Основные философские идеи Ницше

Ницше не создал философской школы  как таковой, поэтому термином «ницшеанство»  часто обозначают совершенно различные  явления:

• Во-первых, речь идет о рецепции тех или иных идей Ницше, которая может быть как более или менее систематичной, так и фрагментарной.
• Во-вторых, в настоящее  время сложилась международная школа ницшеведения.
• В–третьих, под «ницшеанством» иногда понимают разработку в рамках иного, чем у Ницше, философского контекста тех или иных тем и мотивов, которые вошли в современную культуру через творчество Ницше, причем его приоритет устанавливается нередко задним числом. Данный признак неспецифичен, и по нему к «ницшеанству» можно отнести многие направления современной философии.
• Эти значения термина «ницшеанство» указывают на широту влияния наследия Ницше на западную культуру. Противоречивость этого влияния ярче всего отражает  четвертое значение, закрепившееся за «ницшеанством». Оно имеет значительную политическую нагрузку, основанную в основном на аберрации реального образа Ницше. В данном значении, наиболее последовательно применявшемся национал-социалистической идеологией, под «ницшеанством» понимается ничем не сдерживаемый активизм, торжество иррациональной витальности, циничное пренебрежение к духовным ценностям, аморализм, политический экстремизм».

 «Трудно отыскать среди сколько-нибудь  значительных философов ХХ века  такого, который обошел бы своим  вниманием певца Заратустры».  Так, Альбер Камю относил Ницше  к философам абсурда. "Мы не  испытываем недостатка в великих  авантюристах абсурда, - пишет он  в своей  работе "Бунтующий человек". - Но, в конечном счете, их величие измеряется тем, что они отказались от любования абсурдом, сохраняя его требования. Они разрушают ради большего, а не ради меньшего. "Мои враги те, кто хочет разрушать, а  не творить самих себя". Сам он разрушал, но с тем, чтобы попытаться творить".

Небезынтересно ознакомиться и  с тем, как сам Ницше откликался на оценку своего творчества. Из переписки  философа с немногочисленными его  друзьями мы узнаем, что датский  литературовед Георг Брандес  отмечал у Ницше "пренебрежение  к аскетическим идеалам и глубокое неприятие демократической усредненности, Ваш аристократический радикализм". Ницше ответил: "Выражение "аристократический  радикализм", которое Вы употребили, очень удачно. Это  самые толковые слова, какие мне до сих пор  доводилось о себе прочесть".

 «Мятежный дух Фридриха Ницше  нашел выражение в его литературном  стиле. Ему не хватало терпения  давать  строгие определения понятий, проводить непрерывный логический анализ, отыскивать доказательства относительно глубинной сущности вещей – на его взгляд, все это было типично для философии прошлого. Его творчеству присущи вспышки озарения, афористические высказывания и воззвания. Его идеи часто кажутся несистематическими и бессвязными, для них характерен конфликт и даже противоречие.        

Между несоизмеримыми утверждениями  Ницше действительно существует связь, однако он призывает нас восстанавливать  связующие звенья самостоятельно –  если, конечно, мы в силах. И даже после этого Ницше не желает вселять  в читателя чрезмерную уверенность  в том, что он приблизился к  окончательной, неопровержимой истине. «Всякая философия, - написал он однажды, - это философия переднего плана. Всякая философия также скрывает философию». Мы вправе также сказать, что Ницше подрывает или деконструирует даже собственную мысль – не для того, чтобы ее обесценить, но чтобы подчеркнуть необходимость вкапываться в нее все глубже, не прекращая поиски слишком быстро». «И метафизика Шопенгауэра, и волевой императив мифологии Вагнера, и позитивизм для Ницше всего лишь его линия обороны, его боевые щиты, которые он постоянно меняет в сражении с духом распада и небытия, духом, который он ощущает в себе самом и который он несет как вину и проклятие времени. И поэтому в его произведениях как бы постоянно двоятся образы бога Диониса и пророка Заратустры, сверхчеловека и вагнеровского Зигфрида, а «воля к власти» торжествует как единственная альтернатива «воли к смерти», постоянно воплощающейся в современной культуре».

Форма изложения философских идей у Ницше – это афоризмы, мифы, проповеди, полемика, декларации. Его  философские взгляды – это  его собственное бытие. "Переоценка ценностей", о чем часто писал  Ницше, была его естественным состоянием. Поэтому знакомство с сочинениями  Ницше – это знакомство с его личностью. Литературность творчества Ницше вряд ли может быть поставлена ему в упрек.

