Кант и философия права в России

Содержание

Введение

1. Политические и правовые учения Канта
2. Право и нравственность, их взаимосвязь
3. Этические основы учения о праве и государстве
4. Категорический императив Канта

Заключение

Список литературы

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

В настоящее  время прочно вошли в обиход, и на научном и на публицистическом уровнях, такие формулы, относящиеся к современному развитому гражданскому обществу, как «верховенство права»  или «правление права». Формулы, в которых  и содержится  лестная для приверженцев права  оценка этого института. 
 И  все же наиболее яркое и точное определение ценности  права  выражено в   кантовском  положении о том, что право человека  является самым святым из всего того, что есть у Бога на земле. 
       Вовсе не случайно в сочинениях Канта, затрагивающих вопросы права, неизменно присутствует слово «святое». «Наш долг, - говорил Кант, - состоит в том, чтобы глубоко уважать право других и как святыню чтить его». В последующих своих работах философ в ряде случаев использует указанное определение также   в отношении субъективных прав - прав отдельных личностей, общностей и даже всего человечества (Кант утверждает, например, что отказ от просвещения «тем более для последующих поколений, означает нарушение и попрание священных прав человечества»). Вместе с тем такую возвышенную    характеристику Кант со временем все более распространяет на всю правовую материю,  на объективное право. 
       Это относится и к обобщающему положению о том, что «право человека должно считаться священным». А главное - к тому приведенному выше положению, которое представляет собой оценку наиболее высокого смыслового значения,  - к положению о праве как самом  святом из того,  что есть у Бога на земле.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Политические и правовые учения Канта

Родоначальник немецкой классической философии И. Кант (1724–1804) в систематизированной форме обосновал политическую доктрину либерализма. Кант считал либерализм учением, единственно соответствующим разуму, и подвел под него философско-этическую основу.

Канта по праву называют философом свободы. Квинтэссенцией этики мыслителя является учение о том, что человек – существо не только природное, но и свободное. «Кант пролагает новые начала развития и определяет направление  юридико-политической мысли XIX века»

Учение о праве Кант в основном изложил в работах: «Основы метафизики нравственности» (1785); «Критика практического разума» (1788); «К вечному миру» (1795) и «Метафизика  нравов в двух частях» (1797), где он с позиций «практического разума»  дает рационалистическое обоснование  учения о праве и государстве.

Философские основы политико-правового  учения Канта содержатся в работе «Критика практического разума», где  он различает «вещи в себе» (сущность вещи) и явления. По Канту, «вещь в  себе» непознаваема для теоретического разума. Нельзя познать сущность Бога, свободы, бессмертия души. Но то, что  недоступно для теоретического разума, находит познание в моральном  сознании. Когда мы пытаемся познать  сущность вещей, мы сталкиваемся с неразрешимыми  противоречиями (антиномиями). С помощью  теоретического разума можно доказать, что Бог, свобода, бессмертие души есть и что их нет. Когда теоретический  разум впадает в агностицизм, тогда на помощь приходят моральное  сознание, «практический разум», которые  вселяют веру в эти непознаваемые  вещи.

В душе каждого человека живет нравственный закон – закон  должного, который называется у Канта  категорическим императивом. Это –  постулат морального сознания, он никак  и ниоткуда не выводится.

 

