Концепция развития научного знания Т. С. Куна

Если экстраполировать эту мысль  в будущее, то по мере усложнения научных  проблем вследствие удлинения линии  фронта, на котором человечество соприкасается  с неведомым, стоит ожидать  все большей и большей частоты смены «господствующих взглядов» и, может быть, все большего и большего релятивизма и понимания взаимодополнительности разных взглядов. Схема, созданная Т. Куном, тем не менее, может иметь некоторое эпистемологическое значение. Однако её прогностическая ценность мало проверена. Эта схема «анизотропна». В действительности же бывает, что некоторые направления общественной и даже научной мысли идут как бы по спирали. Например, сейчас в биологической систематике совершаются успешные попытки реабилитации «типологической концепции вида», в 1950-1960-х гг. энергично вытесняемой и ругаемой приверженцами «биологической концепции» (например Э. Майром, 1968). Подобно целеканту или латимерии не умерла, сохранилась до наших дней и успешно развивается рядом российских биологов концепция «архетипа», предложенная еще Филоном Александрийским. В связи с крахом «центральной догмы молекулярной биологии» идет оживление казалось бы канувших в прошлое и заклейменных как «ламаркизм» концепций о влиянии среды на наследственный аппарат клетки. Несмотря на плюрализм, характерный для современных наук [33, c. 262] и, скорее всего, благодаря ему, происходит безболезненный переход от организмической концепции формирования фитоценозов к стохастическим [33, 34].

Бывает, что надежды и прогнозы приверженцев новой парадигмы оказываются  преждевременными. Биолог В.А. Красилов в книге «Нерешенные проблемы эволюции» (1986) писал следующее: «Серия научных революций (от Коперника  до Дарвина) шаг за шагом разрушала  мифические представления о месте человека в системе мироздания и смысле жизни. Сейчас мы переживаем очередную революцию – экологическую. Человеку придется расстаться со своими амбициями в отношении безраздельного господства над остальной биосферой. Новое мироощущение выражают идеи биофилии, “глубокой экологии”, биосферизма, параллели которым можно найти в некоторых философских системах Дальнего Востока. Состояние биосферы таково, что любовь ко всему живому превращается в насущную необходимость» [35, c. 126]. (Оставим в стороне вопрос о необходимости и возможности искренней любви к, например, возбудителям многочисленных заболеваний и т.п.). Не сопровождаясь какими-либо революционными изменениями в сознании людей, в том числе соотечественников-россиян, начинается крах концепции о ноосфере В.И. Вернадского. Так, биолог В.И. Назаров пишет: «Поистине шоковыми для образованного читателя могут оказаться описания В.И. Вернадским тех деструктивных воздействий человека на биосферу, в которых он усматривает главные показатели (!) её “перехода” в ноосферу. С явным воодушевлением он говорит, как резко меняется вся фауна и флора, как “уничтожается огромное число видов”, “быстро исчезают прежние обитатели суши”, “число исчезнувших или ставших редкими диких животных все увеличивается”. <…> Не меньший энтузиазм вызывает у Вернадского тот факт, что “культурные земли сейчас покрывают всю поверхность суши, и остатки так называемой дикой девственной природы отходят на второй план”» [37, c. 4].

Во времена Вернадского все  эти перемены только начинались. «Через 30-40 лет после его смерти они выросли до масштабов глобального экологического кризиса, угрожающего существованию человечества. Теперь уже всем понятно, что к такому плачевному состоянию наше природное окружение привело стихийное и безудержное расширение техносферы (или искусственной среды) за счет биосферы. <…> техносфера не исчерпывает собой содержания ноосферы. В последней доминирует духовная составляющая – разум и наука, но техносфера есть их материальный продукт, а он-то и губит биосферу. Поэтому трудно оспаривать, что разрушение нашей естественной среды обитания и есть ноосферная реальность, и учение о ноосфере несёт за это прямую ответственность» [37]. В.И. Назаров, убедительно показал, что «идея "превращения" биосферы в носферу как минимум предполагает разумный контроль и управление биосферой». Однако к человек к этому пока не способен. К разряду разумно контролируемых никак нельзя отнести большинство из каждодневно осуществляемых мероприятий – вырубку лесов, осушение болот, создание водохранилищ, добычу полезных ископаемых, отчуждение земель под строительство, массовое применение пестицидов и т.д. Еще при жизни Вернадского было открыто правило Р. Линдемана: нельзя без риска разрушить экосистему изымать с любого уровня трофической пирамиды более 10 % вещества в сухом весе, причем человечество вместе с крупными животными может без ущерба изымать лишь 1 % первичной продукции растений. Люди же одни - без животных - потребляют и попутно разрушают в 40 раз больше. Это обрекает их вместе с дикими животными и потенциальными «научными революциями» на… исчезновение, если люди не примут мер к самоограничению. «Необходимо немедленно и навсегда отказаться от вредной идеи господства над биосферой, упрввления и контроля её деятельности, преобразования её во что бы то ни было» [37, c. 7]. Наиболее авторитетные специалисты наших дней, посвятившие свою жизнь сохранению природы (Лосев, 2001; Урсул, 1993; Моисеев, 1999, цитирую по [37]) на основе эколого-математических расчетов показали, что ради выживания человечества и выхода его на траекторию устойчивого развития необходимо сократить используемую для хозяйственной деятельности площадь суши почти вдвое, восстановить на ней естественные экосистемы, прекратить освоение новых территорий и предоставить Природе 2/3 поверхности суши.

