Этика в системе философского знания

Этика в системе  философского знания

Особое место  в ряду наиболее существенных и убедительных способов доказательства жизненно-практической значимости философского знания служит апелляция к его этической  составляющей. А именно, к тому исторически  фиксируемому культурному событию, когда философское мышление избирает в качестве одного из своих приоритетных предметов вопрос о том, что движет человеком при совершении тех  или иных поступков и как регламентируется сфера его свободного от объективной  физической необходимости поведения. С этого момента обнаружение  источника моральных обязанностей становится неотъемлемой составляющей самоидентификации разумного индивида, даже при условии, что его самоопределение  проходит под знаком последовательной дискредитации любых культурных норм, включая все возможные нравственные императивы. Парадоксальность подобной логики рассуждения состоит в  том, что мы можем системно действовать  вне морали (или, по крайней мере, в обход всех известных ее предписаний), но не можем последовательно мыслить  безотносительно к ее базовым  ценностно-нормативным концептам. Иными  словами, наше сознание и поведение  может быть в большей или меньшей  степени аморальным, но не может  быть внеморальным в полном смысле этого определения. Столь простой до наивности ход мысли невольно заставляет даже самого скептически настроенного по отношению ко всякому философствованию прагматика признать, что инициированный философским мышлением этико-антропологический переворот в европейском сознании привел к дисциплинарному оформлению наиболее практически значимой и общественно резонансной философской дисциплины – этики как практической философии. В этой общеизвестной дефиниции заключено немало смысловых кодов, исчерпывающая дешифровка которых вряд ли возможна. Однако не подлежит сомнению: одним из наиболее значимых и, одновременно, очевидных смыслов данного определения служит прямое указание на то, что этика не только с необходимостью включает в себя практическую, т.е. сугубо нормативную, часть, но и является своего рода практически воплотимым «продуктом» философского знания как такового в форме императивно-ценностной стратегии собственно человеческого существования. Таким образом, через этику, призванную формулировать, систематизировать и обосновывать каноны совершенного поведения человека как в личной, так и в общественной сфере его существования, достигается выход философии в практику.    

Вместе с тем, не стоит сводить функции философской  этики к некоторой технической  процедуре формализации и кодификации  определенной категории правил поведения. С этой задачей человечество вполне успешно справилось бы посредством  политико-правовых институтов и житейского благоразумия.

Греки считали, что этика является практической философией прежде всего потому, что, в отличие от других ее разделов, овладеть этикой возможно только претворив знание добродетелей в собственную добродетельность. Естественность этого дидактически обусловленного вывода для современного человека не столь очевидна. К тому же область знания, имеющая дело не с объективно устанавливаемыми фактами или отвлеченными умозаключениями, а с поступками, их мотивами и критериями оценки, не может обеспечить той степени однозначности ценностных посылок и точности императивных выводов, которая исключала бы столь настораживающие критически настроенного обывателя многообразие, индивидуализированность и идейную конкуренцию существующих этических систем.

А потому этике  трудно сохранить тождественность  самой себе и остаться актуальной в условиях социальных реалий сегодняшнего дня. Самодостаточная моральная философия просто не может быть востребована современной цивилизацией, нуждающейся в технологическом обеспечении своего функционирования. Для нее этика – всего лишь один из инструментов социальной организации, способ выработки и согласования поведенческих стандартов в отдельных сферах человеческой деятельности, а не универсальное знание о том, как человеку следует жить, дабы оставаться человеком.

Эти обстоятельства требуют всесторонней ревизии привычного представления о месте и роли этики в системе философского знания. Начнем с того, что последнее  постепенно утрачивает свое органическое внутреннее единство, становясь более  узко специализированным и дисциплинарно дифференцированным. Символика классической для античности аналогии, проводимой между исчерпывающим представлением о структуре философского знания и устройством фруктового сада, где прочной оградой служит логика, плодоносящие деревья олицетворяют физику, а этика являет собой плоды, ради которых сад закладывается и взращивается, безвозвратно утрачивает свое значение и вместо нее постепенно утверждается принцип технологической целесообразности. Из смыслового центра философии – знания, обладающего особым, во многом привилегированным, статусом, этика все больше превращается в разновидность социальной технологии и вытесняется на периферию ценностного сознания современного общества. Так все настойчивее в умах его интеллектуальной, политической и, отчасти, бизнес-элиты формируется убежденность в том, что будущее этике может обеспечить лишь статус прикладной или профессиональной. Говоря иначе, только став инструментарием общественно-политической и профессиональной консолидации этика получит последний шанс сохранить себя, пусть и ценой утраты своей культурно-исторической специфики. Но не станет ли эта победа «пирровой»? Не приведет ли такой цивилизационный компромисс к полной капитуляции этики или ее незаметному для неподготовленного наблюдателя перерождению в принципиально иную дисциплинарно-методологическую единицу, никак не связанную с философским знанием вообще? Ведь там, где социальная технология или прямая идеологическая трансляция предоставляют готовые и преподносимые в качестве единственно возможных или бесспорно оптимальных решения, философия ставит человека перед чередой сложных ценностных выборов, все полноту ответственности за исход которых, равно как и все связанные с ними психологические и социальные риски, он должен сознательно и безраздельно принять на себя.

