Проблема объективности в историческом сознании

Но тут историка подстерегает одна методологическая ловушка, попав  в которую, он может легко свернуть с пути, ведущего к объективности. Тем более что он этого может  и не заметить. Для него всегда существует опасность подмены прошлого современностью. В этом случае историк приписывает людям, давно ушедших эпох, современные взгляды, нормы и ценности, современные представления о справедливости и несправедливости, о сущем и должном, о смысле жизни и т.д. Он объясняет события прошлого, пользуясь современными мерками, вследствие чего с неизбежностью рисует ложную, иллюзорную картину исследуемой эпохи и происходивших в ней событий.

Одной из разновидностей подобного  “опрокидывания” современности  на историческое прошлое и превращение  ее в мерило последнего является стремление судить о явлениях прошлого по наличию  или отсутствию в них выражающих эти явления понятий и терминов. Именно на такой путь встал цитировавшийся выше Л.М. Баткин. Поскольку понятия (и соответствующие им термины) “индивидуальность” и “личность” появились лишь в Новое время (и, кроме того, – лишь на Западе), постольку, делает он вывод, до этого в истории объективно не существовало индивидуальностей и личностей. Согласно ему, “индивидуальность и личность присутствуют исторически и актуально только в тех цивилизациях, которым известны идеи (понятия) “индивидуальности”, “личности” и которые пользуются этими (или аналогичными) словами для обозначения идеальных, регулятивных координат”¹⁰.

То обстоятельство, что  в истории мы, начиная с глубочайшей  древности, наблюдаем наличие неординарных людей, подпадающих под понятия  индивидуальности и личности, Л.М. Баткин объясняет следующим образом. “…Так дело обстоит именно с нынешней и только с нынешней точки зрения”¹¹. Объективно же, считает он, они ими не являлись. Однако это методологически совершенно несостоятельная позиция.

Прогресс исторической, как  и всякой другой, науки состоит  наряду с прочим в выработке новых  понятий, таких, которые позволяют  более полно, более глубоко (и, следовательно, более объективно) познавать действительность. Поэтому отсутствие тех или иных понятий в культуре той или  иной эпохи не является аргументом ни в пользу тезиса о неприменимости к ее исследованию данных понятий, ни в пользу тезиса об отсутствии выражаемых этими понятиями феноменов в составе данной культуры. “Не следует забывать, - заявляет известный российский историк А.Я. Гуревич, - что историку приходится оперировать двумя не совпадающими рядами понятий - научными понятиями, сложившимися в Новое время, и понятиями, которыми пользовались люди изучаемой им эпохи. Эти два ряда не следует смешивать, но и не применять оба эти ряда. Вся проблема состоит в том, как сочетать наше, современное видение истории и культуры прошлого с видением мира и человека, присущим носителям этой культуры”¹². Следовательно, стремление быть объективным требует критического отношения не только к понятиям прошлых эпох, но и к своим собственным.

Историк, отметили мы, должен брать исследуемую эпоху целостно. Только в контексте целого и с  позиций целого можно более или  менее объективно познать тот  или иной ее аспект. Но этого недостаточно. Любая, пусть самая большая, эпоха  есть лишь одна из фаз исторического  процесса. Поэтому принцип объективности  в историческом познании требует  ориентации на целостность исторического  процесса. Другими словами, перед  мысленным взором историка, занятого тем или иным событием внутри определенного  исторического периода, должна витать вся всемирная история, взятая в  ее главнейших тенденциях и стадиях. Но в этом пункте мы уже выходим  за пределы философской методологии  и вступаем в область философского мировоззрения, ближайшим образом  – в философию истории.

