Трагическое и комическое как эстетические категории

МИНИСТЕРСТВО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА  РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Федеральное государственное бюджетное  образовательное учреждение

высшего профессионального  образования

 

 

 

                                                   Кафедра «Философии и права»

 

 

Реферат

по дисциплине «Эстетика»

на тему: «Трагическое и комическое как эстетические категории»

 

                                                             

                                                                 Выполнила: 

                                                                 студентка 22-ой группы ИПФ

                                                                 Лебедева София Анатольевна

                                                                 Проверила: Иванова Светлана                          

                                                                 Петровна

                                                             

 

             

 

Москва 2013

Содержание

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Каждая наука имеет  свои категории, т. е. наиболее общие, фундаментальные  понятия, в которых отражаются знания человека о мире, обобщаются наиболее существенные свойства, стороны, отношения предметов и явлений.

Человек, например, в процессе практики научился отличать острые предметы от тупых; округлые, шарообразные - от удлиненных. Но понадобились века и немалые усилия на пути к мысленной абстракции, чтобы эти различные свойства предметов были обобщены в понятии форма. В результате длительного развития культуры мышления это понятие приобрело еще более универсальное значение. Было установлено, что формой обладают наша планета, дерево, мысль, произведение искусства. В философии был открыт категориальный закон соотношения содержания и формы. Формами существования материи были признаны пространство и время. Аналогично возникали в философии и в других науках новые категории.

Эстетические категории отличаются от эстетических понятий большим объемом содержания и более высокой степенью абстрагирования. В каждой эстетической категории скрыты поиски и мучения тысячелетнего эстетического опыта человека и его эстетической мысли. Изучение и уяснение эстетических категорий и понятий - одна из важнейших задач эстетики. Без такого исследования эстетические суждения, умозаключения, оценки, взгляды, принципы и в целом эстетика не могут развиваться как теоретическое знание и наука.

 

 

 

 

 

1. Трагическое как категория эстетики

Трагическое - философская  и эстетическая категория, характеризующая  неразрешимый общественно-исторический конфликт, развёртывающийся в процессе свободного действия человека и сопровождающийся человеческим страданием и гибелью  важных для жизни ценностей. В отличие от печального или ужасного, трагическое как вид грозящего или свершающегося уничтожения вызывается не случайными внешними силами, а проистекает из внутренней природы самого гибнущего явления, его неразрешимого самораздвоения в процессе его реализации. Диалектика жизни поворачивается к человеку в трагическом её патетической (страдальческой) и губительной стороной. «Трагедия — суровое слово, полное безнадежности. Оно несет в себе холодный отблеск смерти, от него веет ледяным дыханием. Но подобно тому как свет и тени заката делают предметы для зрения объемными, сознание смерти заставляет человека острее переживать всю прелесть и горечь, всю радость и сложность бытия. И когда смерть рядом, то в этой «пограничной» ситуации ярче видны все краски мира, его эстетическое богатство, его чувственная прелесть, величие привычного, отчетливей проступают истина и фальшь, добро и зло, сам смысл человеческого существования. 

Трагедия — всегда оптимистическая  трагедия, в ней даже смерть служит жизни. Итак, трагическое раскрывает: 1) гибель или тяжкие страдания личности; 2) невосполнимость для людей ее утраты; 3) бессмертные общественно ценные начала, заложенные в неповторимой индивидуальности, и ее продолжение в жизни человечества; 4) высшие проблемы бытия, общественный смысл жизни человека; 5) активность трагического характера по отношению к обстоятельствам; 6) философски осмысленное состояние мира; 7) исторически, временно неразрешимые противоречия; 8) трагическое, воплощенное в искусстве, оказывает очищающее воздействие на людей».[2,77]

 Трагическое предполагает свободное действие человека, самоопределение действующего лица, так что хотя его крушение и является закономерным и необходимым следствием этого действия, но само действие представляет собой свободный акт человеческой личности. Противоречие, лежащее в основе трагического, заключается в том, что именно свободное действие человека реализует губящую его неотвратимую необходимость, которая настигает человека именно там, где он пытался преодолеть её или уйти от неё (так называемая трагическая ирония). Ужас и страдание, составляющие существенный для трагического патетический элемент, трагичны не как результат вмешательства какой-либо случайных внешних сил, но как последствия действий самого человека. В отличие от мелодраматического (вызывающего жалость, «трогательного»), трагическое не может быть там, где человек выступает лишь как пассивный объект претерпеваемой им судьбы. Трагическое родственно возвышенному в том, что оно неотделимо от идеи достоинства и величия человека, проявляющихся в самом его страдании. Как форма возвышенно-патетического страдания действующего героя, трагическое выходит за пределы антиномии оптимизма и пессимизма: первый исключается обнаруживающейся в трагическом неразрешимостью коллизии, невосполнимой утратой того, что не должно было бы исчезать, второй — героической активностью личности, бросающей вызов судьбе и не примиряющейся с ней даже в своём поражении.