2. Право и нравственность, их взаимосвязь

Категория «правовой долг». Путь понимания в общественном мнении и в науке взаимоотношений  между правом и нравственностью  оказался в представлениях людей  довольно сложным, порой - причудливым  с переносом центра тяжести то на одну, то на другую категорию и  даже с действительными или кажущимися «поворотами назад». 
     С давних пор в общественном и индивидуальном сознании людей      утвердилось представление о приоритете нравственности над правовыми критериями поведения. Идеалы добра, взаимопомощи, а также моральные ценности и нормы (равного  общественного бремени, родительской любви, уважения к старшим и др.) почитались как нечто более высокое и значимое, чем формальные установления закона, судебные решения, легистские рассуждения и требования неукоснительного соблюдения «буквы». Довольно часто право под таким углом зрения рассматривалось и нередко рассматривается сейчас в качестве всего лишь известного «минимума морали». 
     Выражением такого поворота в научных воззрениях на соотношение права и морали  стала идея  строгого права, представляющая собой одну из сторон другой, более общей методологической категории, ранее уже освещенной, - чистого права. 
     Кант, характеризуя взаимосвязь права и принуждения, пишет: «Как вообще право имеет своим объектом внешнюю сторону поступков, так и строгое право, т.е. такое, к которому не примешивается ничего этического, не требует никаких определяющих оснований, кроме внешних; тогда оно чисто и не смешано ни с какими нравственными представлениями». 
«Очищение» права от всего, что к нему примешивается, - и со стороны фактических отношений, и со стороны этики, нравственных представлений - позволяет увидеть право в его собственной плоти, со всеми его собственными особенностями. И именно   потому понятие строгого права  стало одним из важных выводов, характеризующих итог развития идей Канта по данному кругу проблем, - формирование высокозначимого самостоятельного учения о праве, и отсюда выступает в качестве  смыслового центра его правовой концепции, предопределяющего с философской стороны все другие  его черты. Оно же, понятие строгого права, является исходным пунктом для понимания ряда новых сторон соотношения права  и морали. 
          В рассматриваемом контексте в философской литературе был выдвинут перспективный в научном отношении взгляд о взаимодополнительности права и морали (примечательно при этом, что  истоки философского обоснования такого взгляда  и были найдены  именно  у  Канта). 
     Надо полагать, однако, что в нашей науке глубина подхода Канта к проблеме соотношения права и морали, построенного на выделении строгого права, еще не получила должной оценки. Этот подход позволяет  не только вывести право (в регулятивной плоскости) на один уровень с моралью, но и - и это главное! - придать морали такое качество, которое на первый взгляд снова  возвышает мораль над правом и даже  будто бы возвращает нас «назад», но которое, в действительности, - и притом как это, ни парадоксально именно через моральные идеалы и ценности  -  качественно возвышает право, сообщает ему значение  священной категории - цели  в жизни человеческого сообщества - самого святого из того, что есть у Бога на земле.  
     Здесь нужно учесть, что функции морали как регулятора  (как и функции права - регулятора) ограничены ее регулятивным назначением. Для морали они сводятся к функциям критерия, на основе которого определяется оценка событий и поступков под углом  зрения таких категорий, как: правильно - неправильно, правда - неправда, хорошее - плохое, доброе - недоброе. 
Но мораль - не только регулятор; он одновременно выступает в качестве идеалов и ценностей. А это уже не только категории высокого, трансцендентного духовного мира, законы его духовной свободы, но и в этой связи - принципы, призванные придавать надлежащий духовный ранг, духовный статус тем или иным явлениям в области внешних отношений, внешней свободы, и прежде всего -  придавать  им качество «священного» явления. Отсюда и следует, что «священность» права во многом раскрывается через мораль - мораль, которая утверждается в гражданском обществе и через свои высшие идеалы, ценности возвышает право. Обратим внимание - не заменяет право, не становится более  высоким и более значимым, чем право, критерием  при оценке поведения людей, а напротив, действуя как духовный фактор, возвышает объективное право, придает ему  не только   регулятивную, но и  самую  высокую духовную значимость. 
     И такой эффект достигается, как мы увидим,  не только путем настойчивых деклараций, использования соответствующих определений, эпитетов, но и путем выработки особых категорий, выражающих моральную оценку права.  
     Эта категория - правовой долг. Приведу сначала  выдержку из сочинения Канта  «К вечному миру», а затем в ходе разбора  суждений философа попытаюсь обосновать  мысль о том, что именно через категорию «правовой долг» реализуется высшая моральная оценка права. 
Вот что пишет Кант: «И любовь к человеку, и уважение к  праву  людей есть долг; первое, однако, только обусловленный, второе же напротив- безусловный, абсолютно повелевающий долг; и тот, кто захочет отдаться  приятному чувству благосклонности, должен вначале полностью убедиться, что он не нарушил этого долга». И вслед за тем: «Политика легко соглашается с моралью в первом смысле (с этикой), когда речь идет о том, чтобы подчинить право людей произволу их правителей, но с моралью во втором значении (как учением о праве), перед которой ей следовало бы преклонить колени, она находит целесообразным не входить в соглашение, предпочитая оспаривать всю ее реальность и  всякий долг истолковывать лишь как благоволение». И здесь, замечает Кант, дает о себе знать «коварство боящейся света политики». 
    Необходимо сразу же заметить, что, по Канту, уважение к праву для людей не просто долг, а долг - безусловный, абсолютно повелевающий. Более того, Кант  противопоставляет его долгу «любить человека» - одному из центральных постулатов христианской религии, рассматривает его в качестве лишь «обусловленного долга», словом, возвышает долг людей в плоскости права (в другом месте он прямо называет его «правовым долгом») даже над  важнейшим религиозным началом, относящимся к самой сути христианства.

