Человеческое достоинство

И однако уже с  отправной точки, с идеи прирожденности, аристократизм и чувство собственного достоинства расходятся на сто восемьдесят. Чувство достоинства – чувство  врожденной безмерной ценности каждого, аристократизм – вера в свою врожденную и отмеренную, хоть и высокую, цену. Но ценность цены не приемлет, даже самой  высокой. Потом, честь, в отличие  от достоинства в собственном  смысле слова (а аристократизм –  как прирожденный статус – это, ясно, о достоинстве как чести), –  честь должна по справедливости опираться  на какие-то заслуги; идея же наследуемой, независимой от всяких личных заслуг чести – чести родовой –  идея из тех времен, когда личность ничего не значила, а значил род, –  то есть это идея дикарская, первобытная, чистейший архаизм. Само возникающее  представление о личном достоинстве означает естественную смерть представления о каком-то родовом достоинстве.

Что общего между достоинством и престижем?

Хотя престиж  осмысляет себя именно как достоинство, это – антагонисты.

Престиж – это  аура благополучия, то есть почести, воздаваемые  благополучию. Вот почему богатому труднее протиснуться в царствие небесное, чем верблюду в игольное ушко: если он служит престижу, то уж не достоинству. Этим двум господам зараз, точно, служить невозможно. Ибо достоинство  – это неотъемлемая честь быть просто человеком, явнее всего заявляющая о себе, может быть, именно в крайней  степени неблагополучия.

Что такое  рабская психология?

Это готовность ценой  личного достоинства (человеческого, гражданского) получать какие-то преимущества. Хотя бы и «честь» (почести, высокое положение); «дворянин», «дворовый» – слова одного корня...

(Одно примечание. Нищий – даже и способный  заработать иначе – все же  не раб и даже вовсе не  раб, – он поступается не  достоинством, а лишь социальным  статусом, который никакого отношения  к человеческому достоинству  не имеет. К тому же мзда  за этот его отказ от конкуренции  за место под солнцем добровольна  – не преступна. Раб – скорее  тот, кто ради престижного места  станет делать что угодно.)

Но весь подлинный, социальный и планетный масштаб  проблемы рабской психологии, ее кошмар, выявило новое время. Имя этому  кошмару – тоталитаризм.

В двадцатом веке мы узнали вполне, что главная выгода, вернее всего достигаемая ценой  достоинства – это особого  рода безответственность, безответственность убежденная, – то есть ответственность  исключительно перед властью  с ее идеологией, освобождающая от личного разумения и с ним  от совести. Совесть сменяется преданностью или/и идеологией, соответственно размышления  и колебания – энтузиазмом  или его загнившей разновидностью, непробиваемым формализмом. Если святыня  личного достоинства предана, святым должно стать то, ради чего им жертвуют; потому раб и в своих святынях – раб, и это в рабской психологии самое на первый взгляд удивительное и самое отталкивающее. Имя любым  его святыням и идеалам – как  бы он их ни называл – власть (6). Воистину, всякая власть для него от Бога, кроме только слабой власти... Коммунизм, нацизм и православие в нем легко уживутся, потому что главное для него в этих идеологиях – готовность к тотальной власти, а отнюдь не то, как могли бы договориться по вопросам теории Маркс, Гитлер и Победоносцев...

Что такое  национальное достоинство? Как связаны  личное достоинство и национальное; гражданское и национальное?

Национальное достоинство  – это неотъемлемо принадлежащее  моему личному достоинству право  на всю сумму национальных особенностей (если они есть, ибо и самой  национальности может у человека не быть) и привычек, привязанностей и предпочтений (опять же, если они  есть), которые я только сочту  частью своего внутреннего мира.

Что до какого-то особого  «национального» достоинства, которое  бы что-то добавляло к моему личному  или с чьей-то точки зрения что-то от него убавляло – оно, очевидно, есть пережиток родового строя, мертвец, делающий свою губительную работу среди  живых, глупейшая и опаснейшая химера. Идея самостоятельного «национального» достоинства и идея личного достоинства – идеи взаимоисключающие. Что мы и видим: как низость, так – национальная идея...