Ницше стремится преодолеть рациональность философского метода; понятия не выстраиваются  у Ницше в систему, а предстают  как многозначные символы. Таковы понятия "жизнь", "воля к власти", которая  есть и само бытие в его динамичности, и страсть, и инстинкт самосохранения, и движущая обществом энергия  и т. д."

Философия Ницше не организована в  систему. Волю к системе Ницше  считал недобросовестной. Его изыскания  охватывают всевозможные вопросы философии, религии, этики, психологии, социологии и так далее. Ницше противопоставляет свою философию классической, тем самым провоцируя переоценку ценностей современного ему общества, подвергая сомнению и вопрошанию все завуалированные религией предрассудки разума. Наибольший интерес у Ницше вызывают вопросы морали, постановки ценностей через себя, а не через религию и общественное мнение. Ницше одним из первых подверг сомнению единство субъекта, причинность воли, истину как единое основание мира, возможность рационального обоснования поступков. Его метафорическое, афористическое изложение своих взглядов снискало ему славу великого стилиста. Однако, афоризм для Ницше не просто стиль, но философская установка — не давать окончательных ответов, а создавать напряжение мысли, давать возможность самому читателю «разрешать» возникающие парадоксы мысли.⁴

Ницше первым заявил, что «нет никаких моральных  феноменов, есть только моральное истолкование феноменов», тем самым подвергнув все моральные положения релятивизму. Согласно Ницше, здоровая мораль должна прославлять и укреплять жизнь, её волю к власти. Всякая иная мораль — упадочна, есть симптом болезни и разложения. Человечество инстинктивно использует мораль для того, чтобы добиваться своей цели — цели расширения своей власти. Вопрос не в том, истинна ли мораль, а в том, служит ли она своей цели.⁵ Такую «прагматическую» постановку вопроса мы наблюдаем у Ницше в отношении к философии и культуре вообще. Ницше ратует за приход таких «свободных умов», которые поставят себе сознательные цели «улучшения» человечества, мысли которых уже не будут «задурманены» никакой моралью, никакими ограничениями. Такого «сверхнравственного», «по ту сторону добра и зла» человека Ницше и называет «сверхчеловеком».

Несмотря  на всю сложность и противоречивость ницшеанства, можно выявить его  основные постулаты.

Во-первых, это нигилистическая философия. И хотя ряд исследователей называет Ницше «анархистом», он, прежде всего  нигилист. Правда, нигилист не в том  значении, в каком принято воспринимать это слово: нигилизм Ницше – это  переходное состояние, преодоление  всего того отжившего и ветхого, что уже не нужно человечеству. Ведь «человек есть нечто, что должно превзойти». В определённом смысле слова Ницше также антигуманист и имморалист. Человек для него – лишь этап, ступень на пути от животного  к Сверхчеловеку: «Я люблю всех тех, кто являются тяжёлыми каплями, падающими  одна за другой из тёмной тучи, нависшей над человеком: молния приближается, возвещают они и гибнут, как  провозвестники.

Смотрите, я провозвестник молнии и тяжёлая  капля из тучи; но эта молния называется сверхчеловек (здесь и далее в цитатах – выделено Ницше).

Во-вторых, Ницше – один из основоположников «философии жизни». Его произведения – это своеобразный гимн Жизни  как явлению. Недаром Заратустра поёт ей свою песнь. Как ни парадоксально  это прозвучит, ценности, воспеваемые  философом, – это жизненные ценности, не приемлющие любое насилие.

Когда Заратустра Ницше говорит, что он – «туча», это означает, что вскоре должна появиться и молния (Сверхчеловек). Заратустра – это сам Ницше  – философ так же яростно критикует  современное ему европейское  общество обывателей (автобиографичность книги проявляется даже в мелочах: например, Заратустре в произведении сорок лет, и примерно столько  же было Ницше, когда он опубликовал  произведение). Подчеркнём, что здесь  взгляды Ницше во многом совпадают  как с взглядами консерваторов (в т.ч. русских – К.Н. Леонтьева, Н.Я. Данилевского), так и с взглядами  марксистов и социалистов (антибуржуазный пафос). Для него нет ничего более  жалкого и ничтожного, чем «последний человек» – житель выродившейся, «закатившейся» (по Шпенглеру) Европы, чьи дни уже  сочтены.

Мораль  для философа – это нечто закосневшее, отжившее. Её, как и человека, «должно  преодолеть»: «Как устал я от добра  моего и зла моего! Всё это  бедность и грязь, и жалкое довольство собою!». Правда, Ницше критикует  самодовольство человека, поскольку  тот недостоин, быть собой довольным. Сверхчеловек – совсем другое дело. Но для него и не будет вопроса  – быть довольным или нет, он ни секунды не будет сомневаться  в своей правоте.

