Чувственное, рациональное и интуитивное познание

Понятия "знание" и "незнание" постоянно выступают в логической зависимости друг от друга, демонстрируют взаимопереходы. Ведь впервые обнаруженное нами незнание чего-либо есть тоже новое знание. И наоборот, обнаружение ограниченности, неполноты наличного знания в каком-либо конкретном отношении есть обнаружение незнания.

Формулировка "знание о незнании" может быть истолкована в нескольких смыслах. Например, в широком смысле, когда указывается, что рост знания сопряжен с возникновением нового незнания, новых проблем. Это хорошо понимали уже древние философы (вспомним хотя бы Зенона Элейского, говорившего своим ученикам, что он не только знает больше, чем они, но и большего не знает, ибо его границы с неизвестным обширнее).  
В узком смысле указанная формулировка истолковывается в тех случаях, когда мы обнаруживаем некоторое явление, причины которого нам совершенно непонятны, когда не можем объяснить наблюдаемое и стремимся преодолеть это наше незнание, которое  
четко фиксируется средствами обыденного или научного языка. Скажем, хорошо известно, что человеческий взгляд способен выражать различные  
психические состояния. Но как это возможно? Остается неизвестным, каким образом изменение жидкой среды глаза коррелирует с мозговыми процессами, ответственными за сложнейшие психические состояния, и как эти изменения способны "выражать" настроения, желания, оценки и т.п. Здесь лежит пока область почти полного незнания. Или возьмем загадку  
"астрономии догонов". Откуда у племени догонов столь точные и глубокие знания о системе Сириуса, если они не могли быть заимствованы у европейцев и если исключается возможность палеовизита иных разумных обитателей космоса? Этого мы не знаем. Знание об этом незнании, возникшее, кстати, сравнительно недавно, служит источником настойчивых научных поисков и размышлений, имеющих помимо всего прочего и важное мировоззренческое значение цивилизаций.

Таким образом, тезис "знание о незнании" имеет серьезный гносеологический смысл, и это ставит задачу анализа различных видов незнания, т.е. теоретической рефлексии наличных и возможных способов знания о незнании, включая разработку типологии последнего. Пытаясь классифицировать или хотя бы перечислить некоторые виды незнания, мы тем самым конкретизируем понятие незнания, т.е. наше знание о незнании. Фиксация различных видов и проявлений наличного незнания безусловно составляет одно из непременных условий всякого познавательного процесса, которое легко обнаруживается как на уровне индивидуального, так и на уровне коллективного субъекта. 

Таким образом, рассмотрение ситуации "знание о незнании" и стремление осмыслить ее особенности в историческом плане с необходимостью предполагают исследование ее обусловленности тремя остальными ситуациями, ибо основательное понимание любой  
конкретной ситуации "знания о незнании" требует четкой фиксации наличного знания о том, что именно мы знаем по данному вопросу. Без этого нельзя точно определить, что же именно мы не знаем. Но здесь вместе с тем нужно учитывать и осмысливать то обстоятельство, что в наличном знании всегда существуют, так сказать, "скрытые параметры", которые должны быть подвергнуты теоретической рефлексии, ибо от этого во многом зависит степень осознания, понимания самой проблемной ситуации и направление поисков возможных путей ее разрешения. В связи с этим важно отдавать себе отчет в наличии того конкретно-исторического основания, из которого вырастает данная проблемная ситуация, т.е. ситуации "незнания о незнании", к анализу которой мы и переходим.

Незнание о незнании

Если все три описанных выше "состояния" субъекта могут быть им конкретно диагностированы, ибо они связаны с более или менее определенным объектом, то ситуация "незнания о незнании" выявляется в настоящем лишь абстрактно (так как объект незнания остается совершенно неизвестным). Убежденность в ее непременном наличии основывается на ретроспекции: любой произвольно взятый интервал истории науки легко обнаруживает эту ситуацию, несомненно связанную с общими закономерностями познания. Поэтому ее экстраполяция на настоящее и будущее является вполне естественной. 

Осознание исторической ограниченности нашего знания нацеливает на более глубокое понимание связи относительного и абсолютного в познании и стимулирует устремленность за горизонт наличного знания - туда, где простирается безграничная область неизведанного. Когда речь идет о незнании, то в большинстве случаев подразумевается незнание чего-то  
определенного. В случае незнания о незнании предмет незнания остается  
неопределенным, ему можно приписать лишь самые абстрактные характеристики. Оно касается, скажем, не только объективной реальности (неизвестных и пока даже непредполагаемых физических явлений, космических объектов, химических образований, проявлений жизни и т.п.), но и субъективной реальности, неизведанных способностей и  
возможностей человеческой психики. 

Если незнание чего-то определенного характеризует проблемную ситуацию и задает направленность поиска, формирует конкретный познавательный интерес, конкретный вектор активности субъекта, то незнание о незнании характеризует допроблемную ситуацию, своего рода "спокойствие духа"; "беспокойство" субъекта, новая направленность его активности возникнут лишь в будущем, сейчас они у него начисто отсутствуют, и он даже не подозревает, что они могут возникнуть.

