Философия скептицизма и стоицизма

метил черты медицинского учения «методиков», которые казались ему близкими к собственному его скептицизму. В «методическом» течении Секст видел «единственное из медицинских учений», которое, как он думал, «не торопится чрезмерно с суждением о неочевидном», не заявляет гордо о том, что воспринимаемо и что невоспринимаемо, но «следует явлению и берет от него то, что кажется помогающим, по способу скептиков».

Эта оценка «методиков»  породила один из запутаннейших вопросов истории скептицизма — вопрос об отношении Секста к обеим существовавшим в его время школам врачей. Согласно прозвищу, данному Сексту Диогеном, а также согласно сообщению псевдо-Галена, Секст принадлежал к школе «эмпириков». Согласно приведенным выше разъяснениям самого Секста, наиболее близкими к скептицизму следует считать не «эмпириков», а именно «методиков». Эти противоречия в свидетельствах античных авторов отразились в историко-философской литературе. Так, Эдуард Целлер, Брошар, Пауль Наторп и Сессэ причисляют Секста к эмпирикам. Некоторые авторы, например Паппенгейм, считают Секста «методиком». Наконец, Филиппсон, опираясь на некоторые, впрочем достаточно двусмысленные, выражения Секста, находит, будто Секст был ближе к «эмпирикам» — в своем опровержении логиков и к «методикам» — в своих «Пирроновых положениях». Все эти гипотезы встречают трудности в недостаточности наших сведений о действительных различиях между обеими медицинскими школами.

Сочинения Секста

Сексту принадлежат, кроме  «Пирроновых положении», пять книг «Против догматических философов» и шесть книг «Против ученых» (а не «против математиков», как  переводят некоторые). Последнее сочинение развивало критику основных понятий не только математики (т. е. арифметики и геометрии), но и всех остальных наук того времени: грамматики, риторики, астрономии и музыки.

Три черты характерны для работ Секста: 1) тесная связь  его скептических аргументов с данными современной ему медицинской науки; 2) стремление представить скептицизм как совершенно беспрецедентное и оригинальное философское учение, не допускающее не только смешения, но и сближения с другими философскими учениями; 3) обстоятельность изложения, пред

ставляющего своего рода энциклопедию античного скептицизма, или, как выразился Брошар, «общий итог всего скептицизма»: «la somme de tout le scepticisme».

В огромном множестве  наблюдения и факты, из которых Секст  выводит постулат скептического  «воздержания», принадлежат к наблюдениям  и фактам медицины, физики, физиологии и зоологии; менее часты наблюдения, почерпнутые из метеорологии и минералогии. Впрочем, как бы ни решался вопрос об отношении Секста к «эмпирикам» и «методикам» (в специально медицинском значении этих понятий), не подлежит сомнению, что в целом его учение основывается на обработке большого эмпирического материала. Не только в поздней античности, но и в новое время философы, стремившиеся доказать противоречивость, относительность и недостоверность чувственных восприятий, представлений и образов воображения, постоянно черпали свои аргументы и примеры из книг Секста. Ссылки Декарта на недостоверность чувственного восприятия, показывающего весло преломленным, когда оно погружено в воду, и прямым, когда оно вынуто из воды, или же башню круглой, когда ее рассматривают издалека, и квадратной — с близкого расстояния, заимствованы им из аргументов того же Секста.

Попытки Секста отмежевать скептицизм от других учений

С большой настойчивостью пытается Секст установить специфические  особенности скептицизма, делающие недопустимым смешение скептицизма  с другими учениями. Так, согласно Сексту, скептицизм должен быть строго отличаем от учения Гераклита о противоположностях: в отличие от Гераклита, скептики высказывают общее у них с гераклитовцами утверждение, будто «противоположное кажется в отношении одного и того же» не догматически,, а как утверждение, составляющее общую предпосылку чувственного опыта всех людей. Не менее резко отличие скептицизма и от учения Демокрита: хотя Демокрит, по-видимому, приближается к скептикам, говоря, будто мед сладок «ничуть не больше», чем горек, от скептицизма его учение отличается тем, что он догматически отрицает бытие обоих этих качеств, в то время как скептик отказывается от ответа на вопрос, существует ли на деле или нет то или другое качество. От киренаиков, сводящих, наподобие скептиков, все 

