Философские идеи революционного народничества

И. Н. Мышкин утверждал, что приговор суда не имел никакого практического значения для личности в пореформенной России: «В Сибири я видел людей, оправданных судом и сосланных потом администрацию в такие места, где жизнь хуже, чем на каторге, в Сибири я видел людей, пробывших на каторге полное число лет, определенных судом, и которых, однако, администрация по собственному произволу продолжает держать в таком же положении, как каторжников, в Сибири я видел людей, сосланных без всякой вины, по капризу администрации...». И. Н. Мышкин показал продажность подавляющего большинства царских судебных чиновников, их полную зависимость от администрации, которая диктует судьям угодные ей приговоры. Он доказал, что в России действительной независимости суда нет. И. Н. Мышкин не видел никакой существенной разницы между судом дореформенным и судом, образованным на основе уставов от 20 ноября 1864 г.: и тот, и другой были учреждениями, созданными самодержавной властью в своих интересах.

      Критика судебной реформы народниками 70-х годов продолжала линию, намеченную революционерами-демократами 60-х годов. Вместе с тем в их позициях имеются значительные различия.

Революционно-демократический лагерь 60-х годов, руководимый лондонским центром А. И. Герцена и Н. П. Огарева, а также Н. Г. Чернышевским и его соратниками в России, не только подверг критике судебную систему царизма, не только показал ее враждебность народу, но и выдвинул конкретную программу борьбы за суд, отвечающий интересам народных масс. В работах Н. П. Огарева, Н. Г. Чернышевского и Н. А. Серно-Соловьевича была дана развернутая характеристика структуры той судебной системы, которую надлежало создать всенародно-представительному Земскому собору после ликвидации царского самодержавия. Революционеры-демократы имели свою судебную программу, которая, как представляется, была составной частью программы «Земли и воли».

      Народники не имели цельного плана борьбы за такой суд, такую систему отправления правосудия, которую следовало дать стране. В записке П. А. Кропоткина «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?» имеются общие указания на то, что «провинности каждого судятся в той артели, куда он приписан, по совести.». Это свидетельствует о том, что народники отрицали необходимость существования какой-либо судебной системы вообще, считая, что община, артель, коллектив тружеников должны осуществлять судебные функции в отношении своих членов. Они отрицали также и необходимость законов, регулирующих порядок рассмотрения дел.

      Такая позиция народничества непосредственно вытекала из признания самобытности русского экономического строя и крестьянина с его общиной, из рассуждений об особом укладе русской жизни, а также из весьма распространенных анархистских взглядов, отрицавших необходимость государства и его органов, в частности судебных. Все это и определило игнорирование народничеством специальной судебной системы и процессуального законодательства и привело их к выводу, что судебные функции вполне могут осуществляться общиной, артелью, руководствующимися в своей деятельности не нормами права, а морально-этическими принципами.

      Взгляды народников на суд были составной частью их мелкобуржуазного мировоззрения. Обращаясь к источникам народничества, В. И. Ленин отмечал, что отсталость страны явилась той питательной почвой, на которой возникло и развилось это движение, что «преобладание класса мелких производителей в пореформенной капиталистической России» обусловило прочность различных отсталых учений социализма. Он далее подчеркивал, что мелкобуржуазные теории народничества реакционны, поскольку они выступают в качестве социалистических. Однако В. И. Ленин был против отрицания революционного значения народничества 70-х годов. «Ясно, - писал, он, - что марксисты должны заботливо выделять из шелухи народнических утопий здоровое и ценное ядро искреннего, решительного, боевого демократизма крестьянских масс». Он показал, «что эти теории выражают передовой, революционный мелкобуржуазный демократизм, что эти теории служат знаменем самой решительной борьбы против старой, крепостнической России». В. И. Ленин назвал народников 70-х годов предшественниками русских марксистов, с беззаветной решимостью и энергией боровшихся с царизмом.

      Наступательный революционный демократизм народничества в полной мере проявился на известных политических процессах 70-х годов. Организованные царизмом для того, чтобы в гласном судебном разбирательстве дискредитировать революцию и ее сторонников и всемерно оправдать репрессии против революционеров, эти политические процессы были превращены народниками в мощный рупор пропаганды своих идей. Скамья подсудимых стала трибуной, откуда звучали пламенные речи Петра Алексеева, Ипполита Мышкина, Софьи Бардиной и многих других замечательных борцов против деспотизма и угнетения народа.