 

3. Этические основы учения о праве и государстве

 

 В основе учения Канта о праве и государстве лежит постулат: поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть в то же время принципом всеобщего законодательства. Кант утверждает, что каждое лицо обладает совершенным достоинством, абсолютной ценностью.

Главную цель учения о государстве  и праве Кант видит в том, чтобы  поднять, возвысить право из мерзости окружающего его бесправия. Он считает, что необходимо возвысить право  над государством. А государство, по Канту, должно быть органом защиты прав личности. Личность может потребовать  от государства того же, что и  государство от личности. Здесь, как  мы видим, Кант развивает идею взаимной ответственности государства и  личности. Он обосновывает и раскрывает сущность идеи правовой государственности  в целях охраны индивидуальных прав личности.

Принцип приоритетности неотчуждаемых  прав личности и положение о необходимости  их законодательного закрепления (в  юридическом законодательстве) вытекают из всей этико-правовой концепции Канта. Притом эти права служат как бы критерием легитимности всех юридических  актов, вытекающих из воли законодателя. Обоснование своих положений  Кант строит на двух категорических (безусловных) императивах (веления или запреты).

Важное значение Кант придавал проблеме правопонимания и ее точной формулировке. «Вопрос о том, – писал он, – что такое право, представляет для юриста такие же трудности, какие для логики представляет вопрос, что такое истина. Конечно, он может ответить, что согласуется с правом, т. е. с тем, что предписывают или предписывали законы данного места и в данное время. Но когда ставится вопрос, справедливо ли то, что предписывают законы, когда от него требуется общий критерий, по которому можно было бы распознать справедливое и несправедливое, – с этим он никогда не справится, если только он не оставит на время в стороне эти эмпирические начала и не поищет источника суждений в одном лишь разуме... Право – это совокупность условий, при которых произвол одного (лица) совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы». Кант выводит следующий всеобщий правовой принцип: «Всеобщий правовой закон гласит: поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом».

Кант связывает право  с правомочием принуждать. Он утверждает, что «все неправое препятствует свободе, сообразной со всеобщим законом, принуждение  же препятствует свободе или оказывает ей сопротивление. Следовательно, когда определенное проявление свободы само оказывается препятствием к свободе, сообразной со всеобщими законами (т.е. неправым), тогда направленное против такого применения принуждение как то, что воспрепятствует препятствию для свободы, совместимо со свободой, сообразной со всеобщими законами, т.е. бывает правым; стало быть, по закону противоречия с правом также связано правомочие применять принуждение к тому, кто наносит ущерб этому праву».

Как же согласовать этот главный принцип права с категорическим императивом? Кант различает право  в широком и в узком смыслах  слова. «Строгим правом (правом в узком смысле слова) можно назвать лишь совершенно внешнее право. Оно основывается, правда, на осознании обязательности каждого по закону, но для того чтобы определить в соответствии с этим произволом строгое право, чтобы быть чистым, не должно и не может ссылаться на это осознание как на мотив; поэтому оно опирается на принцип возможности внешнего принуждения, совместимого со свободой каждого, сообразной со всеобщими законами... С любым правом в узком смысле этого слова (ius strictum) связано правомочие принуждать. Но можно мыслить себе еще и право в более широком смысле (ius latum), где правомочие принуждать не может быть определено никаким законом. – Этих истинных или мнимых прав имеется два: справедливость и право крайней необходимости; из них первая допускает право без принуждения, второе – принуждение без права, и легко заметить, что такая двусмысленность покоится, собственно говоря, на том, что бывают случаи сомнительного права, для решения которых нет никакого судьи».