К сегодняшнему времени накоплено  немало членений исторического процесса. Это и отвергнутое деление  его на Древний мир, Средние века и Новое время; и выделение  дикости, варварства и цивилизации; и так называемая “пятичленка” исторического материализма. После крушения советской идеологии последняя (именуемая также “формационным подходом”) стала подвергаться критике. Исследователи единодушно отмечают ограниченность ее применимости лишь историей Западной Европы. Ни к истории Востока, ни к истории обеих Америк, ни даже к истории России она неприменима. В противовес “формационному подходу” многие предлагают так называемый “цивилиза-ционный подход”. Но что он собой представляет, его сторонники пока ничего определенного не высказали. То, что они именуют формационным подходом, т.е. выделение в историческом процессе “общественно-экономических формаций”, эти авторы приписывают К. Марксу. Однако в его наследии ничего подобного нет. Само словосочетание “общественно-экономическая формация” было введено В.И. Лениным, а от него унаследовано историческим материализмом. У Маркса же речь идет о “способе производства”. Но у Маркса имеются и иные членения, или периодизации, истории. А.А. Хамидов, например, выделяет целых шесть и отмечает, что “периодизации эти работают все вместе, но только лишь будучи, так сказать, наложенными друг на друга и все вместе – на исторический процесс”¹³. Очевидно, Маркс вырабатывал ту или иную периодизацию в целях решения той или иной конкретной познавательной задачи.

На наш взгляд, историк  может пользоваться любой из периодизацией, лишь бы она не была надуманной. В том числе и периодизацией “Древний мир - Средние века - Новое время”, отвергнутой в свое время О. Шпенглером. Но, разумеется, всякая такая периодизация – лишь ориентир, а не жесткая схема, под которую можно было бы подводить конкретную историческую реальность.

Но вернемся к методологии. Субъект исторического познания, историк не находится в социальном вакууме и не является исключительно  познающим субъектом. Он - живой человек, с социально сформированным сознанием. У него, как и любого человека, имеются свои интересы, предпочтения, пристрастия, ценности и т.д. Все  это в той или иной степени  оказывает влияние на его познавательную деятельность в сфере исторической науки. Его сознание так или иначе подвергается действию различных социокультурных факторов, в том числе и со стороны господствующей идеологии. В советское время, как известно, воздействие идеологии было довольно мощным, что даже “вольнодумцы” не были полностью свободны от ее влияния. Но если отвлечься от этого, то остается внутренний мир данного историка и в частности исповедуемые им ценности. Но суждение познавательное и суждение ценностное – это явления разного порядка. Научное объяснение фактов и их оценка не могут считаться эквивалентными. Их смешивание или подмена научных суждений суждениями ценностными ведет к субъективизму. Этот субъективизм может быть как намеренным, сознательным, так и стихийным, неосознаваемым. Исследователь полагает, будто он ищет объективную истину, а на деле научными средствами утверждает, защищает и пропагандирует вполне конкретные ценности. При сознательно проводимом субъективизме (что тождественно идеологизированию) результаты исторического исследования заранее предписываются исследованию и действия такого “ученого” являются лишь имитацией познавательной деятельности. В этом случае выбираются только те исторические факты, которые допускают интерпретацию в духе требуемого результата; факты, не работающие на такую “теорию”, либо отвергаются как ложные, либо же замалчиваются.

При неосознаваемом субъективизме  ученый проводит его, как правило, не столь последовательно, но зато исключительно  искренне. Субъективист, проводящий субъективизм по заказу, может относиться к своему занятию даже цинично. По крайней  мере он отдает себе отчет в том, что он делает. Ненамеренный субъективист отчета в своем субъективизме не отдает. И это, действительно, нелегко. Особенно для историков, занятых историей своего народа, своей нации, своего государства. А если к тому же эта история была драматической, то удержаться от привнесения в научные положения оценок почти невозможно. Такая ситуация в исторической науке имеет место во всех постсоветских государствах, включая и Россию. Долгими десятилетиями “компетентные инстанции” предписывали, что можно исследовать, а что нельзя, как что преподносить, делали недоступными даже для специалистов исторические источники и т.д. и т.п. Естественно, что в условиях, когда все “спецхраны” были упразднены, когда не стало “запретных тем” и исторических деятелей, историку – по крайней мере на первых порах - трудно не впасть в субъективизм при анализе тех или иных новых фактов, трудно не смешивать объяснение этих фактов с их оценкой.