Трагическое имеет всегда определённое общественно-историческое содержание, обусловливающее структуру его художественного формирования (в частности, в специфичности разновидности драмы — трагедии). «Источником трагического являются специфические общественные противоречия — коллизии между общественно необходимым, назревшим требованием и временной практической невозможностью его осуществления»[2, с.76].

Древние народы, экономика которых  зиждилась на земледелии, создали  легенды об умирающих и воскресающих богах: Дионисе (Греция), Осирисе (Египет), Адонисе (Финикия), Аттисе (Малая Азия), Мардуке (Вавилония). Во время культовых празднеств в честь этих богов скорбь по поводу их смерти сменялась радостью и весельем по поводу их воскресения. В основе этих легенд лежит наблюдение над хлебным зерном, «умирающим», когда оно брошено в землю, и вновь «воскресающим» в колосе 2. По мере нарастания общественных противоречий природная основа этих мифов усложнялась и все более социализировалась: со смертью и воскресением богов стали связывать упования на избавление от земных страданий, надежды на вечную жизнь (легенда о Христе).

Трагическое в античную эпоху характеризуется  известной неразвитостью личного  начала, над которым, безусловно, возносится благо полиса (на стороне его —  боги, покровители полиса), и объективистски-космологическое  пониманием судьбы как безличной силы, господствующей в природе и обществе. Поэтому трагическое в античности часто описывалось через понятия рока и судьбы в противоположность новоевропейской трагике, где источником трагического является сам субъект, глубины его внутреннего мира и обусловленные ими действия (У. Шекспир).

Античная и средневековая философия  не знает специальной теории трагического: учение о трагическом составляет здесь нераздельный момент учения о  бытии. Образцом понимания трагического в древнегреческой философии, где оно выступает как существенный аспект космоса и динамики противоборствующих начал в нём, может служить философия Аристотеля. С точки зрения аристотелевского учения о нусе («уме»), трагическое возникает, когда этот вечный самодовлеющий «ум» отдаётся во власть инобытия и становится из вечного временным, из самодовлеющего — подчинённым необходимости, из блаженного — страдающим и скорбным. Тогда начинается человеческое «действие и жизнь», с её радостями и скорбями, с её переходами от счастья к несчастью, с её виной, преступлениями, расплатой, наказанием, поруганием вечно блаженной нетронутости «нуса» и восстановлением поруганного. Этот выход ума во власть «необходимости» и «случайности» составляет бессознательное «преступление». Но рано или поздно происходит припоминание или «узнавание» прежнего блаженного состояния, преступление уличается и оценивается. Тогда наступает время трагического пафоса, обусловленного потрясением человеческого существа от контраста блаженной невинности и мрака суеты и преступления. Но это опознание преступления означает вместе с тем начало восстановления попранного, происходящего в виде возмездия, осуществляющегося через «страх» и «сострадание». В результате наступает «очищение» страстей (катарсис) и восстановление нарушенного равновесия «ума».

Древневосточная философия, не доверяющая свободно личному началу (в том  числе буддизм с его обострённым  сознанием патетического существа жизни, но чисто пессимистической её оценкой), не разработала понятия  трагического. Средневековое миросозерцание с его безусловной верой в божественное провидение и конечное спасение, преодолевающее сплетения судьбы, по существу снимает проблему трагического: трагедия мирового грехопадения, отпадения тварного человечества от личностного абсолюта преодолевается в искупительной жертве Христа и восстановлении твари в её первозданной чистоте.

В эстетике классицизма и Просвещения 17—18 вв. появляются анализы трагедии как литературного жанра —  у Н. Буало, Д. Дидро, Г. Э. Лессинга, давшего  моралистическое толкование Аристотеля, Ф. Шиллера, который, развивая идеи кантовской философии, видел источник трагического в конфликте между чувственной и нравственной природой человека.