С одной стороны, Кант разграничивает моральное и легальное поведение, право с объективной стороны и право с субъективной стороны. Моральным можно назвать такое поведение, которое продиктовано внутренним осознанием долга. Правовое же поведение основано на выполнении предписаний закона, независимо от внутренних мотивов субъекта. Моральное поведение – сфера мотивов, в основе которой лежит особая моральная справедливость. Право — внешнее поведение; в основе его — внешние проявления воли. Здесь мотивы не важны. Власть не должна указывать, как поступать личности, и не должна регулировать свободу мысли. Государство не может задавать этические каноны. В сферу мотивов поведения, душевных побуждений, по Канту, государство не должно вмешиваться, нельзя заставлять человека быть счастливым и свободным.

Право с объективной стороны  заключается в подчинении всех общему моральному закону, а право с субъективной стороны характеризуется тем, что  каждый должен согласовывать свой произвол (свободу) со свободой (произволом) каждого  другого человека.

С другой стороны, Кант связывает  нравственность и право, так как  в основе права заложен нравственный принцип категорического императива, но мир права и мир морали нельзя отождествить, так как они автономны.

 

4. Категорический императив Канта

 
     В этике, как и в других сферах, существует традиция не только консервативности и застоя, но и радикальных преобразований. Последняя связана не с «ростом и дальнейшим совершенствованием» тех или иных добродетелей (ведь вместе с ними «растут и совершенствуются» соответствующие сопутствующие им пороки), а с решительным очищением и коренным обновлением сознания, как бы со вторым рождением души. В этой второй традиции видное место принадлежит автору "Критики практического разума".  
     Кант провозглашает нравственную установку, характер которой, законы которой существенно отличаются от тех, что преобладают в периоды спокойного и размеренного, постепенного развития, отличаются радикализмом предъявляемых требований: «эти законы повелевают, безусловно, каков бы ни был исход их исполнения, более того, они даже заставляют, совершенно отвлечься от него»; людям «достаточно того, что они исполняют свой долг, что бы ни было с земной жизнью и даже если бы в ней, быть может, никогда не совпадали счастье и достойность его» 
     В отличие от необязательных, только относительных и условных правил поведения долг выступает по самой своей сущности абсолютным требованием, следовать которому, как закону, надлежит, безусловно. Очень важно, что в обстановке бурных обсуждений и громких требовании прав - прав человека, его свобод - Кант своим категорическим императивом напомнил требование поступать всегда так, чтобы максима поступка могла в то же время стать принципом всеобщего законодательства. Действие не «сообразно с долгом», а «из чувства долга» - вот что имеет истинную нравственную ценность. Человек поистине нравствен только тогда, когда исполняет долг не ради какой - либо внешней цели, а ради самого долга. 
     Поведение, закон которого совпадает с законом природы, не имеет, по Канту, никакого отношения к нравственному закону. То, чего нет: в естественном законе,- это внутреннее принуждение. Моральную способность 
      «свободного самопринуждения» Кант называет добродетелью, а поступок, исходящий из такого умонастроения (из уважения к закону), - добродетельным (этическим) поступком. "Добродетель есть твердость максимы человека при соблюдении своего долга.— Всякая твердость узнается через те препятствия, которые она может преодолеть; для добродетели же такие препятствия - это естественные склонности, могущие прийти в столкновение с нравственным намерением... Всякий долг содержит понятие принуждения со стороны закона; этический долг содержит такое принуждение, для которого возможно только внутреннее законодательство». 
     Кант заботится о чисто интеллектуальном, «строгом образе мыслей», подчиняющем эмпирические суждения и действия «принципу исключения всего среднего между добрым и злым», о моральном "ригоризме", непримиримом к примирениям добра и зла: «Для учения о нравственности вообще очень важно не допускать, насколько возможно, никакой моральной середины ни в поступках, ни в человеческих характерах, так как при такой двойственности всем максимум грозит опасность утратить определенность и устойчивость». 
     Какой-нибудь, определенный нравственный долг, непреложный для одних культурно - исторических условий, может, однако, стать безнравственным требованием при изменившихся условиях. Еще Ф. Г. Якоби в своих возражениях Канту приводил целый ряд примеров из истории, поэзии и саг, доказывающих, что поступки, которые согласно формальной этике, по общепринятым моральным представлениям могли бы показаться преступлением, в действительности являются выражением высокой человеческой нравственности. Поэтому Якоби прямо требовал права на такое «преступление». С ним солидаризировался Гегель, напоминая, что закон создан для человека, а не человек для закона. 