      Уже на первом политическом процессе (дело нечаевцев), проходившем в Петербургской судебной палате в июле-сентябре 1871 г., подсудимые-революционеры, используя провозглашенную судебными уставами от 20 ноября 1864 г. гласность, широко излагали свои политические убеждения и обрушились на существующий общественный и государственный строй. В донесении агента III отделения от 11 июля 1871 г. отмечается, что подсудимые «высказывают чисто социалистические и даже коммунистические воззрения, подробно развивают мысли о негодности настоящего общественного строя... словом, выступают апостолами нового социального и политического учения, первые заявляемого громогласно, апостолами, готовыми принять за свою веру мученический венец... Роли переменились: не общество и государство в лице суда являются обвинителем, а, напротив, они становятся обвиняемыми и обвиняются с силой и красноречием фанатического убеждения, как бы напрашивающегося на мученичество».

      Еще более яростные схватки с царизмом развернулись на процессе 50-ти в феврале-марте 1877 г., где перед особым присутствием сената проходила группа революционной народнической молодежи, создавшей «Всероссийскую социально-революционную организацию». Это была достаточно сплоченная народническая группа, смело бросившая вызов царскому деспотизму, открыто заявившая о своих революционных целях. Присутствовавшие в зале судебного заседания были потрясены героизмом и самоотверженностью революционной молодежи. «Подсудимые, - писал М. Коваленский, - не признавая царского суда судьей в исторической тяжбе между правительством и революцией, старались использовать суд для пропаганды своих идей через головы царских судей, задачей их было - доказать всему свету, что положение народа в России безвыходно, что на реформы сверху не может быть больше надежды, что единственный возможный выход - революция».

    На этом процессе прозвучали речи П. Алексеева и С. Бардиной, имевшие огромное значение в дальнейшем революционном воспитании народа. Особенно выделялась своей страстностью, верой в неизбежность революции и гибель самодержавного деспотизма речь П. Алексеева, которую В. И. Ленин назвал «великим пророчеством русского рабочего-революционера». П. Алексеев говорил от имени «миллионов людей рабочего населения» и гневно изобличал реформу 19 февраля 1861 г. «Мы по-прежнему остались без куска хлеба, с клочками никуда не годной земли, и перешли в зависимость к капиталисту». На ярких примерах он показал жесточайшую эксплуатацию рабочих, их нищенское, полузабитое существование, бедственное положение детей, трудящихся и закончил свою речь словами: «поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!».

     С. Бардина говорила, что задачи пропагандистов, идущих в народ, - внести в его сознание идеалы лучшего, справедливого общественного строя. Мы стремимся, продолжала она, уничтожить привилегии, обусловливающие деление людей на классы имущих и неимущих. «Наступит день, когда даже и наше сонное и ленивое общество проснется и стыдно ему станет, что оно так долго позволяло безнаказанно топтать себя ногами, вырывать из своей среды братьев, сестер и дочерей и губить их за одну только свободную исповедь своих убеждений... за нами сила нравственная, сила исторического прогресса, сила идеи, а идеи... на штыки не улавливаются».

      Эмоциональное воздействие речей Алексеева и Бардиной было настолько сильным, что это признавали и представители правительственной верхушки. Министр иностранных дел А. М. Горчаков упрекал министра юстиции за допущенную гласность процесса: «Вы думали убедить наше общество и Европу, что это дело кучки недоучившихся мечтателей, мальчишек и девчонок и с ними нескольких пьяных мужиков, а между тем вы убедили всех, что... это люди вполне зрелые умом и крупным самоотверженным характером, люди, которые знают, за что борются и куда идут... теперь вся Европа знает, что враги правительства не так ничтожны, как вы это хотели показать».

      С. М. Степняк-Кравчинский писал: «До этого процесса социалистов знала только молодежь... И вот разражается процесс 50-ти. Перед изумленной публикой проходят лучезарные фигуры девушек, которые со спокойным взором и с детски безмятежной улыбкой на устах идут туда, откуда нет возврата, где нет места надеждам - идут в центральные тюрьмы, на многолетнюю каторгу!». Он отмечал далее, что слово П. Алексеева- это «голос той многоголовой, многоязычной массы, которая в недрах своих носит будущее - неведомое, грозное, может быть кровавое…».

     Наиболее крупным политическим процессом 70-х годов был процесс по обвинению 193-х участников антиправительственной пропагандистской деятельности, известный под названием Большого процесса. Дело рассматривалось особым присутствием сената с 18 октября 1877 г. по 23 января 1878 г. Процесс проходил в исключительно острой и напряженной обстановке. А. Ф. Кони в своих воспоминаниях писал: «Тут говорились дерзости суду, явно высказывалось по адресу сенаторов, что их считают холопами и не верят в возможность беспристрастия с их стороны».