представления к человеческим состояниям, скептицизм отличается целью: в то время как для киренаиков цель — наслаждение, для скептиков она состоит в невозмутимости. .От Протагора, по-видимому, признающего «троп» относительности, скептицизм отличается тем, что, принимая тезис текучести и относительности явлений, их соотносительность с человеком, скептицизм воздерживается от имеющегося у Протагора догматического сведения этой текучести к природе текучей материи. Наконец, от философских учений Академии, в особенности Новой, во многом, по-видимому, близких к скептицизму, скептиков также отличает немалое. Для академиков характерна догматическая решительность, с которой они утверждают, будто «все невоспринимаемо», в то время как скептик воздерживается от подобных утверждений и не теряет надежды на то, что, пожалуй, нечто, может быть и воспринято. Особенно подробно Секст останавливается на разборе воззрений академика Аркесилая. Секст не отрицает большой близости взглядов Аркесилая, главы средней Академии, к скептицизму: подобно скептикам, Аркесилай отказывается от суждений о существовании или несуществовании, от предпочтительного выбора, того или другого из противоположных суждений. Но весь этот близкий к скептицизму метод мышления был в руках Аркесилая — так утверждает Секст — не действительным убеждением скептика, а только испытующим приемом, имевшим целью проверить пригодность и подготовленность учеников к усвоению догматических положений учения Платона.

Обстоятельное и энциклопедическое  изложение Секста охватывало весь круг теоретических и практических вопросов и проблем скептицизма. Разрабатывая свои сочинения, Секст широко использовал работы своих предшественников, особенно Тимона и Энесидема. В изложении Секста все факты ранней истории скептицизма вливаются в один общий поток идей школы без надлежащей исторической дифференциации. При этом Секст, однако, прекрасно освещает проблематику, метод исследования и эмпирический фундамент крупнейших ее представителей.

Последним — впрочем, незначительным — руководителем  школы скептицизма был Сатурнин, живший, по-видимому, в начале III в. н. э.

Оценка античного скептицизма  Гегелем

В развитии скептической точки зрения античному скептицизму  принадлежит особое место. Гегель правильно  отметил преимущество античного  скептицизма по сравнению со скептицизмом нового времени: только первый «носит подлинный, глубокий характер» [19, т. X, с. 409]. В то время как другие философские учения либо утверждают, что они уже нашли истину, либо с порога отвергают возможность установления, античные скептики ищут истину, и их философия есть ищущая, испытующая, исследующая. Как философское учение скептицизм «направлен против рассудочного мышления, которое признает отдельные различия- последними, сущими различиями» [19, т. X, с. 408]. Скептические «тропы», особенно пять поздних, добавленных Агриппой, представляют, согласно оценке Гегеля, «основательное оружие против рассудочной философии» [там же, с. 438], имеют предметом своего опровержения «самую сущность определенности», а само развитое скептиками опровержение определенного Гегель называет «исчерпывающим». По словам Гегеля, «требовалась удивительная сила отчетливой абстракции, чтобы во всяком конкретном материале, во всем мыслимом познать эти определения отрицательного или противоположения и в этом же определенном находить его же границу» [там же, с. 440]. По Гегелю, утверждение скептицизма, будто все лишь кажется, не является субъективным идеализмом, так как в утверждении этом, поскольку оно «вскрывает противоречие в одном и том же предмете», содержится объективная сторона [там же, с. 420]. Поскольку скептицизм относительно всякого содержания, будь то ощущаемое или мыслимое содержание, доказывает, что оно лишь кажется и что ему противостоит противоположное ему содержание, он «является, — утверждал Гегель, — моментом самой философии» [там же, с. 420].

