Автор работы: Пользователь скрыл имя, 15 Ноября 2013 в 23:18, реферат
В своем единстве внешние и внутренние побудительные морально-нравственные стимулы и мотивы называются "ценностями". Понятие "ценности" обозначает положительную или отрицательную значимость некоторого события или вещи для конкретной личности и/или группы. Эта "значимость" определяется тем местом и ролью данного события или вещи, которое отводится для них в картине мира личностью или группой. Так, деньги не имеют никакой ценности в первобытном обществе, потому что они становятся "эквивалентом товарного обмена" лишь на более поздних стадиях экономического развития общества.
Этика – философское
учение о морали и нравственности,
о системных побуждениях
В своем единстве внешние и внутренние побудительные морально-нравственные стимулы и мотивы называются "ценностями". Понятие "ценности" обозначает положительную или отрицательную значимость некоторого события или вещи для конкретной личности и/или группы. Эта "значимость" определяется тем местом и ролью данного события или вещи, которое отводится для них в картине мира личностью или группой. Так, деньги не имеют никакой ценности в первобытном обществе, потому что они становятся "эквивалентом товарного обмена" лишь на более поздних стадиях экономического развития общества. Деньги не являются ни положительным, ни отрицательным стимулом или мотивом в картине мира первобытного человека. Обменять имеющиеся у членов первобытной общины и ценные для современного "цивилизованного" человека вещи (золото, драгоценные камни и т. п.) на те предметы, которые значимы для членов рода или племени, – бусы, зеркала и другие малоценные для "цивилизованного" человека предметы, – достаточно просто.
Ценности можно классифицировать на материальные и духовные, коллективные и индивидуальные, вечные и исторически-преходящие. В любом случае ценности всегда субъективированы: вещь или явление становятся ценностью лишь тогда, когда они значимы для нормальной жизнедеятельности человека и эта значимость осознанна, представлена в картине мира в некоторых понятиях. Сталкиваясь в процессе своей жизнедеятельности с любым событием, вещью или явлением, человек его оцениваетдля того, чтобы встроить в структуру мировоззрения или вывести за пределы картины мира как не имеющее значимости.
Оценка имеет прежде всего морально-нравственную природу (сущность), потому что оценивающий событие или вещь человек принадлежит прежде всего к миру культуры, миру надприродного, который отличается от природного (биологического) мира возможностью произвольного, творческого отношения к законам существования. Пределы творчества ограничивают только условные, договорные правила межличностного и межгруппового общения. Главным из этих правил является нравственное требование, выявленное и сформулированное И. Кантом в афоризме "не делай того, что может навредить другим, тогда ты сможешь ожидать от других такого же уважения к собственной личности". Это требование относится только к тем событиям и поступкам, которые не касаются биологических законов существования человека, а относятся к сфере культуры и общественных отношений. Осознание биологических законов и потребностей собственного существования становится значимым и необходимым для человека лишь тогда, когда эти законы и потребности нарушаются: в питье и еде, в тепле и укрытии от непогоды, в возможности иметь детей, в здоровье, в сохранении жизни. Другими словами говоря, жизнь, здоровье, питание и биологическое самосохранение становятся для человека ценностью только при угрозе их утраты. Значимость культурных ценностей для человека более естественна. Культурные ценности в мире природы изначально отсутствуют, каждому человеку или группе людей приходится их формировать на "пустом месте", учитывая существующие объективные условия и формируя на их основе представления о добре, красоте, зле, справедливости и др.
Эти представления становятся специфическим регулятором человеческого поведения, они определяют сферу (пределы вариативности) морального выбора, который с неизбежностью встает перед каждым человеком в любых проблемных ситуациях: сбежать со скучной, но необходимой лекции или остаться; встречаться с некрасивым, но умным Петровым, или с красивым и туповатым Сидоровым; устраиваться на денежную, но неинтересную работу, или интересную, но малооплачиваемую; бороться за свои права на рабочем месте, или смириться с несправедливостью и т. д. Каждый выбор определяется нравственными представлениями человека о должном.
