Мораль и другие сферы общественной жизни

Мораль  и другие сферы общественной жизни

Мораль выступает  одновременно и как характеристика индивидуального человека (и конце концов носителем моральных взглядов всегда является отдельная личность), и как совокупность представлений, присущих одновременно многим людям: группе, сообществу, народу. Поэтому, хотим мы того или не хотим, нравственность — всегда социальный феномен, вид общественного сознания, духовно-практическая сфера жизни. Это дает нам право сравнивать ее с другими аналогичными «сферами», между которыми, разумеется, не стоит непроходимая стена: экономика, политика, религия, искусство связаны и переплетены друг с другом — и все-таки каждая из них обладает своеобразием. Все они так пли иначе «пересекаются» с моралью или даже сплавлены с ней, но в каждом случае это «сплав» совершенно особого качества.

Экономический процесс тесно связан с моралью еще с тех давних времен, когда происходило становление человеческой культуры, начинала разворачиваться жизнь наших далеких предков. Трудолюбие и честность — вот две этические нормы, которые всегда сопровождают созидательные усилия и торговое перераспределение произведенных благ. У любого народа мы найдем множество пословиц и поговорок, относящихся к труду: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда», «Терпение и труд все перетрут». В сказках восхваляются трудолюбивые падчерицы и порицаются ленивые да маменькины дочки. Лодырей, бездельников фольклор осуждает и высмеивает, а если какой-нибудь Иванушка-дурачок сначала кажется ленивцем, то потом мы убеждаемся, что он и воин, и работник — лучше других.

С утверждением буржуазного  строя и массового производства появляется представление о культуре труда. Один из основателей современной  социал-демократии Эдуард Бернштейн  полагал, что при капитализме  на рубеже XIX—XX веков возрастает роль идеальных факторов и прежде всего — нравственного сознания. Нравственность — творческое и дееспособное начало, она вырастает в процессе развертывания общественных производительных сил, становится условием их развития и симптомом этого развития. Высокий уровень техники , широкие масштабы человеческой деятельности требуют ясного самосознания работников, высокой ответственности с их стороны, понимания общественного долга и необходимости солидарности.

В экономике важно не только трудолюбие, но и честность. Она тесно связана с изготовлением продукта и в особенности с торговлей. Тот, кто руководствуется принципом «не обманешь — не продашь», много не наторгует. Из прошлого нашей Родины мы знаем выражение «честной купец», читаем в книгах прошлого века о крепости и верности купеческого слова. В современных развитых странах многие сделки заключаются в рамках устной договоренности, где партнеры взаимно уверены, что не будут обмануты.

Разумеется, экономическая  жизнь современного рыночного общества не является розовой идиллией. В ней достаточно несправедливости, обмана, эксплуатации. Стоит особо подчеркнуть, что гуманное отношение к работникам со стороны  владельцев производства было исторически вызвано не столько их высокой моральностью, сколько экономической выгодой и борьбой трудящихся за свои права. И все-таки развитие производства объективно способствует все большему нравственному совершенствованию людей, включенных в экономические отношения: без высокого уровня трудолюбия, честности, порядочности, заботы о человеке оно просто не могло бы существовать.

Сфера политики всегда находилась и находится сейчас в крайне противоречивых отношениях с моралью. Политики и идеологи, как правило, клянутся перед народом в следовании нравственным идеалам, разглагольствуют о  справедливости, свободе, своем долге творить добро и тому подобное. С высоких трибун они обещают говорить правду и только правду, почти тотчас же оказываясь лжецами. Дело в том, что политика — сфера власти, более того, это борьба за власть и за ее удержание. Политика — область отношений безраздельного доминирования, рьяного самоутверждения, проявления недюжинной воли, способной сломать или обмануть волю и сознание других людей. Это в свое время прекрасно показал Никколо Макиавелли, утверждавший в своем трактате «Государь», что для целей государя все средства хороши: здесь возможно и вероломство, и обман, и предательство, стоит применить и убийство, если это поможет достигнуть желаемого. Тот политик, который стремится исповедовать «высокую мораль», либо окажется раздавлен внешними врагами или внутренними соперниками, либо сам быстро покинет властный пост, обнаружив несовместимость морального поведения с успешной политической деятельностью: «Политика — дело грязное». Если человек желает удержаться на политическом Олимпе, он. нередко жертвует ради этого - дружбой и родством, решительно расстается с бывшими союзниками, изменяет собственным ценностям и идеалам, потому что власть становится главной среди его вершинных ценностей. Немецко-американский психоаналитик Э. Фромм писал в свое время, что жажда власти над другими людьми — это результат человеческой несостоятельности: Тот, кто непродуктивен, не способен созидать, творить, делать открытия, компенсирует свою недостаточность тем, что подавляет других. Вряд ли можно полностью согласиться с Э. Фроммом. Власть — необходимый элемент общественной жизни, упорядочивающий человеческие взаимоотношения. Власть нужна — другой формы систематизации, позволяющей избежать разрушительной анархии. Однако властные отношения контактируют с моралью лишь «по касательной». Политик может в большей или меньшей степени внутренне ориентироваться на моральные ценности и идеалы, может даже горько переживать необходимость отступать от них, однако это вопрос его личной биографии. Если он хочет удержаться во власти, он все равно практически нарушит заповеди, повелевающие не убивать, не обманывать, не говоря уже о многих других. Если человек стремится к кристальной моральности, ему надо держаться подальше от сферы политики.