Скептицизм – это  единственная идеология, которая не отрицает правоты других идеологий. Никакое другое учение не является столь же терпимым к другим идеям, как скептицизм. Сомнение как сущность скептицизма означает, что нельзя однозначно соглашаться с каким-либо суждением, но при этом нельзя и однозначно его отвергать. То, во что верят люди, вполне может оказаться истиной, хотя и нельзя исключить, что они ошибаются. Следует специально оговорить, что скептицизм не утверждает невозможности найти окончательную истину: она лишь пока не найдена, и надо искать ее. На сегодня пока еще ни одно из выдвинутых человечеством учений не соответствует требованиям, предъявляемым к истине. Более того, эти требования столь высоки, что нынешний уровень развития познания и познавательных средств человека не позволяет рассчитывать, что истина обнаружится в ближайшее время.

Скептические мотивы в истории  общественной мысли народов мира обнаружили себя уже в глубокой древности  – от Древнего Китая до Древнего Рима. А.Ф.Лосев обоснованно полагал, что вся античная философия пронизана скептицизмом [i]. Основателем скептицизма в чистом виде, а не в виде второстепенного мотива, стал древнегреческий мыслитель Пиррон (приблизительно 365–275 гг. до нашей эры) из Элиды на Пелопоннесе. Он принимал участие в восточных походах Александра Македонского, а после них путешествовал по Индии, где общался со святыми, аскетами и магами. Вернувшись, Пиррон учредил свою философскую школу в Элиде.

Скепсис у Пиррона не является самоцелью, но есть средство обретения душевного  покоя. Индифферентизм и обесценение  всех общепринятых ценностей человеческого  существования, понимаемые как избавление от «бредового наваждения», не ведут  при этом ни к отшельничеству, ни к социальному аутсайдерству или эпатированию обывателей, как это бывало в других философских школах и религиях. Пиррон даже принял должность верховного жреца и был удостоен бронзовой статуи за заслуги перед городом; афиняне преподнесли ему почетное гражданство. Абсолютная автономия личности и полный отказ от желаний, «первейшего из всех зол», подавление всех эмоций (особенно страха и боли) доводится до преодоления инстинкта самосохранения: смерть «ничуть не более» страшна, чем жизнь.

Главной целью философствования Пиррон считал достижение счастья (эвдимонии), для чего необходимо задаться тремя  вопросами:

каковы вещи по природе?

как мы должны к ним относиться?

что для нас от этого проистекает?

Пирроновские ответы таковы:

вещи неразличимы и безразличны, неустойчивы и не допускают о себе определенного суждения; наши ощущения и представления о них не могут считаться ни истинными, ни ложными;

поэтому надо освободиться от всех субъективных представлений, «не склоняться»  ни к утверждению, ни к отрицанию, воздерживаться от каких-либо определенных суждений, оставаться «непоколебимым» и обо всем рассуждать: «это ничуть не более так, чем так», или «это и не так, и не так», или «это ни так, ни не так»;

из такого отношения возникают  сначала афасия (состояние, при котором о вещах больше нечего сказать), затем атараксия (безмятежность, невозмутимость), а затем апатия («тишина», бесстрастие).

Ближайшими учениками Пиррона  были Тимон из Флиунта (320–230 гг. до нашей  эры), Гекатей Абдерский и учитель Эпикура Навсифан. У Пиррона были и другие ученики, но от них, кроме имен, ничего не осталось.

Поскольку Пиррон не писал философских  трактатов, Тимон стал первым писателем  скептической школы – он едко высмеял  в своеобразных пародийных стихах (так  называемых «силлах») мыслителей, не разделявших идей скептицизма. Подобно Пиррону, и для Тимона наиболее животрепещущим вопросом философии был вопрос о поведении человека и о высшем доступном для него блаженстве. Признавая равноценность всех возможных суждений относительно природы вещей, Тимон также обосновывал необходимость воздержания от суждений и идеал совершенной невозмутимости.