Например, сто лет тому назад ни один субъект не был озабочен квантово-механическими закономерностями и никто даже не подозревал об их существовании, познавательная активность стимулировалась и поглощалась другими проблемами. В те времена никто не подозревал и о том, что возрастание солнечной активности служит причиной роста смертности среди страдающих сердечно-сосудистыми заболеваниями (эта зависимость значительно позже была обнаружена А.Л. Чижевским, что породило комплекс новых проблем. 

Рефлексия допроблемной ситуации - важное условие стимулирования творческой перспективы познания, нашей веры в возможность постижения неведомых "измерений" бытия, иных способов дискретизации и континуумизации объективной реальности, а с другой стороны, и самой духовной активности познающего субъекта. Здесь необходимо учитывать и психологический аспект. Подобно тому как личность склонна вытеснять мучительные, не поддающиеся решению экзистенциальные проблемы, точно так же субъект "нормальной науки" (исследователь, работающий в области стандартных проблем) вытесняет, как правило, свое знание о наличии допроблемной ситуации (это знание, почерпнутое из исторического опыта, несомненно присуще всякому субъекту, но редко актуализируется им, удучи вытесненным на периферию сознания или вообще за его пределы). 

Мы постоянно стоим на краю "бездны незнания", но не испытываем страха, беспокойства, ибо не видим, не ощущаем ее. Но чувство "бездны незнания" остро переживается отдельными мыслителями, особенно часто это свойственно гениальным ученым и поэтам.

Самосознание гения обнаруживает, как правило, напряженную амбивалентность: величия и ничтожества. Ньютон, конечно, понимал величие своих научных деяний, но вот что он писал о себе, выражая свое чувство "бездны незнания"; "Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на морском берегу, развлекающимся тем, что от поры до времени отыскиваю камешек более ветистый, чем обыкновенный, или красивую раковину, в то время как великий океан истины расстилается предо мной неисследованным". 

Подобные переживания способны питать агностические умонастроения, но они же служат стимулом великих творческих новообразований. Анализ допроблемной ситуации призван содействовать пониманию перехода к проблемной ситуации. Как возникает знание о незнании, это качественно новое состояние? Теоретически ясно, что ему предшествует допроблемная ситуация, и оно возникает из последней. Но пока процесс указанного перехода осмыслен крайне слабо, его отображение в гносеологии остается слишком бедным и абстрактным. 

Несомненно, этот процесс подготавливается всем ходом познавательной деятельности в области наличных проблем, связан с влиянием обыденного и художественного познания на научное познание, обусловлен чрезвычайно сложными и многообразными изменениями взаимодействий эмпирических и теоретических факторов во всей системе научного знания, различными непрогнозируемыми "флуктуациями" и случайными находками как в сфере эмпирических исследований, так и в области теоретико-конструктивной и теоретико-рефлексивной деятельности. Существенную роль в этом процессе играет критическая рефлексия, сопровождающая каждый шаг познания; она выражает хроническое "недовольство" субъекта достигнутым познанием выполняет функцию детектора новых пунктов, направлений дальнейшего роста знаний, она постоянно зондирует поле возможностей такого рода, нащупывает те слабые звенья горизонта наличного знания, где вероятнее всего прорыв в неизвестное. 

Разумеется, конкретный анализ процесса перехода от допроблемной ситуации к проблемной требует пристального рассмотрения фактов реальной истории научного познания. Не имея возможности осуществить систематический анализ, ограничимся лишь некоторыми соображениями, подкрепляемыми фактическими данными. 

На наш взгляд, между допроблемной и проблемной ситуациями может быть обнаружена весьма характерная в гносеологическом смысле промежуточная стадия, которую назовем предпроблемной ситуацией. Она представляет собой такое состояние субъекта, когда он выходит впервые за черту полного незнания о незнании, но еще не приобрел достаточно адекватного знания о незнании. Это - состояние первичного "беспокойства духа", выражаемое недостаточно определенными, но. вместе с тем уже вполне конкретными по содержанию новыми интенциями. Новая интенция знаменует формирование нового объекта наблюдения или размышления, она сопровождается чувством "необычного", удивлением, особой интенсивностью интереса, коллизией веры и сомнения, она означает новую ориентацию активности субъекта, стремление уменьшить неопределенность, обрести уверенность в реальном существовании неизвестного ранее объекта познания и в необходимости его исследования, т.е. уверенность в том, что формируется действительная проблема, а не псевдопроблема. 

В так называемых фактуальных науках предпроблемная ситуация возникает в результате наблюдения необычных, "непонятных" явлений или фиксации необычных, "удивительных" связей между хорошо известными явлениями. Необычность, аномалыюсть подобных феноменов вызвана тем, что они не укладываются в существующие категориальные рамки эмпирического описания, резко диссонируют с привычными способами объяснения и понимания мяв просто не находят какого-либо гипотетического рационального объяснения в рамках соответствующей научной дисциплины. 