Вычленение категории трагического и философское осмысление её осуществляются в немецкой классической эстетике, прежде всего у Шеллинга и Гегеля. По Шеллингу, сущность трагического заключается в «борьбе свободы в субъекте и необходимости объективного», причём обе стороны «одновременно представляются и победившими, и побежденными — в совершенной неразличимости» [3,с.400].  Необходимость, судьба делает героя виновным без какого-либо умысла с его стороны, но в силу предопределённого стечения обстоятельств. Герой должен бороться с необходимостью — иначе, при пассивном её приятии, не было бы свободы — и оказаться побежденным ею. Но чтобы необходимость не оказывалась победителем, герой должен добровольно искупить эту предопределённую судьбой вину, и в этом добровольном несении наказания за неизбежное преступление и состоит победа свободы.

Гегель видит тему трагического в самораздвоении нравственной субстанции как области воли и свершения. Составляющие её нравственные силы и действующие характеры различны по своему содержанию и индивидуальному выявлению, и развёртывание этих различий необходимо ведёт к конфликту. Каждая из различных нравственных сил стремится осуществить определённую цель, обуреваема определённым пафосом, реализующимся в действии, и в этой односторонней определённости своего содержания неизбежно нарушает противоположную сторону и сталкивается с ней. Гибель этих сталкивающихся сил восстанавливает нарушенное равновесие на ином, более высоком уровне и тем самым движет вперёд универсальную субстанцию, способствуя историческому процессу саморазвития духа.

Гегель и романтики (А. Шлегель, Шеллинг) дают типологический анализ античного и новоевропейского понимания трагического. «В трагедии, как полагал Гегель, гибель не есть только уничтожение. Она означает также сохранение в преображенном виде того, что в данной форме должно погибнуть. Существу, подавленному инстинктом самосохранения, Гегель противопоставляет человека, свободного от «рабского сознания» и способного жертвовать жизнью ради высших целей. Умение постигнуть идею бесконечного развития для Гегеля — важнейшая характеристика человеческого сознания»[2,с 75].

Как видим, Гегель исходит из того, что человек сам виновен в  постигших его ужасах и страданиях, тогда как в античности он выступал скорее как пассивный объект претерпеваемой им судьбы. С. Кьеркегор отмечает связанное  с этим различное понимание трагичности вины в древности и новое время: в античной трагедии скорбь глубже, боль меньше, в современной — наоборот, поскольку боль связана с осознанием собственной вины, рефлексией по поводу неё.

Если немецкая классическая философия, и прежде всего философия Гегеля, в своём понимании трагического исходила из разумности воли и осмысленности трагического конфликта, где победа идеи достигалась ценой гибели её носителя, то в иррационалистической философии А. Шопенгауэра и Ф. Ницше происходит разрыв с этой традицией, ибо под сомнение ставится само существование какого-либо смысла в мире. Считая волю безнравственной и неразумной, Шопенгауэр видит сущность трагического в самопротивоборстве слепой воли, бессмысленном страдании, гибели справедливого. Ницше характеризует трагическое как изначальную суть бытия — хаотическую, иррациональную и бесформенную В 20 в. иррационалистическая трактовка трагического была продолжена в экзистенциализме. Согласно К. Ясперсу, подлинно трагическое состоит в осознании того, что «универсальное крушение есть основная характеристика человеческого существования». В духе философии жизни Г. Зиммель писал о трагическом противоречии между динамикой творческого процесса и теми устойчивыми формами, в которых он кристаллизуется, Ф. Степун — о трагедии творчества как объективации невыразимого внутреннего мира личности.

Марксизм-ленинизм дал  общественно-историческое понимание  трагического, считая его объективными предпосылками антагонизмы эксплуататорского  общества, характерное для него отчуждение человека и его деятельности. Анализируя гибель старого общественного уклада, К. Маркс писал: «История проходит через множество фазисов, когда уносит в могилу устаревшую форму жизни»; если «последний фазис всемирно-исторической формы есть её комедия», то трагической Маркс считает историю старого порядка, «пока он был существующей испокон веку властью мира, свобода же, напротив, была идеей, осенявшей отдельных лиц» и «пока старый порядок сам верил? в свою правомерность», так что на стороне его стояло «не личное, а всемирно-историческое заблуждение». В отличие от этого вида трагического, источник революционной трагедии Маркс и Энгельс видели в коллизии «между исторически необходимым требованием и практической невозможностью его осуществления», когда объективная неразвитость общественных отношений, незрелость условий революционного движения приводила к гибели его представителей (Т. Мюнцер, якобинцы и др.).