После смерти Тимона и прекращения  деятельности его учеников развитие школы скептицизма прерывается  примерно на двести лет. Идеи скептицизма были восприняты платоновской Средней Академией в лице Аркесилая (315–241 гг. до нашей эры) и Новой Академией в лице Карнеада Киренского (214–129 гг. до нашей эры). Академический скепсис был существенно более радикален, чем скепсис классический – он, вообще, отрицал возможность адекватного познания. Такую позицию, хотя она и пользуется скептической аргументацией, никак нельзя отнести к скептицизму в собственном смысле слова. Скептики говорят, что нельзя однозначно отрицать достижимость истины, академики же делают это и тем самым формируют позицию, названную агностицизмом.

Лишь в первом веке до нашей эры  Энесидем из Кносса возродил скептицизм как самостоятельное направление. В начале нашей эры его последователями  были Агриппа, Менодот и Феод. Последними скептиками стали Сатурнин и Секст Эмпирик (II-III века нашей эры).

Секст Эмпирик является единственным скептиком, от которого дошли до нас  довольно обширные произведения. А  так как Секст Эмпирик и  вообще был одним из последних  скептиков в античном мире, то его  произведения являются наиболее зрелым и наиболее систематическим продуктом всей деятельности древних скептиков за много веков. В качестве первичных и наиболее авторитетных источников скептицизма традиционно выделяются именно произведения Секста Эмпирика «Против ученых» и «Три книги Пирроновых основоположений», а также специально посвященные скептикам разделы книги античного историка философии Диогена Лаэртского (1-я половина III века нашей эры) «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов».

Весь древний скептицизм представлен  всего какими-то двумя десятками  мыслителей, творивших на протяжении почти семисот лет, причем с почти двухсотлетним перерывом внутри этого периода. После Секста Эмпирика скептицизм как самостоятельное движение прекратился. На протяжении следующих тысячи семисот лет мы встречаем лишь скептические мотивы, отдельные скептические идеи в контексте других систем. Пьер Абеляр, Николай Кузанский, Эразм Роттердамский, Агриппа Неттесхеймский, Мишель Монтень, Жан Боден, Пьер Шаррон, Пьер Бейль, Рене Декарт, Вольтер, Дени Дидро, Дэвид Юм, Иммануил Кант, позитивисты всех трех волн (в том числе юристы-позитивисты) – вот далеко не полный список выдающихся мыслителей, отдавших дань скептицизму. Особенно любопытно, что такие положительные мыслители, как Гегель и Ленин, ценили скептицизм крайне высоко, считая его одной из важнейших школ в истории человеческой мысли [ii].

Важно четко уяснить, что, хотя скептицизм является одним из фундаментальных  направлений философии, он никогда  не замыкался в чистой теории, но всегда выступал как жизненно-практическое учение, решающее проблемы стратегии человеческого поведения. Древние скептики отрицали возможность объективного критерия истины, поскольку для выбора критерия необходим критерий выбора и так далее в бесконечность. Но необходимость действовать, принимая определенные решения, заставляет скептиков признать, что хотя, возможно, и нет критерия истины, но есть критерий практического поведения. Этот критерий должен основываться на «разумной вероятности» (Аркесилай). Скептики разрабатывают условия, соблюдение которых повышает вероятность знания, доставляемого наблюдением и экспериментом («три степени вероятия» в Академии, «напоминающий знак» у Секста Эмпирика, три вида опыта у Менодота). Но главные принципы поведения выводились древними скептиками из их основной идеи: если мы ничего не можем сказать о нашей жизни, значит, мы ни к чему не можем стремиться и ничего не будем избегать: «Если же кто-либо скажет, что ничего нет по природе достойного более выбора, чем избегания, и более избегания, чем выбора, то, в виду того, что каждое из них относительно и в различное время и при различных обстоятельствах то достойно выбора, то избегаемо, он будет жить счастливо и безмятежно, не возносясь при благе как благе и не унижаясь при зле как зле, бодро встречая неизбежно случающееся, свободный от беспокойства насчет мнения, по которому что-либо считается злом или благом» [iii].