Итак, национальное достоинство – это, попросту говоря, личное достоинство каждого, не позволяющее  себя оскорблять, в частности, по национальному  признаку. То есть возвысить по национальному  признаку нельзя, оскорбить – еще  как. Что Пушкин или Толстой были русскими, Макашова никак не украшает, но что Макашов негодяйствует  именем русских – оскорбляет национальное достоинство русских в большей  степени, по существу, чем достоинство  тех, кого он силится оскорбить. Последних, разумеется, тоже...

(Еще об этом. – Оскорбляют ведь не национальность, а людей. «Почему, – спрашивает  известный губернатор, – я имею  право ругать хоть Ельцина,  а евреев не могу?» Поверив,  что губернатор не лицемерит,  а вправду не соображает, ему  можно было бы попытаться объяснить:  потому, что поносишь не конкретных  евреев, а евреев вообще. Критикуя  лицо, ты исходишь из каких-то  оснований – которые тот может  оспорить, – возводя же хулу  на национальность, ты обвиняешь  бездоказательно каждого, в том  числе тех, кто и не родился;  это – фундаментальное непризнание  их человеческого достоинства,  и потому уже, между прочим, принципиальное благословение геноцида...)

Но, может быть, национальное достоинство имеет какое-то отношение  к гражданскому? – В национальном (фашистском) государстве, какой-нибудь «Германии для немцев» или  предполагаемой «России для русских», имело бы – если бы в таком  обществе вообще можно было говорить о гражданстве, – но только не в  обществе гражданском, правовом. Здесь  всякий закон, касающийся не прав всех граждан, а прав отдельной национальности, тем самым должен быть признан  правонарушающим. И для такого юридического умозаключения не нужно быть председателем комитета по законодательству – достаточно лишь среднего уровня интеллекта да чувства гражданского достоинства.

Почему  гражданское достоинство ассоциируется  с либерализмом?

Признав истину, что  святость частной жизни и личное достоинство – одно и то же, мы уже постулировали этот самый  либерализм.

Что же, выходит, консерваторы чувства собственного достоинства  иметь не могут? – Действительно, законченный консерватор-авторитарист в абсолютное достоинство каждого  не слишком-то верит, – напротив, он полагает, что достоинство и место в иерархии – одно и то же, так что с его точки зрения идея достоинства – идея именно авторитарная, антилиберальная... К счастью, уж совершенно законченных консерваторов не бывает (человек существо сложное) – случается же им, к примеру, посочувствовать и помочь тому, кого они вовсе не уважают, – так что для восприятия идеи абсолютного достоинства, а с тем и какой-то толики либерализма, не совсем потеряны и они.

Между прочим: какая связь между достоинством и правом собственности?

Если беда унесла ваше имущество, вашего достоинства  это никак не заденет; если у вас  его отнимут – вы подверглись  насилию и, постольку, оскорблено ваше человеческое достоинство. Если же вас  лишают самого права собственности – давая пользоваться ею, сколько сочтут нужным, «из рук» – значит за вами собственного личного достоинства не признают в принципе, – если не в моральном, то в точном юридическом смысле превращают в раба. Так, коммунистическое государство – государство-рабовладелец. Хорошо кормит рабовладелец или плохо; большую ли предоставляет вместо жилища жилплощадь; что оставляет рабу в личную собственность (только лишь зубную щетку или даже позволит заиметь легковой автомобиль); свиреп его суд или самый гуманный в мире; лечит ли он всех заболевших одинаково или больше тратится на тех, кому надеется вернуть трудоспособность, и вообще дает ли он рабам всего поровну или имеет любимчиков – все это вопросы, конечно, жизненно важные, но, в смысле достоинства, рабские.

Нечего и говорить, что «частная собственность» – то есть право собственности – необходимое  условие плюрализма, свободы не только иметь мнения, но и их высказывать: без издательств в частных  и соответственно независимых, разных руках государство-рабовладелец может  смело обещать любую свободу  – ее все равно не будет.

