Философская и научная картина мира

Если и можно говорить об абсолютности движения, то с учетом всех тех обстоятельств, на которые  указывалось выше, а именно: движение абсолютно в смысле универсальности  этого свойства, неразрывной его  связи с материей. (Хотя при этом, как правило, предусматривается, что  движение присуще также нематериальным явлениям.) Однако с тем же успехом  можно говорить и об абсолютности покоя, сохранения, как столь же универсального свойства материальных (и нематериальных) систем.

Не следует бояться  парадоксов, если они имеют реальное содержание. Есть реальное противоречие в том, что движение мы рассматриваем  как абсолютное, поскольку оно  присуще всем известным и предполагаемым материальным и духовным процессам  и представляет собой, насколько  могут свидетельствовать наука  и практика человечества, неотъемлемое свойство всех известных нам систем. Отсутствие или прекращение движения противоречило бы всем законам, открытым наукой. Однако в самом смысле этого  понятия заложено противопоставление движения и покоя. Это всегда движение, изменение относительно того, что  принимается в данном случае как  неподвижное, неизменное. Мы понимаем при этом, что сами покоящиеся, неизменные предметы в действительности движутся, преобразуются в другой «системе отсчета» и т.д. Таким образом, в  определениях данных категорий есть доля условности, определенный, допустимый теоретически и практически произвол, элемент субъективности. Нельзя забывать о том, что эти понятия образованы человеком; исходя из определенных целей  познания и практики. Можно ли в  таком случае придавать понятиям «абсолютное» и «относительное»  буквальный онтологический смысл? Разумеется, нет. Но и отказаться от них, несмотря на их «метафизический» балласт, которым  их снабдили различного рода системосозидатели, нет никаких причин. Как и со всеми философскими категориями, с ними надлежит обращаться с учетом всех конкретных обстоятельств, в которых они могут использоваться вполне правомерно.

Итак, после этого «гносеологического»  отступления вернемся к категориям, которые интересуют нас прежде всего: движение и сохранение. Уже лишь из-за их альтернативности, неразрывной взаимосвязи они должны рассматриваться как относительные. Движение отнюдь не заканчивается там, где начинается покой. Так же как покой, сохранение не начинается там, где иссякает движение. Эти категории взаимопредполагают и взаимоисключают друг друга, поскольку в самой действительности движение внутренне содержит в себе момент постоянства, а это последнее возможно лишь на основе определенной формы движения. Как ни банально это звучит, но налицо их взаимопроникновение.

Говоря об изменении чего-либо, надлежит подчеркивать не только внешний, не изменяющийся фон, но и внутренние факторы сохранения, инвариантности, составляющие собственно содержание данных процессов. И наоборот: акцентируя внимание на сохранении, следует брать в  рассмотрение не столько внешний  фон изменяющихся явлений, сколько  внутреннюю динамику этой устойчивости, не боясь противоречий, которыми приходится при этом оперировать, ибо эти  противоречия как раз и позволяют  уловить суть процессов.

Излишнее внимание к внешнему фону, от которого лишь частично, относительно зависит содержание рассматриваемых  процессов (будь то изменение или  сохранение), неизменно приводит к  тем деформациям, на которые указывалось  выше, когда неизбежно абсолютизируется то одна, то другая сторона.

Абсолютизация движения и  недостаточное внимание к аспектам устойчивости, сохранения оказались  в марксистской философии на долгие годы причиной недооценки факторов сохранения, стационарности, цикличности происходящих в мире процессов. Это стало особенно ощутимым и даже пагубным тогда, когда  наука перешла к изучению сложных  динамичных систем в связи с задачами поддержания их функционирования и  стабильного развития. Вовсе не случайными были коллизии марксистской философии  с кибернетикой, объявлявшейся «буржуазной  лженаукой». Корни резко негативного  отношения к новому научному направлению  следует искать, как ни странно, в  глубоких пластах философии, которые  складывались в СССР в период ее активной догматизации в 20-40-х гг. прошлого столетия.