Если человечество сможет преодолеть кризис и выйти из тупика, в который  его загнали инстинкты, неразумие, мораль прошлых веков, техносфера и  безудержная психология потребительского общества, у него будет перспектива  дождаться новых витков разума и крупнейших научных революций, не ориентированных исключительно на экстенсивное развитие техносферы.

На каком поле будут разыграны  эти научные революции будущего, почти невозможно предугадать, так  же как с научных или философских  позиций нельзя было предугадать недавнее открытие астрофизиками «темной материи», составляющей значительную часть массы Вселенной. Дело ещё в том, что, как отметил В.И. Вернадский, «основное представление, на котором построена спекулятивная философия, абсолютная непреложность разума и реальная его неизменность, не отвечают действительности. Мы столкнулись реально в научной работе с несовершенством и сложностью научного аппарата Homo sapiens. Мы могли бы это предвидеть из эмпирического обобщения из эволюционного процесса. Homo sapiens не есть завершение создания, он не является обладателем совершенного мыслительного аппарата. Он служит промежуточным звеном в длинной цепи существ, которые имели прошлое и, несомненно, будут иметь будущее. И если его предки имели менее совершенный мыслительный аппарат, то его потомки будут иметь более совершенный, чем он имеет. В тех затруднениях понимания реальности, которые мы переживаем, мы имеем дело не с кризисом науки, как думают некоторые, а с медленно и с затруднениями идущим улучшением научной основной методики. Идет огромная в этом направлении работа, ранее небывалая» [16, c. 55].

Ускорению познания и прорывам научной  мысли в новые области изучаемой  действительности может помочь осознание (а потом - избавление от них) шор, надетых на разум современного мыслящего человека его эволюцией и социальной историей. К примеру, биологи выдвинули немало «бинарных» альтернативных концепций, как то два пути или этапа приспособления мелких млекопитающих («морфофизиологический» и «тканевый») к условиям Субарктики (С.С. Шварц, 1963) и гор (В.Н. Большаков, 1972); «максимизация» или «минимизация» функций у животных, населяющих север и аридные зоны (А.Д. Слоним, 1971), концепция «r-» и «K»-стратегов (Пианка, 1980), «правило двух уровней адаптации» (Шилов, 1997), концепция об ароморфозах и идиоадаптациях в эволюции (А.Н.Северцов, 1967) и много других. Есть примеры триад, например, трёх основных типов эколого-ценотических стратегий (виолентов, эксплерентов и патиентов) в концепции Л. Раменского - Грайма, в чём-то напоминающие триаду Гегеля и «божественную» триаду христиан (Отец, Сын и Дух). Можно думать, что в основе биполярного понимания мира лежит действие механизмов психики, сформировавшихся еще во времена дивергенции (расхождения) неантропов от палеантропами [38], во времена борьбы с другими видами человекообразных (неандертальцами, гигантопитеками) и побуждающего нас не только к амбивалентности всяких нормальных человеческих чувств («мне грустно и смешно»), но и к отрицательной эмоциональной окраске «чужого», к ксенофобии, к неприятию и осуждению разных проявлений чужой культуры. В том числе и новых парадигм. Питаемые такими же палеолитическими корнями представления о двух началах, направляющих бытие, являются, по мнению акад. Н.И. Конрада, наиболее общей мыслью разнообразных религий и философий [39, с. 446-486]. Примеры выражения этого представления – образы Иеговы и Сатаны семитов, «Добра» и «Зла» зороасрийцев, концепция двух сил – Янь и Инь – у древних китайцев, представления древних греков (например, Пифагора) о противоположностях, евангельское «кто не со Мною, тот против Меня» (Лука, 11: 23) и многочисленные проявления биполярного миропонимания у людей с неразвитым диалектическим мышлением. Так что вполне возможно, что вышеуказанные биполярные концепции в науке являются не просто упрощением (с дидактической целью, например) и не только попыткой ученых оставить в наследство другим ученым «свои» правила. Они  могут вовсе и не отражать естественные альтернативы и дихотомии  в разнообразии и эволюции живой и неживой материи, а являться всего лишь унаследованными от предков явлениями бинарной оппозиции, дуальности, антонимической деятельности ума, столь характерными для первобытной и социальной духовной культуры [39, с. 478]. Не исключено, что подобным,  дальним отражением этой особенности человеческого разума является (вполне бинарная) концепция эстафеты парадигм Т. Куна, а также идея К. Поппера о фальсификации альтернативных гипотез [29, с. 304-305] и отсутствие желания считать их взаимодополнительными. В специальной теории относительности А. Эйнштейна есть соотношение между двумя событиями, причем разные способы рассмотрения его «одинаково законны; не существует способа, который был бы более "правильным", чем другие. Выбор между ними есть дело чистого соглашения, как выбор между метрической системой и системой футов и дюймов» [240, c. 30-31].