Мораль во многих случаях тесно связана с религией и опирается на нее. Фактически все фундаментальные моральные установления сформулированы в рамках древних священных писаний. И все же моральность нельзя уподобить с религиозностью. Человек может искренне веровать в Бога, но при этом быть зол, несправедлив, жесток к реальным людям, да еще обосновывать это их греховностью и несовершенством. Или же собственная поглощенность религией становится предметом непреодолимой гордыни, когда все остальные люди попадают в разряд примитивных и презренных.

Только поистине «божеское» отношение к другим можно считать моральным отношением, сама по себе религиозность еще не гарантирует нравственного поведения и высокого переживания.

В то же самое  время человек неверующий — скептик, атеист — может быть вполне морален, добр и справедлив. Это отрицают довольно многие религиозные философы, в частности русские философы XX века. У Бориса Вышеславцева, например, можно найти большие отрывки, посвященные тому, что неверующий не может быть морален, ибо его сознание и поведение не руководимы Христом. К сожалению, христиане часто проявляют категоричность и нетерпимость в отношении атеистов или людей другой веры. Говоря о соотношении религии и морали, не стоит забывать, что нравственность — межчеловеческое отношение. Оно может быть освящено или не освящено свыше, но оно происходит между реальными людьми мире, и его специфика в том, что нравственный человек не требует награды за свое усилие».Впрочем, не будем противопоставлять верующих и неверующих, вера — личное дело каждого, а моральным человек может быть при

любой вере или  вовсе без нее.

Мораль и эстетическое, область прекрасного находятся в отношении частичного пересечения. Прекрасное и благое появились уже в древности, хотя тогда же существовало представление об их единстве: благое — прекрасно.

Если мы говорим  о прекрасном, существующем вне соприкосновения с душевными качествами человека, например о красивом пейзаже, то он не может быть оценен с точки зрения морали, так

же как натюрморт. Применительно же к человеку прекрасное становится одновременно благим, когда речь идет о характере личности.. Красота в этом случае может разделяться на внутреннюю и внешнюю. Моральность, доброта к миру являются совершенством «внутренней формы» — души, и эти качества способны придать прелесть и неотразимую привлекательность даже самому, казалось бы, некрасивому лицу. Если же внешняя красота и моральность совпадают, то перед нами живое единство прекрасного и благого. Народная мудрость хорошо отражает это единство в сказках, где милые, славные труженицы превращаются в писаных красавиц, а злые жестокие красавицы — в змей, ящериц и прочие существа, считающиеся примером уродства.

Искусство и мораль тоже связаны между собой лишь отчасти. Примером гармонического их единства выступает русская реалистическая литература XIX века, вся пронизанная моральными размышлениями о добре и зле. Однако модернизм и тем более постмодернизм в нашем столетии показали как никогда ярко, что искусство может либо вовсе отрываться от проблем нравственности, либо быть проповедником морального зла. Возможно, гений и злодейство несовместимы, но талант и злодейство совместимы прекрасно, достаточно посмотреть на боевики и фильмы ужасов, на сегодняшнюю российскую прозу, полную грязных ругательств извращений. Поэтому трудно надеяться, что «красота спасет мир», во всяком случае современное искусство не дает нам на это надежды.

Завершая разговор о соотношении «высокой морали»  с другими областями общественной жизни, я хочу еще раз подчеркнуть, что нравственность пронизывает почти всякое человеческое отношение, в какой бы сфере оно ни развертывалось, однако, доминирует она далеко не всегда. Повышение ее влияния всегда означает совершенствование данной сферы.