"Должное"
в обществе имеет два
Например, специфической особенностью медицинской деятельности является то, что врач обязан по закону иметь дело с людьми, у которых нарушена самая чувствительная, многоликая и существенная составляющая человеческого существования – здоровье. Врач имеет дело с человеком субъективно и объективно страдающим, т. е. – дезадаптированным в самых различных отношениях, в том числе – и морально (нравственно). Эта особенность порождает неповторимое многообразие отношений врача как субъекта с объектом его деятельности в сфере морали и нравственности, ставит врача в ситуацию сложнейших интеллектуальных и моральных выборов, поскольку дезадаптированный пациент нарушает привычные нормы жизнедеятельности не только на биологическом уровне, но и в самых разнообразных морально-нравственных отношениях: например, может публично плакать (и проявлять аффекты иного рода), может быть агрессивным, или, напротив, неадекватно терпеливым, подобострастным и пр. То же самое справедливо и в описании поведения его родственников. То же касается и коллег, постоянно находящихся в стрессовых (ненормальных) условиях длительного сосуществования с людьми, физически и нравственно дезадаптированными в жизни. Вовсе не случайно больной в стационаре сулит врачу "золотые горы" за свое выздоровление, а после такового – в лучшем случае забывает врача и медперсонал, а в худшем – пишет на них жалобы. Что уж говорить о ситуациях инвалидизации или летального исхода!
При этом для успешной диагностики и лечения врачу зачастую приходится вторгаться в историю жизни пациента, вникать в особенности его характера, привычек, осознавать систему ценностей. Отсюда возникают проблемы профессиональной и моральной ответственности медицинского работника, профессионального долга, проблема меры ответственности за жизнь, здоровье и эмоциональное состояние пациента.
Поскольку предметом социальной работы является помощь социально незащищенным слоям населения и формирование методов распознавания социальной незащищенности личности, задача оптимизации социальной работы выступает прежде всего как проблема соотнесения юридической и морально-нравственной нормы допустимого соотношения автономности личности и ее одновременной зависимости от группы. Мораль и нравственность, таким образом, зачастую являются не только важнейшими факторами формирования нормы жизнедеятельности на всех уровнях существования человека, но и одним из важнейших инструментов профессиональной деятельности социальных работников.
Соблюдение моральных норм "в обществе в целом" всегда предполагает личности выбор ("могу поступить так, а могу и иначе"), ибо мораль в обществе всегда сослагательна (не обязательна для исполнения, а носит рекомендательный характер: "хорошо бы..."). Соблюдение моральных норм социальными работниками – не исключение. Однако в профессиональной социальной работе специалист ограничен в своем моральном выборе должностными обязанностями и профессиональной ответственностью. У него нет свободы в решении вопроса: "помогать или не помогать" представителям той социальной группы, которая является объектом его профессиональной деятельности. Понятие "профессиональной моральной ответственности" в социальной работе всегда имеет юридическое значение. Но и в законодательстве, и в нормативных актах, и в должностных инструкциях социального работника отражаются лишь наиболее типичные отношения социальных работников и их клиентов, отношения, которые имеют особенно ярко выраженные социальные последствия. Менее типичные, хотя и регулярные отношения, фиксируются моральными нормами. За их несоблюдение уволить или осудить социального работника нельзя, а вот признать профессионально непригодным – возможно.
Для того, чтобы урегулировать возможные морально-нравственные проблемы в профессиональной деятельности социального работника, существует профессиональная деловая этика социальной работы. Вместе с тем, предусмотреть все возможные проблемы, лежащие для социального работника в области морали и нравственности, невозможно. Невозможно, потому что в процессе любого морального выбора человек, как говорят, "по определению" имеет возможность творчески подходить к решению морально-нравственных проблем.
Можно ли ограничить творчество в поведении человека? История показывает, что нельзя. Парадоксально, но факт: во все времена общество затрачивало и затрачивает колоссальную энергию на формирование у членов культуры навыков репродуктивного (исполнительского) морального поведения, вводя системы запретов (законов, табу) на любой образ действий, за исключением должного. Однако во все времена члены общества нарушали и нарушают эти запреты, причем как безопасными, так и опасными для них и общества в целом способами. Более того, чем большее количество рекомендаций, регулирующих жизнь общества при помощи морали, переводилось в ранг законов (табу), тем большее количество людей и во все большем количестве сфер деятельности стремились и стремятся нарушать (или обходить) границы, устанавливаемые этими законами.
Общество, даже не осознавая эту закономерность, чувствует и потому стремится ограничить произвол в поведении человека не законодательно, а посредством формирования соответствующей моральной традиции. Исторически конкретные стереотипы морально-нравственного поведения инициируют работу мировоззрения, ограничивая направленность его развития в определенном направлении и служат основными критериями проверки наличной картины мира на ее истинность и непротиворечивость.
Автором скандального требования о переоценке всех ценностей был Ф. Ницше, который и в глазах многих выглядит духовным аристократом, ненавидевшим толпу, радикальным индивидуалистом, противопоставлявшим свободу социальным нормам, литературным романтиком, тяготевшим к древним трагедиям и темным сторонам человеческого бытия, филологом-аутсайдером, воевавший с академической философией — метафизикой. Он также противник буржуазной морали и социологии, предметом которой стал “последний человек”, придерживавшийся эгалитарных нивелированных ценностей. Ницше, по характеристике Г. Шельски, — “антисоциолог”. Верны или нет эти оценки, еще предстоит обсудить. Пока можно пойти от противного и спросить, а не является ли на самом деле Ницше философом социальной экзистенции, который не только разрушал, но, наоборот, впервые радикально поставил вопрос о смысле человеческого бытия?