     Гегель признает возвышенность кантовской практической философии, ее заслугу в выдвижении долга ради него же самого. Однако долг в такой форме не содержит в себе особенных, положительных определений. Долг есть долг. А ведь интересно знать, что же именно составляет долг. Кант делает такой вопрос бессмысленным, потому что устраняет из нравственного закона как раз всякое содержание, и попытка установить какое-либо содержание должна быть внутреннее противоречивым действием. В таком виде нравственный закон оказывается на деле ни к чему не пригоден. Он просто невыполним, ибо требуется в качестве должного выполнять «что-то, неизвестно что». Остаются только пустые декларации, что закон должен выполняться ради закона, долг - ради долга. Этот закон говорит лишь, чего нельзя делать, но не говорит, что нужно делать при различных обстоятельствах. 
     С другой стороны, Гегель далее показывает, что получается, если подойти к нравственному закону, «полностью лишенному материи законов»- отправляясь от поступков, максимы которых мы испытывали бы на пригодность быть принципами всеобщего законодательства. Тут уж любой императив сразу же может быть возведен в долг. Произвол может свободно выбирать между противоположными требованиями. Ведь для всякого поступка можно указать какое-нибудь общее основание и даже возвести его в обязанность. А в таком случае максима любого поступка может стать принципом всеобщего законодательства, «и нет ничего, что таким способом не могло бы сделаться нравственным законом». Рабство, крепостничество может стать, как это бывает на самом деле, не только принципом всеобщего законодательства, но и внутренней нормой, так что благодаря этому человек, если следовать кантовской логике, сделается «подлинно моральным». Кантовским «наивысшим законом» в силу - его формальности могут быть оправданы «все неправые и неморальные действия», максима любого произвола. Таким образом, нельзя считать оправданием нравственного правила то, что оно может быть признано желательным как общий закон. 
     Гегель обращает внимание на то совершенно выпадающее из кантовского анализа обстоятельство, что при возведении во всеобщий принцип максима по необходимости претерпевает преобразование: в ней происходит снятие определенности, которая сначала подразумевалась, так что содержание этой максимы начинает противоречить себе и, если оно делается принципом всеобщего - законодательства разрушает саму моральность. Всегда справедлива проверка настораживающим вопросом: а что если и вправду все будут всегда поступать так, как требует максима, претендующая на всеобщность? Что если, например, требование помогать бедным станет всеобщим принципом? Бедных не станет, и максима будет излишней, вообще непригодной к существованию.  
     Неразумно возводить частный и условный императив «помогай бедным» в общий, поскольку в нем определенность (бедность) уничтожается и уничтожается также условие помощи, так что императив обессмысливается. Но частная определенность (помогай) заключает в себе возможность другой частной определенности (противоположной: не помогай), и в этом «возможном инобытии» заключается, по Гегелю, безнравственность (помогать надо, но можно и не помогать). Если же какой-нибудь частности придается самодовлеющее значение, то в отношении нравственности допускается безнравственность. 
     Попытка взять долг в какой-либо определенности представляет для кантовской системы неодолимую трудность. Но даже будь она разрешена, все, же долг, в какой бы из ипостасей добродетели он, ни явился, оказался бы ограниченной добродетелью, исключающей другие, а это неминуемо ведет к коллизиям между ними. По Канту, такие коллизии легко устранимы. Из двух добродетелей, если они конфликтуют друг с другом, действительно добродетелью может быть только одна, та, что составляет долг. Либо долг не может противоречить долгу, либо он не есть истинный долг, и может относиться к области морали только как негативное, аморальное. Гегель разъясняет эту кантовскую точку зрения: «Если человек обладает данной определенной добродетелью, то, оставаясь ей верным, т.е. добродетельным в данном отношении, вне границ этой добродетели он может быть в своих действиях только порочным». Гегель восстает против негибкости, окостенелости, узости, односторонности такого понимания долга: диктатура долга ведет лишь к обострению несчастной «разорванности» человека, вразрез его целостности, вразрез гуманности. Если следовать Канту, то горе человеческим отношениям, не содержащимся в этом понятии долга, исключающего все остальные отношения. 
     Кант знает о разрушающей веление долга естественной диалектике, под которой он разумеет «наклонность умствовать наперекор строгим законам долга и подвергать сомнениям их силу, по крайней мере, их чистоту и строгость, а также, где это только возможно, делать их более соответствующими нашим желаниям и склонностям, т.е. в корне подрывать их и лишать всего их достоинства, что, в конце концов, не может одобрить даже обыденный практический разум». Но Кант знает и другую диалектику, которая возникает ив обычном нравственном сознании, когда оно развивает свою культуру и восходит к философии (практической), чтобы избавиться от двусмысленности, расшатывающей нравственные принципы). 
       Категорический императив Канта допущен лишь постольку, поскольку он сам себя упраздняет: он наперед «снят» и заранее принят в аспекте его не автономности. По Канту, долг - односторонняя и прочная цельность - реальная альтернатива моральной мягкотелости и противостоит последней, как принципиальность - компромиссам, как строгость - расплывчатости и неопределенности, дряблости и попустительству, как аскетизм - гедонизму, как последовательность - половинчатости, как решительность - бесхарактерности. 