Специфика предпроблемной ситуации состоят в том, что на этой стадии аномальные феномены еще не имеют убедительной статистики, их систематическое наблюдение еще не осуществлено или вовсе невозможно в силу их спорадического характера. В их описании на этой стадии часто превалируют средства обыденного языка, результаты наблюдений интерпретируются крайне противоречивым образом, подвергаются сомнению многими членами научного сообщества; в ряде случаев отсутствует уверенность в том, что налицо действительно новые феномены, допускается возможность ошибочного наблюдения, артефактов, неточности расчетов, в результате которых сделан вывод о существовании загадочного феномена, и т.п. Предпроблемная ситуация может быть 
многоликой, но главное ее отличие от проблемной ситуации состоит, по-видимому, в том, что здесь знание о незнании еще не получило научного обоснования. Это знание еще не может быть признано достоверным, оно зачастую является лишь надеждой на знание, т.е. объект незнания точно не определен, а это равнозначно тому, что точно не определен и объект познания, исследования. 

Реальная проблемная ситуация предполагает формулировку проблемы, т.е. объекта исследования, его основных задач, а тем самым категориальное описание того, что неизвестно, что должно получить научное объяснение. При этом, как правило, уже имеются некоторые гипотезы или представления о путях разрешения проблемы, организуются систематические исследования, интенсивность которых (в случае актуальности данной проблемы) быстро нарастает, в результате чего формируется специфический коллективный субъект. Конечно, нередки случаи, когда общепризнанные проблемы долгие годы ждут своей интенсивной разработки или считаются на данном этапе неразрешимыми и т.п., но это особые вопросы, не затрагивающие главных различий между предпроблемной и проблемной ситуациями. 

Для нас важно подчеркнуть, что проблемной ситуации всегда предшествует предпроблемная ситуация. В ряде случаев последняя довольно быстро превращается в проблемную ситуацию, иногда же предпроблемная ситуация столь же быстро "снимается" (если обнаруживаются мнимый характер аномальных феноменов, ошибки интерпретации данных наблюдения, серьезные погрешности в расчетах и т.п., если накапливаются обширные статистические данные, решительно провергающие выводы, сделанные на основе первоначальной, недостаточно репрезентативной статистики наблюдений, и т.п.). 

Бывает, однако, что предпроблемная ситуация "тлеет" многие десятилетия, не дорастает до проблемной ситуации, но сохраняя свое значение и порождаемые ею острые вопросы, интерес к которым то ослабевает, то вновь усиливается, что не приводит, однако, к изменению положения дел, к устранению сомнений и резких отрицаний у одних, веры у других, к решающим доказательствам или столь же решающим опровержениям. Так, например, обстоит дело с рядом загадочных явлений человеческой психики. 

Между тем наличие предпроблемной ситуации, в том числе и такой, которая вызывает негативные эмоциональные реакции у большинства представителей фундаментальных областей науки, требует непредвзятого к ней отношения, строгого методического анализа порождаемых ею вопросов, настойчивых поисков, ибо, как показывает исторический опыт, она таит в себе возможности выхода на новые рубежи научного познания.

Предпроблемная ситуация несет в себе значительный эвристический потенциал, будит научную мысль, служит прелюдией к принципиально новым проблемам. Рассмотрим некоторые примеры предпроблемной ситуации, взятые из области медико-биологических дисциплин. 

Еще в начале века рядом исследователей было подмечено, что люди, заболевающие шизофренией, рождаются в основном в холодное время года, преимущественно с декабря по март. Вначале наблюдения такого рода были немногочисленны, вызывали сомнения у большинства членов научного сообщества, тем более "что характер связи между указанной  
болезнью и временем рождения казался весьма "странным" (к тому же подобного рода связи прокламировались астрологами). Однако попытки опровержения этого "странного" феномена оказались тщетными, что создало отчетливую предпроблемную ситуацию, ибо отсутствовали и решающие доказательства в пользу данной корреляции. Такое положение сохранялось довольно долго, оно "беспокоило" исследователей, стимулировало их размышления и поиски. Перелом наступил примерно два десятилетия тому назад, когда к этой "странной" теме обратилось значительное число ученых; осуществивших кропотливые изыскания. К настоящему времени накоплены и проанализированы огромные статистические данные, не оставляющие ни малейшего сомнения в реальности указанной зависимости. Она подтверждена и для Южного полушария, где больные шизофренией также рождаются преимущественно в самое холодное время года. Предпроблемная ситуация переросла в проблемную, сформулированы основные задачи исследования, выдвинуты рабочие гипотезы. В этом направлении развернута широкая программа исследований существенных связей между изменениями магнитосферы и плазмосферы Земли и сдвигами физиологических показателей организма.