Ученые пишут о необходимости  искоренения нетерпимости к инакомыслию, о том, что плюралистическая наука  должна иметь определенную тактику  развития, одним из элементов которого является «параллельное сосуществование», что соответствует представлениям Дж. Холтона (1981) о «сквозных» идеях. Параллельно сосуществуют разные объясняющие теории и гипотезы в силу невозможности фальсифицировать одну из них. Как пример этого феномена можно привести сосуществование концепций непрерывности и дискретности растительности [35, c. 267-268].

Очевидно, что концепция плюралистической науки, не обязательно чреватой революциями, но, тем не менее, плодотворной,  противоречит куновской концепции последовательной смены альтернативных парадигм.

Немаловажным для ускорения  науки является осознание и снятие социальных шор. О тормозящей роли локальных  научных идеологий сказано выше. Кроме них немалое значение в  развитии науки имеет инерция. Например, плоды и действия 1950-60 годов, когда в науке утверждалась и доводилась до совершенства административно-командная система, созрели к 70-е годам, которые названы периодом застоя. А известные всему миру блестящие научно-технические результаты 50-60-х гг., «если разобраться, – это результаты тех программ, которые были начаты и сформированы в "героический период"» [42, c. 58-59], т.е. в науке первой трети ХХ в. Несмотря на крах советской системы, эти действия законов социальной инерции никто не отменял и предпосылок к этому не видно. Поэтому монополизм в науке, гипертрофированное планирование и другие отрицательные последствия бюрократизма 1980-х гг могут резко и отрицательно влиять на ход отечественной научной мысли также и в постсоветский период, причем особенно сильно - в составе «бинарного оружия», т.е. в соединении с тем колоссальным тормозящим, подавляющим индивидуальность и скептицизм, реакционным воздействием, которое оказывает на молодые умы научно-технической интеллигенции навязываемая ей религия, а также искусственно обостренные управляющим классом финансовые проблемы, которые поставили науку на грань выживания перед искусом изменить ей в пользу стяжательства.

Один из резервов для будущего ускорения  хода научного познания или, хотя бы, для  минимизации процессов ретардации науки можно видеть в уменьшении (с помощью соответствующего воспитания) слоя пассивных и инертных людей, в том числе в самой науке. Наличие такого слоя – томящегося в бездействии «поколенья», «не бросившего векам ни мысли плодовитой // Ни гением начатого труда», охарактеризовал гениальный М.Ю. Лермонтов в «Думе» (1838).