Суть научных проблем, поднятых кибернетикой, состояла в  необходимости исследования условий  и механизмов функционирования стационарных систем, одним из главных признаков  которых было действие механизма  обратной связи. Именно этот механизм, согласно идеям родоначальника кибернетики  Н. Винера, был ответствен за стабильность и устойчивость сложных систем. Если поведение объекта зависит от воздействия на него, это свидетельствует  о наличии в системе обратной связи между воздействием и ее реакцией. При этом «поведением» называется любое изменение объекта по отношению  к окружающей среде. Поведение системы  может усиливать внешнее воздействие  — это называется положительной  обратной связью. Если же оно уменьшает  внешнее воздействие, то это отрицательная  обратная связь. Если это внешнее  воздействие сводится к нулю, говорят  о гомеостазисе или о гомеостатической обратной связи. Так, температура человека остается при жизни постоянной именно благодаря гомеостазису, поддерживающему  давление в кровеносных сосудах. Свойство, остающееся без изменения, называют инвариантом системы.

Механизм обратной связи  делает систему принципиально иной, чем при простом взаимодействии структурных элементов, повышая  степень ее внутренней организованности, обеспечивая ее самоорганизацию  и самосохранение. Кроме того, «наличие механизма обратной связи делает поведение системы целесообразным, так как поведение объекта  управляется величиной ошибки в  отношении объекта к некоторой  специфической цели». Активное поведение  системы может быть случайным  или целесообразным, если «действие  или поведение допускает истолкование как направленное на достижение некоторой  цели, т.е. некоторого конечного состояния, при котором объект вступает в определенную связь в пространстве или во времени с некоторым другим объектом или событием».

Аристотель, между прочим, в числе причин функционирования мира наряду с материальной «формальной» действующей назвал и целевую. Религиозное понимание целесообразности основывается на представлении о том, что Бог создал мир с определенной целью, и стало быть, мир в целом целесообразен. Научное же понимание целесообразности строилось на обнаружении в изучаемых предметах объективных механизмов целеполагания. Поскольку в Новое время и позднее наука изучала простые системы, постольку она скептически относилась к понятию цели. Положение изменилось в XX в., когда естествознание перешло к изучению сложных систем с обратной связью, так как именно в таких системах существует внутренний механизм целеполагания. Системы изучаются в кибернетике по их реакциям на внешние воздействия, другими словами, по тем функциям, которые они выполняют в составе целого. Наряду с субстратным (вещественным) и структурным подходами, кибернетика ввела в научный обиход функциональный подход как еще один вариант системного анализа в широком смысле слова. XX век был веком связи и управления. В этом плане требовалось еще одно понятие, которое было давно известно, но лишь сравнительно недавно приобрело фундаментальный научный смысл, — информация (ознакомление, разъяснение) как мера организованности системы в противоположность понятию энтропии как меры неорганизованности.

Понятие информации приобрело  такое большое значение, что дало название новому научному направлению, возникшему на базе кибернетики, —  информатика.

Кибернетика выявляет зависимость  между информатикой и другими  факторами стабильности систем.

Информация растет с повышением разнообразия системы, нона этом ее связь с разнообразием не кончается. Одним из основных законов кибернетики является закон «необходимого разнообразия». В соответствии с ним эффективное управление какой-либо системой возможно только в том случае, когда разнообразие управляющей системы больше разнообразия управляемой системы. Учитывая связь между разнообразием и управлением, можно сказать, что чем больше мы имеем информации о системе, которой собираемся управлять, тем эффективнее будет этот процесс. Не менее важным понятием в изучении стационарных систем является понятие воспроизводства. Это одно из ключевых понятий, так как стационарной, самоуправляемой системой может быть названа только та, которая обеспечивает воспроизводство. Воспроизводство как создание себя (в себе и в другом) возможно как у машин, так и у живых систем.

Идеи равновесия, стабильности, инвариантности получили «свежее» дыхание  в кибернетике, как известно, для  решения прежде всего технических задач. Однако с помощью старой техники человеку еше удавалось поддерживать равновесие между материальным и социально-культурным прогрессом. В XX столетии, когда техника в своей электронной, лазерной, ядерной и других версиях приобрела статус доминирующего, практически независимого и даже не вполне контролируемого фактора, равновесие было нарушено, по-видимому, безвозвратно. Даже в том случае, если человечеству удастся поставить технику под надежный контроль, едва ли прервется цепная реакция этих научно-технико-эколого-социальных изменений. Понадобятся, очевидно, очень сильные рычаги сохранения стабильности и равновесия в системе «общество — природа — техника».

Применение системного анализа  к изучению микро- и макросистем  — городов, корпораций, отраслей промышленности, аграрного сектора, не дает, по мнению многих ученых, должных ответов на назревшие вопросы. Главным предметом  изучения для этого должны стать  глобальные системы и глобальные тенденции, затрагивающие их.