Противоположностью субъективизма, как известно, является объективизм. Объективизм есть сознательная ориентация исследователя на воздержание от критических оценок познаваемой  действительности, от привнесения ценностных суждений в научное познание. Эта  ориентация превращает науку в пассивно-описательное изображение действительности. Объективизм, как отметил в свое время Г.С. Батищев, не способен отличить просто объективное от отчужденно-объективного, т.е. нечувствителен к феномену отчуждения, принимает его как нормальное положение вещей.

 

 

 

 

 

 

Заключение.

Позиция исследователя, в  частности историка, ориентирующаяся  на принцип объективности, находится  вне оппозиции “субъективизм  – объективизм”. Историк не должен избегать оценок, избегать высказывания ценностных суждений. Он только должен четко различать, где он дает объяснение факта, а где – оценку этого  же факта. И те, кому адресованы результаты его деятельности, тоже должны это  ясно видеть. М. Вебер писал: “Объективность” познания в области социальных наук (а это распространяется и на историческую науку - Н.А.) характеризуется тем, что эмпирически данное всегда соотносится с ценностными идеями, только и создающими познавательную ценность указанных наук, позволяющими понять значимость этого познания, но не способными служить доказательством их значимости, которое не может быть дано эмпирически”¹⁴. Ценностные идеи, “будучи элементами осмысленных человеческих действий, допускают эмпирическую констатацию и сопереживание, но не обоснование в своей значимости эмпирическим материалом”¹⁵. В силу этого они и не должны устраняться из результатов исторического познания. Но, как мы уже отметили, при условии не смешивания их с чисто научными положениями.

Мы рассмотрели лишь некоторые, но по нашему убеждению, важные аспекты  довольно сложной проблемы объективности  в историческом познании.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале” К. Маркса. - М., 1960. - С. 216.

2. Дробницкий О.Г. Природа и границы сферы общественного бытия человека // Проблема человека в современной философии. - М., 1969. - С. 229.

3. Дробницкий О.Г. Природа и границы сферы общественного бытия человека // Проблема человека в современной философии. - М., 1969. - С.. - С. 230.

4. Бахтин М.М. Эстетика  словесного творчества. - М., 1979. - С. 363.

5. Вебер М. Избранные  произведения. - М., 1990. - С. 44.

6. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979- С. 333.

7. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979. - С. 310.

8. Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. - Одесса, 1919. - С. 94.

9. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. - М., 1989. - С. 14.

10. Баткин Л.М. К спорам о логико-историческом определении индивидуальности // Одиссей. Человек в истории. 1990. - М., 1990. - С. 73.

11. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение. - С. 13.

12. Гуревич А.Я. Еще несколько  замечаний к дискуссии о личности  и индивидуальности в истории  культуры // Одиссей. Человек в  истории. 1990. - М., 1990. - С. 76.

13. Хамидов А.А. Основные  проблемы философии истории // Известия АН РК. Серия обществ.наук. 1992. N 5. - С. 8. На С. 10-11 приведена схема соотношения этих периодизаций.

14. Вебер М. Избранные  произведения. - С. 413.

15. Вебер М. Избранные  произведения.-С. 425.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.unesco.kz/

 

 

Список литературы.

1. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале” К. Маркса. - М., 1960.

2. Дробницкий О.Г. Природа и границы сферы общественного бытия человека // Проблема человека в современной философии. - М., 1969.

4. Бахтин М.М. Эстетика  словесного творчества. - М., 1979.

5. Вебер М. Избранные  произведения. - М., 1990.

8. Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. - Одесса, 1919.

9. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. - М., 1989.

10. Баткин Л.М. К спорам о логико-историческом определении индивидуальности // Одиссей. Человек в истории. 1990. - М., 1990.

12. Гуревич А.Я. Еще несколько  замечаний к дискуссии о личности  и индивидуальности в истории  культуры // Одиссей. Человек в  истории. 1990. - М.

13. Хамидов А.А. Основные  проблемы философии истории // Известия АН РК. Серия обществ.наук. 1992. N 5.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.unesco.kz/