1.2. Анализ произведения «Так говорил Заратустра»

Поистине, самая великолепная по написанию  из книг Фридриха Ницше: "Так говорил  Заратустра." Мысль о вечном возвращении  настолько глубоко захватила  Ницше, что  он в  необыкновенно  короткое  время  (всего  за  несколько  месяцев)   создал величественную дифирамбическую поэму "Так говорил  Заратустра". 

"Заратустра" занимает исключительное  место в творчестве Ницше. Именно  с  этой  книги  в  его   умонастроении  происходит   резкий   поворот   к самоосознанию  в себе человека-рока. Но вряд  ли  следует  считать,  что   эта поэма означает начало  третьего, уже  собственно  "ницшеанского"  этапа  его творчества, ибо  "Заратустра" вообще стоит особняком  в творчестве Ницше. 

Сам автор считал ее "самой глубокой из всех книг, которыми обладает человечество". Образ Заратустры человека, идущего  по пути становления сверхчеловека. В сущности, этот путь намечен автором  еще в "Человеческом...", но здесь  он детально проработан и облечен  в форму притчи, написанной потрясающим  стилем. Форма притчи заимствована из Библии и больше всего напоминает евангельские проповеди Иисуса Христа и рассказы о происходящих с ним  и его учениками событиях. Конечно  же, сравнивать Христа и Заратустру не имеет смысла на этих страницах, хотя весьма вероятно, что именно такого сравнения и выбора между ними и желал от своего читателя Ницше, поскольку в своем читателе (если таковой найдется) он видел последователя  для своего Заратустры, ибо "кто  пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали  наизусть".

Книга содержит необычайно большое  число полускрытых ядовитых  пародий  на Библию, а также лукавые выпады в адрес Шекспира, Лютера,  Гомера,  Гёте, Вагнера и т.д., и т.п. На многие шедевры этих авторов Ницше дает пародии  с одной-единственной целью: показать, что  человек  -  это  еще  бесформенная масса, материал, требующий талантливого ваятеля  для своего облагораживания.

Только так человечество превзойдет самого себя и перейдет  в  иное,  высшее качество - появится сверхчеловек. Ницше закончил первую часть  "Заратустры" словами:  "Мертвы  все  боги;   теперь   мы   хотим,   чтобы   здравствовал сверхчеловек".

Произведение "Так говорил Заратустра" – это существенный вызов мыслителя  сложившемуся за две тысячи лет христианству «как явлению ложному и губительному». Причем нападение на христианство было произведено не с банально-материалистических позиций, а как бы с использованием того же оружие – религии.

Устами Заратустры три превращения  духа в человеке выделяет Ницше: "как  дух становится верблюдом, львом  верблюд и, наконец, ребенком становится лев". Прежде всего, на пути достижения свободы духа необходимо познать  тяжесть, трудное, чтобы преодолеть свою слабость. "Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие?.. Все самое трудное берет на себя выносливый дух, подобно навьюченному верблюду...спешит и он в свою пустыню".

Так, "взяв на себя все самое трудное", адепт пути обретает одиночество. Последним "драконом", "господином" и "богом", которого он обязан победить, является моральный императив "ты должен". В битве с ним он становится львом: "дух льва говорит "я  хочу". Таким образом, он завоевывает  себе право переоценки существующих ценностей и создания новых. "Завоевать  себе свободу и священное, нет даже перед долгом - для этого, братья мои, надо стать львом".

Но само по себе это право и  эта сила сказать "нет" любой  из предустановленных истин не является еще способностью к созданию новых  ценностей. Поэтому лев должен стать  ребенком: "Дитя есть невинность и  забвение, новое начинание, игра, самокатящееся  колесо, начальное движение, святое слово утверждения". Стать ребенком - значит стать новым, отринув все  прежние установления, вновь обрести  вкус к "игре созидания". Играть с  миром и с собой, как ребенок - то есть, возвращаясь к прежней  терминологии Ницше, возродить в себе дионисическое начало. "Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит потерявший мир". Таков путь к сверхчеловеку.

Самое высокое, что может пережить человек, учит Ницше – это "час  великого презрения". Презрения к  самому себе, к своим слабостям  и порокам, к своей несправедливости, к "жалкому довольству собою", называемому добродетелью. "Но где  же та молния, что лизнет вас своим  языком? Где-то безумие, что надо привить  вам? Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он - эта молния, он это безумие!"

Заратустра - это не сверхчеловек, это “мост” к сверхчеловеку. Обычные  люди - это исходный материал, почва  для выращивания сверхчеловека. Сверхчеловек - это новый “культ личности”, далеко выходящий за рамки  “культа личности” обычных людей  и легший в основу мифологии Ницше