     В истории процесса 193-х центральное место занимает речь И. Н. Мышкина. Заявление замечательного революционера о том, что данный процесс - «это не суд, а просто комедия или нечто худшее, более отвратительное, позорное... чем дом терпимости, там женщина из-за нужды торгует своим телом, а здесь сенаторы из подлости, из холопства, из-за чинов и крупных окладов торгуют всем, что есть наиболее дорогого для человека», - вызвало горячую поддержку всех подсудимых, присутствовавших в зале, громким эхом разнеслось по всей России и далеко за ее пределами. И. Н. Мышкин сформулировал мотивы/ которыми руководствовалась народническая молодежь, используя судебную трибуну для разоблачения царского самодержавия: «Может ли позорить человека осуждение, произнесенное судом, который приговаривает на каторгу Новиковых, Радищевых, Чернышевских? Такое осуждение - не клеймо, а удостоверение в принадлежности к числу людей, которые не погрязли окончательно в пошлых, мелочных, личных заботах, в погоне за наживой и чинами, а посвятили свои силы, в большей или меньшей степени, на служение обществу».

      И. Н. Мышкин обобщил все преступления и безобразия правительства и бросил их в лицо ошеломленным и растерянным представителям власти перед взволнованной и пораженной публикой. С. М. Степняк-Кравчинский писал о блестящем поединке между умом, мужеством, ораторским искусством и жестокостью, насилием, олицетворенными в председательствующем сенаторе Петерсе. «Победа целиком была на стороне ума. Насилие было вынуждено сбросить маску и появиться во всем своем бесстыдстве. И когда представитель правительства, приведенный в ярость своим моральным поражением, прибег к насилию и приказал вывести своего противника... все присутствовавшие и все те, кто позднее читал отчеты о процессе, должны были осудить судей и вставали на сторону подсудимого, который, борясь с полицейскими, бросал с трибуны клеймящие фразы, показавшие подлинное лицо Петерса».

       И процесс 193-х не оправдал тех надежд, которые возлагались на него царизмом. Вместо осуждения и изоляции революционеров он привлек еще большие симпатии к народнической молодежи, способствовал притоку в революцию новых сил, заклеймил царизм и царское «правосудие».

В. И. Ленин и русские марксисты высоко ценили наступательный демократизм народничества 70-х годов, их непримиримую борьбу с самодержавно-бюрократическим строем и помещичье-капиталистической эксплуатацией народных масс. В. И. Ленин считал выдающейся заслугой их попытки поднять народ на революционную борьбу и восхищался самоотверженностью народничества, их беззаветной преданностью делу революции и резкой оппозиционностью русскому либерализму. Именно поэтому русские марксисты видели в плеяде революционеров 70-х годов своих политических предшественников по антиправительственной борьбе, несмотря на принципиальные теоретические расхождения.

Заключение

     Народничество выработало некоторые идейно-политическое направления, которые пытались осуществить на практике. Главные из них:

1.)пропагандистское, разрабатываемое  группой во главе с Лавровым,

2.)анархистское - с Бакуниным

3.)заговорщическое - с Ткачевым.

 Всем этим направлениям присущи демократические черты. Анархистские взгляды Бакунина сыграли определенную роль в становлении народничества. Его взгляды, как анархистские, были направлены на всяческое истребление владения человека человеком. Ткачев считал, что небольшая группа революционеров способна свергнуть правительство и взять власть в свои руки. Вопрос о возможности захвата власти этой группой долго дискутировался. Итог: небольшая группа революционеров сделать это способна, но опираясь на народную массу.

      Теоретические воззрения народников были проверены революционной практикой. Ошибочные и порочные взгляды были отвергнуты, прогрессивные же были и использованы борцами с политикой самодержавия.

Список литературы

1.Ананьич Б.В. Кризис власти и реформы в России на рубеже XIX-XXвв. В исследованиях американских историков. // Отечественная история, 1992, №2.

2.История России IX - XX вв. Пособие  по отечественной истории для  старшеклассников, абитуриентов и  студентов. / Под редакцией М.М. Шумилова, С.П. Рябинкина. С-П. 1997

3. История России с древности  до наших дней. / Под редакцией  М.Н.Зуева, М., «Высшая школа», 1998 год.

4. История СССР. 1861-1917: Учебник/Под  ред. Тюкавкина В. Г. - М.: Просвещение, 1989.