С учетом сказанного выше исходный вопрос о месте и  роли этики в системе философского знания неизбежно наполняется новым  содержанием. И в первую очередь  возникает необходимость уточнить: а существует ли в действительности сама эта система как внутренне  консолидированная целостность? И  если да, то насколько оправдано  включение в ее структуру современной  этики? Быть может подобно психологии, тоже некогда входившей в состав монолитного корпуса философских знаний, настало время и этике предметно и методологически эмансипироваться по отношению к философии и закрепить свой новый дисциплинарный статус в качестве частной науки прикладного характера, специализированной экспертно-консультативной практики или нормативного обеспечения деятельности институционально оформленных и функционирующих в большинстве наиболее значимых областей социально-политической, профессиональной и, отчасти, творческой деятельности арбитражных инстанций?

Окончательные ответы на эти вопросы может дать только время. Любые прогнозы в этой области – лишь удобный повод  для выражения и уточнения  мировоззренческий преференций автора. Объективной очевидностью здесь может служить только констатация того факта, что философская этика, проблематизирующая собственную предметную область и репрезентативные формы, по-прежнему остается сферой культуры, которая представляет особый, но вполне объяснимый интерес в качестве предмета как для широкой общественной дискуссии, так и для специального академического исследования.  

Ни в коей мере не претендуя на исчерпывающий  анализ указанных проблем, хотелось бы привлечь более пристальное внимание к двум принципиально значимым в  их свете обстоятельствам. Во-первых, речь должна идти о том, что определение  места этики в структуре философского знания напрямую зависит от того, в  какой системе отсчета мы будем  устанавливать ее координаты. То есть, вопрос о месте этики в системе  философского знания решается только при условии предварительной  квалификации самой этой системы. Если допустить, что мы имеем дело с  системой закрытого типа, единство которой поддерживается строгой  логической взаимозависимостью ее компонентов, то этика в этой системе неизбежно  приобретает форму совокупности абстрактных принципов и всеобщих императивов, преимущественно ограничительно-репрессивных по отношению к конкретно-жизненной практике. Данная модель соответствует канонам классической философии, однако не является единственно возможной. Философия может быть рассмотрена и как открытая система или система, всецело открытая жизни и аккумулирующая непосредственный опыт ее индивидуального проживания. Этой неклассической модели философского знания соответствует образ идущей от конкретной жизненной практики прикладной этики, представляющей собой современную стадию исторической эволюции практической философии, а не механическую совокупность частных дисциплинарных образований, прямо или косвенно конституирующих себя вне философской этики.

Что же касается упомянутого выше второго обстоятельства, что оно тесно связано с  проблемой соотношения теоретического и нормативного содержания самих  этических систем. Любая этическая  система – своего рода строительные леса для создания определенной нормативной  программы, которая, как правило, отождествляется  в общественном сознании с этикой как таковой. Между тем ее теоретические  основания нередко остаются в  тени декларируемых ею генеральных  нормативно-ценностных принципов, создавая потребность в дополнительном (в  том числе и внеморальном  или сверхморальном) санкционировании нравственных требований. Ни один из этих способов обоснования морали не является в полной мере универсальным, порождая неудовлетворенность философского разума всеми предложенными вариантами и провоцируя его извечную потребность в непрерывной рефлексии по поводу собственной компетентности в деле выяснения подлинного источника нравственной нормативности. В результате оборотной стороной рационального объяснения природы морали оказывается оправдание самого разума в качестве предпочтительного инструмента морального выбора.  

Итак, этика, порожденная  всепоглощающим стремлением философии  к завершенности картины бытия, по своей родовой принадлежности несомненно относится к этой органически целостной мировоззренческой системе. Вместе с тем, именно этика, следуя внутренней логике своего развития, неуклонно раздвигает горизонты философского мышления, выводя его из состояния самодовлеющей рациональной ограниченности и прочно соединяя с жизнью. Таким образом, этика становится чем-то большим, чем просто практическая составляющая философского знания, ибо если философия учит человека правильно мыслить, то этика учит его правильно жить...