Ницше был одним из первых, кто ввел ныне модную формулу “смысл жизни”. Но эту формулу он модифицировал как вопрос о “ценности жизни”. Что есть ценного в жизни, чем она вообще ценна — так ставил вопрос Ницше. Вопрос предполагает ответ и, стало быть, необходимо указать, в чем видел Ницше ответ. Он полагал, что ответить на этот вопрос можно не умозрительно, а, так сказать, жизненно,т. е. не теорией, а экзистенцией. Поэтому следует обратить внимание не на то, как люди теоретизируют или морализируют, а на то, как они живут. Отсюда и вытекает требование “переоценки всех ценностей”. В том смысле, что такая переоценка давно произошла, и втом смысле, что на эту реальную переоценку, выражающуюся в изменении форм жизни, должна отреагировать и философия, которая обычно обращает внимание только на теоретически выраженные идеи и настроения.
Итак, “переоценка ценностей” — это прежде всего переоценка самого понятия ценности. Оно обычно замыкается на человека и своим основанием имеет благополучие, счастье, спокойствие человека. Ценность это не то, что можно иметь как “добро”, в смысле множества материально ценных предметов. Ценность как значимость указывает на отсутствие чего-то, т. е. она связана не с предметами, а с потребностями человека и выступает как знак потребности, т. е. различитель того, что нужно и ненужно. Если вопрос о ценности приводит к человеку, который верит в необходимость и ценность жизни, то это приводит к вопросу о смысле человека, о смысле жизни. Так вопрос о смысле переходит в вопрос о смысле бытия, которое выступает как дазайн. Смысл жизни нельзя задать теоретически или символически, он должен быть в самой жизни. Этот чувственный смысл постигает искусство, описывающее меру и такт человеческой жизни.
Возникает также вопрос, почему метафизике Ницше противопоставлял психологию. Ведь Сократ и Платон тоже ставили вопрос о человеке и кажется, что Ницше продолжает эту традицию самопознания. Ницше описывает познание как познание с точки зрения человека, протекающее как “очеловечивание” сущего,т. е. восприятие мира с точки зрения потребностей, выступающее условием возможности познания. Множество афоризмов Ницше указывают на то, что человек смотрит на вещи сквозь призму собственных потребностей и познает не мир, а себя самого: закономерности приписываемые миру, есть законы человеческого бытия в мире, который есть ни что иное, как “инвентарь человеческого опыта”.
Однако антропоморфизация оборачивается у Ницше чем-то странным, если учесть, что он описывает человека как животное. Множество эпитетов такого рода раскрывают человека, как “патетическое”, “неполноценное”, “больное” животное: “Человек—это обезьяна Бога”. На фоне таких характеристик человека, как “плачущее”, “смеющееся”, “счастливое”, “несчастное” животное, может быть более интригующе выглядит определение его как “интерпретирующего существа”: он везде ищет смысл, даже там, где его нет — в событиях и явлениях, ибо вкладывает смысл “инстинктивно” - в вещи, события, тексты, из всего делает знаки, везде ищет значение и это относится прежде всего к ценностям и целям. Так происходит отчуждение от собственно животной природы. Человек становится то выше, то ниже животного. Способный не только познавать, но и действовать, он не ограничивается конструированием образа мира, но и преобразует его для своих нужд, изменяя при этом и самого себя. Человек — само себя создающее существо и дело не ограничивается созданием “второй природы”, но также третьей, четвертой и т.д. Становясь все более искусственным, он при этом остается природным существом. Ницше нервически относится к социальному контексту. Не в силах отрицать факт социальности, он описывает детство как . (социализацию, как становление человека на основе общения с другими людьми. Человек создается культурой в качестве экземпляра рода. Человек — это “социальное животное”, для которого даже разговор с Богом выступает как часть социального общения. Дискурсы человека с Богом становятся социальными дискурсами, т. е. пронизанными отношениями власти. Социальность бытия оказывается конституирующим фактором генеалогии ценностей и смысла. Антропологический мир возникает как продукт отношения по меньшей мере двоих, а интерпретация собственного положения в бытии определяется взглядом другого. Поэтому потребность в “истине” возникает только в рамках социальности. Точно также Ницше раскрывает общественный характер человеческой души. В душе имеется то, что вложено в человека обществом.