 

Заключение

 

     Философия Канта действительно является своего рода замковым камнем в здании западной цивилизации, некоей точкой обращения самосознания Запада на себя. Другими словами, либерализм победил. Отныне либеральные максимы - либо прямо сформулированные, либо, по крайней мере, одобренные Кантом - перестали вызывать у кого - либо серьезные сомнения.  
     Что касается собственно философии, особенно философии социальной, тут дело обстоит еще яснее: чем дальше то или иное учение отдаляется от Канта, тем дальше оно от политического центра (в любую сторону).  
     Кант никогда не пытался всерьез обращаться к философии истории - при том, что данная тема его волновала. Он написал ряд интересных историософских эссе, но никогда не пытался ввести исторический материал внутрь своей системы - и не потому, что это было невозможно сделать.     Напротив, это получалось, и даже слишком легко, но ставило под сомнение то, чего хотел Кант: а именно, создание "железобетонной" системы, основанной на категорическом императиве как на единственно возможном априорном принципе нравственности. Релятивизм в этом вопросе - даже самый невинный - был в тот момент совершенно неприемлем. 
     В XX веке положение дел изменилось. В моду вошли историософские конструкции, основанные на понятиях замкнутой цивилизации, культурно-исторического типа, этноса. Все эти образования были объявлены непроницаемыми, непостижимыми друг для друга (как вещи сами по себе), и об этих непостижимых вещах были написаны целые библиотеки. Можно представить себе реакцию Канта на эти новые "грезы духовидцев", с легкостью проницавших движения душ древних ацтеков и тольтеков. Всё стало несоизмеримым, особым, уникальным, отличающимся от других - по крайней мере, на словах. Однако никакая "культурная уникальность" ничего не стоит вне ориентации в пространстве априорных форм, которые являются основами не вымороченной специфики, но подлинной идентичности. 
     Для того чтобы стать чем-то, нужно опираться на что-то реально существующее. На существующее всегда. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список литературы

 

1. Новгородцев П.И. История новой философии права (немецкие учения XIX века): Лекции. М., 1898.

2. Кант И. Основы метафизики нравственности. Кант И. М., 1965.

3. История философии. Философия ХV-XIX вв. под редакцией профессора Н.В. Мотрошиловой Москва

4. В.И. Курбатов «История философии». Конспект. Ростов – на –Дону: Издательство «Феникс», 1997г. 
5. Кант И. Сочинения  на немецком и русском языках, 1985 
6. Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права, 1980.