью словарей. Чужой язык принципиально по-иному расчленяет, различает, классифицирует, измеряет мир. В некоторых национальных языках даже отсутствуют хорошо привычные для нас слова, например такие, как «закон», «работа», «движение» и т.п. Многие явления и отношения повседневной жизни чужие языки определяют иначе. Каждый язык описывает мир явлений на основе собственных смысловых возможностей. Одни языки базируются на принципах родовидового описания явлений, тогда как в других языках общие понятия могут отсутствовать, а, например, названия столь близких видов животных, как заяц и кролик, наделяются предметными признаками, отличными друг от друга. 

Аналогичные затруднения  возникают, если буквально принять  разделение сознания и языка. С одной  стороны, кажется разумным, например, что прежде чем говорить или писать, надо подумать. С другой стороны, как  можно думать, не прибегая к языковым формам и средствам? Когда кто-то говорит, что он должен обдумать какую-то мысль, то он осознанно или не осознано делает это, находясь в пределах языковых требований. Мысль становится мыслью по мере того, как она оформляется  в речи в соответствии с требованиями языка. Во всех случаях мысль должна найти выражение в языке и  только тогда она будет считаться  мыслью, доступной для другого  человека и понятной ему. Не только мысль, но и переживания, эмоциональные состояния, волеизъявления наталкиваются на сопротивление языка, который оказывается то послушным, то враждебным средством для их выражения.  
Автономия «царства сознания» и «царства языка», закрепившаяся в традиционной философии, сегодня представляется наивной и прямолинейной. Соотносить мысль с формой предложения и называть предложение законченной формой выражения мысли можно, если мы отдаем себе отчет в том, что сознание и язык тесно взаимосвязаны. Другими словами, мысль и язык связаны не просто формальным образом средствами речи. Язык проникает через речевую способность человека в самые глубинные, базальтовые уровни его телесной, психической, бессознательной организации и превращается в естественный механизм сознания. Если человек что-то не может проговорить в речи, то, по-видимому, это и не осознается им, и наоборот, то, что не осознается им, о том трудно что-либо сказать членораздельное и тем более сказать так, чтобы это было понято другим. 

Сознание использует язык в качестве инструмента выражения  бытия. Язык имеет строение, отличное от строения сознания. Но каждому слову  языка, каждому предложению соответствуют  определенная реальность бытия, реальность внешнего мира, реальность других людей. Слово не просто сообщает нам что-то о чем-то или ком-то. С его помощью мы удостоверяем сознание другого человека. Сознание других людей открывается для нас в слове. Слово заключено в культурную традицию, оно имеет свою собственную судьбу. Через слово, через текст сам человек и его сознание «включены» в традицию и культуру. Если один человек понимает предмет, то он это делает иначе, чем другой. В принципе познание мира и познание другого напоминает общение с чем-то чужим. Чужим может быть все: другие миры, истории, культуры, общества, сознания. Чтобы распознать чужое, нужно перевести с «чужого» языка на «свой». Механизм перевода с одного языка на другой — универсальный механизм жизнедеятельности, познания и общения людей. Благодаря ему достигается понимание людьми друг друга, понимание людьми современной эпохи людей других исторических эпох, понимание людьми одной культуры и одного общества людей другой культуры и другого общества. Через язык сознание связывается с культурой, а культура влияет на сознание через язык. Культура — это все, что люди делали и делают, а язык, как говорил Сепир, то, что люди думали, сознавали и то, что они думают, сознают. С культурологической точки зрения, язык не только механизм культуры, наследования, накопления знаний, обмена знаниями и опытом, но и способ осознания культуры.