Не хочется заканчивать реферат  о светлой, увлекающей сфере человеческой деятельности – науке – нотками  пессимизма. Среди форм человеческого  мышления выделяют художественную, логическую, партиципально-интуитивную и некоторые другие. «Перенесение точно зафиксированных в акте восприятия  (созерцание данной вещи) свойств вещи на другие вещи (партиципация) таит в себе громадные познавательные возможности, ими мастерски пользуется и "дикарь", и современный человек. Интуитивное распознавание обнаруживает и фиксирует такие свойства, которое логическое мышление ищет, но найти посредством логического анализа не может» [43, c. 107]. Вероятно, благодаря этому, а также благодаря функциональной аналогичности систем разной природы [41, c. 8-15] возможны гносеологические успехи методом «по аналогии». Считают, что «смешение мыслительных форм снижает эффективность их применения в познавательной деятельности. <…> Люди наделены всеми формами мышления, но одарены ими вовсе не в одинаковой степени. Как правило в индивидуальной эволюции человека развивается преимущественно какая-либо одна. <…> На этой основе люди находят свое призвание в жизни, формируются выдающиеся художники, ученые, философы. Однако великими из них становятся, по-видимому (подчеркивание моё. А.В.), те, у кого развито несколько форм мышления, в частности логическая и философская. Таким, например,  мыслителем среди естествоиспытателей был Николай Коперник, а среди спекулятивных философов – Кант и Гегель» [43, c. 110-111]. Можно думать, что в оговорке «по-видимому» кроется интересная проблема для исследований – изучения возможности усиления когнитивного потенциала нации путем выявления и привлечения в науку молодежи с такими задатками. Можно предположить, что только немногие из таких отобранных людей будут принимать яркие, но недостаточно обоснованные парадигмы и теории «на веру».

Интересный аспект изучения научных  революций просматривается в  свете представлений академика  Н.Н. Семенова о механизме цепных реакций [44]. Если эта аналогия плодотворна, то следует изучить субстрат для этой своеобразной «реакции горения» (как в системе «фосфор-кислород»), его ресурс, существование «активных центров», необходимость и последствия «давления» (например, финансового голода) на современную науку в России. По аналогии с химической реакцией, энергией активации и «химическим сопротивлением» системы [44, c. 68-69], интересно изучить «энергетический ход» возникновения теорий и парадигм. Существование свободных атомов, радикалов и некоторых промежуточных соединений, которые входят в реакцию с молекулами гораздо легче, чем сами молекулы между собой, наводит на мысль о возможном существании подобных «радикалов», которые создают длинную цепь последующей реакции, также и в  ходе научных исследований. Цепь этих реакций в науке может быть прерывистой (как было с открытием законов наследственности Менделя) или обходной. Не исключено и увлечение части такого потока в ложное русло или старицу. Первичное же экспериментальное открытие, как считал Н.Н. Семенов (и это согласуется с моделью Т. Куна), только тогда действительно является открытием, существенно двигающим науку вперед, когда оно совершенно необъяснимо с точки зрения существующих научных представлений. Именно поэтому его нельзя предвидеть – оно оказывается результатом случая. «Самое важное в эксперименте, – говорит Н.Н. Семенов – это вовсе не то, что подтверждает уже существующую, пусть даже вашу собственную, теорию, хотя это тоже, конечно, нужно. Самое важное то, что ей ярко противоречит. В этом  - диалектика развития науки» [44, c.44].