Так, постепенно обретает очертания  концепция динамического равновесия, весьма сходная с принятым в физике состоянием «устойчивого равновесия». Общество в состоянии динамического  равновесия представляется в различных  глобальных моделях развития как  такая структура, в которой в  ответ на изменения внутренних и  внешних условий устанавливается  новое, соответствующее этим изменениям внутреннее равновесие, как и в  пределах всей среды обитания человека. Человечество как система нуждается прежде всего в балансе политических сил, но, кроме этого, в поддержании и восстановлении соответствующего социального и экологического равновесия. Однако это равновесие не может быть достигнуто без активного участия человека и его властных структур, в отличие от природных живых систем, наделенных естественной способностью к самоуравновешиванию благодаря соответствующим гомеостатическим свойствам. Общество все глубже осознает, что одна из его новых обязанностей, определившихся уже в середине XX столетия, состоит в том, чтобы поддерживать устойчивое равновесие в глобальной мировой системе отношений.

В погоне за научно-техническим  или социальным прогрессом, весьма неразборчиво прибегая к разного  рода экстремальным средствам и  методам, не только политики, но и ученые, люди трезвого ума, зачастую забывали о том, что следует прежде всего задумываться именно над равновесием, сохранением достижений цивилизации и природных ресурсов. Чтобы не исчезнуть окончательно, человек должен не только справиться с социальными коллизиями, но и достигнуть гармонии с окружающей его средой. И если в настоящее время ощущается необходимость перемен, то прежде всего в направлении усилий науки, техники и всего социума на сохранение довольно шаткого баланса в системах «техника —- природа», «потребность — ресурсы», «Восток — Запад» и др. А что не должно быть сохранено, что действительно подлежит преодолению, так это существующее глубокое неравенство между членами человеческого сообщества в распределении богатств, власти, доходов и возможностей удовлетворения творческих, интеллектуальных потребностей. Только при этом условии XXI век в отличие от предшествующего станет эпохой стабильного развития и гуманизма.

5. Принцип причинности

Когда человек задумывается, например, над вопросами: «Почему  лето было слишком жарким?», «Чем объяснить  передачу по наследству от отца к сыну некоторых способностей и особенностей характера?», «Нужно ли осушать приморские заболоченные районы или сохранить  их такими, какие они есть?», «Как предвидеть землетрясение?»,— его  интересует существование причинной  зависимости между предметами и  явлениями действительности. Для  решения одних практических задач  он должен знать причину известного ему явления, для решения других — следствие, наступившее или  возможное в будущем.

Тот факт, что люди предпринимают  научные объяснения и предсказания для решения назревших проблем, сам по себе свидетельствует о  том, что причинные зависимости  и законы в природе и обществе существуют независимо от того, когда  и как человек осознает их существование. Наши знания о причинности являются лишь более или менее отчетливым и точным отражением объективных  отношений между явлениями, причем это отражение формируется и  опосредуется практическими целями и потребностями общества.

Воспроизведем определение  понятия причинности, которое можно  считать общепринятым в современной  философии и науке: причинность  представляет собой такую форму  связи, при которой одно явление (А) порождает другое (В). Долгие споры  вокруг проблемы причинности касались прежде всего вопроса о том, существует ли причинная зависимость явлений объективно или порождена особенностями и возможностями человеческого познания. При уточнении этого определения обычно указываются такие элементарные признаки причинности, как:

изменение (возникновение) предметов  и явлений;

последовательность событий  во времени. Так или иначе (даже если речь идет о явлениях духовного мира), ни один из этих признаков не зависит  необходимым образом от субъекта познания, его мыслей или чувственных  данных и не предполагает наличие  каких-либо мистических сущностей. В этом и состоит объективность  содержания понятия причинности, выражающего  один из наиболее существенных аспектов всеобщей связи явлений.

Однако философский анализ этого понятия не ограничивается одним лишь выявлением его объективного содержания. Те реальные проблемы и  трудности, с которыми сталкивается наука, не только вытекают из ошибочного понимания понятия причинности, но оказываются нередко результатом  недооценки абстракций и допущений, с которыми связано его определение. Следовательно, с методологической точки зрения, т.е. сточки зрения эффективности  решения проблем, касающихся принципа причинности, важно иметь в виду не только объективное содержание понятия причинности, но и субъективный аспект, а точнее говоря, все тонкости соотношения, диалектики объективного и субъективного.