Список использованной литературы

1. Кузнецов В. Понять науку в контексте культуры. Предисловие к сборнику [2].
2. Кун Т. Структура научных революций: Пер. с англ. Сост. Кузнецов В.Ю. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 605 с.
3. Степин В.С. Теоретическое знание. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. 744 с.
4. Леглер В.А. Научные революции при социализме. http://www.socionavtika.narod.ru/Staty/diegesis/Legler/Legler_Gl2.htm, 2004.
5. Леглер В.А. К истории дискуссии в современной теоретической геологии // Вопросы истории естествознания и техники. 1988, № 3.
6. Леглер В.А. Тектоника плит как научная революция. В сб.: Геологическая история территории СССР и тектоника плит. – М.: Наука, 1989.
7. Леглер В.А. Истина дороже? // Знание-Сила. 1989, № 4.
8. Леглер В.А. Наука, квазинаука, лженаука // Вопросы философии. 1993, № 2.
9. Леглер В.А. Идеология и квазинаука. В сб.: Наука и власть. – М.: Изд. Института Философии АН СССР, 1990.
10. Количественные аспекты роста организмов. – М.: Наука, 1975. 292 с.
11. Материалы по науковедению. – Киев: СОПС (Совет по изуч. производит. сил Украинской СССР АН УССР), 1969. Выпуск 3. 142 с.
12. Прайс Д. Малая наука, большая наука. В сб. Наука о науке. – М.: Прогресс, 1966. С. 281- 384.
13. Селье Г. На уровне целого организма. – М.: Наука, 1972. 122 с.
14. Поппер К. Нормальная наука и опасности, связанные с ней. В сб. [2]. С. 525-537.
15. Брунер Дж. Психология познания. – М.: Прогресс, 1977. 412 с.
16. Вернадский В.И. Размышления натуралиста. Научная мысль как планетное явление. Книга вторая. – М.: Наука, 1977. 191 с.
17. Философские вопросы современной физики. – М.: Изд. АН СССР, 1952. Цит. по [4].
18. Против реакционного менделизма-морганизма. – М.-Л.: Изд. АН СССР, 1950. Цит. по [4].
19. Медведев Ж.А. Биологическая наука и культ личности. – М., 1962. Цит. по [4].
20. Наука и религия. 1966, № 10, с. 63-69. Цит. по [4].
21. Кузнецова Н.И. Жестокий опыт истории: уроки "советизации" науки и высшего образования // Вестник Российской Академии наук, 2004, том 74, № 2, с. 160-166.
22. Литературная газета. 04. 01. 1978. Цит. по [4].
23. Иорданский В.Б. Хаос и гармония. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1982. 344 с
24. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. – М.: Искусство, 1972. 319 с.
25. Литературная газета, 17. 10. 1979. Цит. по [4].
26. Краткий справочник агитатора и политинформатора. – М.: Политиздат, 1977. Цит. по [4].
27. Керам К. Боги, гробницы, ученые. – М.: ИЛ, 1963. Цит. по [4].
28. Валери-Радо Р. Жизнь Пастера. – М.: Изд-во иностранной литературы, 1950. 424 с.
29. Тарнас Р. История западного мышления. Перевод с англ. Т.Р.Азеркович. М.: Крон-Пресс, 1995. 448 с.
30. Чепиков М.Г. Современная революция в биологии. Философский анализ. – М.: Политиздат, 1976. 135 с.
31. Воронцов Н.Н. Развитие эволюционных идей в биологии. – М.: КМК, 2004. 432 с.
32. Антонов А.С. Геномика и геносистематика // Генетика. 2002. Т. 38, № 6, с. 751 -757.
33. Миркин Б.М., Наумова Л.Г. Наука о растительности. – Уфа: Гилем, 1998. 413 с.
34. Миркин Б.М. Теоретические основы современной фитоценологии. – М.: Наука, 1985. 137 с.
35. Красилов В.А. Нерешенные проблемы теории эволюции. – Владивосток: ДВНЦ АН СССР, 1986. 138 с.
36. Вебер Макс. Наука как призвание и профессия. В кн.Самосознание европейской культуры ХХ века. – М.: Политиздат, 1991. С. 130 - 153.
37. Назаров В.И. Идея «превращения» биосферы в ноосферу глазами биолога // Бюлл. Московск. общества испытателей природы. Отд.биол. 2004. Т.109, вып.3, С. 3-8.
38. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). – М.: Мысль, 1974. 488 с.
39. Конрад Н.И. О смысле истории. В кн. Н.И. Конрад «Запад и Восток». Статьи. – М.: Главная редакция восточной литературы, 1972. 496 с.
40. Рассел Бертран. Человеческое познание. Его сфера и границы. – Киев: НИКА-ЦЕНТР, Москва: Институт общегуманитарных исследований, 2001. 555 с.
41. Раменский С.Е., Ркменская Г.П., Раменская В.С. Выбор и обработка информации в процессе принятия управленческих решений. – Екатеринбург: Уральский гос. университет путей сообщения МПС РФ, 2001. 405 с.
42. Кара-Мурза С.Г. Советская наука и бюрократическая система: грани взаимодействия // Вопросы философии. 1989. № 4. С. 57 - 67.
43. От Эразма Роттердамского до Бертрана Рассела. – М.: Мысль, 1969. 304 с.
44. Писаржевский О.Н. В огне исканий. Штрихи творческого портрета Н.Н. Семенова. – М.: Советская Россия, 1965. 132 с.
45. Оппенгеймер Роберт. Летающая трапеция. Три кризиса в физике. – М.: Атомиздат, 1967. 79 с.
46. Науковедение. Реферативный журнал «Общественные науки за рубежом», серия 8. № 4. М., 1974. 257 с.
47. Ичас М. О природе живого: механизмы и смысл. – М.: Мир, 1994. 495 с.