Вообще, что такое  собственность? Это право человека распоряжаться чем-то по собственному усмотрению, – точное определение  свободы! Так что и любое право (свобода) – своего рода «право собственности»: на имущество, добытое не разбоем, на свои особые взгляды, на свое непохожее  поведение... Но даже в самом узком  смысле этих слов, право собственности  – это гарантированная законом  частная жизнь, гарантированная  каждому минимальная сфера его  личного. Кто лишит вас такого права, приобретет в собственность  вас, – об этом мы уже говорили. –  Итак. Имущество достоинства еще  не составляет. Но само наше собственное достоинство – наша священная и неприкосновенная собственность!

Предполагает  ли гражданское достоинство необходимость  всей суммы политических прав? Или  достаточно гражданских?

Наполеон полагал, что «свобода – это хороший  гражданский кодекс». Наполеон, конечно, сторона заинтересованная. Но и Пушкин в письмах к жене, которые вскрывал Бенкендорф, учил последнего, что «без политической свободы жить очень  можно; без семейственной неприкосновенности невозможно: каторга не в пример лучше»; а в стихах «Из Пиндемонти», также выразив полное небрежение политическими правами, чуть не противопоставил им идею личного достоинства: «для власти, для ливреи / не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи»...

В принципе Пушкин, наверное, прав – я так и на выборы не ходил бы, если бы среди  кандидатов иные не вызывали ужас и  омерзение; но ведь всегда такие находятся... А придя к власти, именно достоинство  в людях они и обещают искоренить... То есть, жизнь показывает, что без  политических прав гражданские никак  не гарантированы.

Почему  демократия немыслима без развитого  чувства собственного достоинства  граждан?

Главное ведь не демократия, а само достоинство. А оно-то и  нуждается в демократии, – в  правовом государстве. Так что для  торжества демократии потребно развитое чувство собственного гражданского достоинства в людях, ибо без  него она сама не нужна...

Практически вопрос, конечно, стоит несколько иначе: устоит ли демократия, насущно необходимая  духовно зрелой части общества, в  условиях, когда духовно инфантильная его часть составляет большинство? И имеем ли мы право за нее бороться, когда тем большинством открытость власти для критики воспринимается как безвластие и беспорядок, выборы – как заискивание (сила, которую  оно только и может уважать, заискивать не стала бы), отсутствие общеобязательной идеологии – как «бездуховность», – и все это провоцирует  рост преступности, наркомании, числа  самоубийств?.. Вопрос моральный, то есть однозначно неразрешимый, да и не совсем к месту. Скажу только, что, коль скоро  достоинство в человеке проснулось, не бороться за него он просто не может.

(Но что бы  могла значить такая ситуация: демократии человек вроде хочет,  а о собственном достоинстве  представления не имеет? Лишь  то, что другого порядка, кроме  палочного, он также как и  честные ретрограды себе не представляет, а демократия для него – мутная вода, в которой он научился ловить какую-то рыбку. Если правовой порядок когда- нибудь осуществится на нашей шестой части земли, таких экземпляров не останется.)

Как соотносятся  идея человеческого достоинства  и гуманизм?

Утверждение достоинства  человеческой природы и всех вытекающих из этого достоинства приоритетов  и прав – это и есть самое  общее определение гуманизма. Так  что буквально обо всем, чего только может пожелать гуманизм, можно смело  сказать: того требует само человеческое достоинство!

Скажем, из идеи неотчуждаемой  и неподконтрольной сферы личного  достоинства прямо следует терпимость (другое именование гуманизма), то есть готовность признавать правомерность любых взглядов на мир и любых образов поведения, кроме недобровольных и агрессивных; само человеческое достоинство воспрещает индивиду предавать в себе разум, предпочитает верить истине, то есть логике и фактам, но не любой идеологии; само оно находит необходимым тратиться на науку и образование; само по себе предполагает, что хорошей медицины достоин каждый, а не избранные... Но что идея достоинства утверждает особо – и что здесь весьма уместно подчеркнуть – это что даже счастье человека не может быть достигаемо ценой человеческой природы! Переделать самого человека согласно с определенным пониманием его счастья – вот формула тоталитаризма, страшнейшей тирании, одно из имен которой – коммунизм. Чем исступленнее повальное счастье, даваемое тоталитарным социумом индивидам, тем большее, со стороны, оно вызывает отвращение – смешанную с ужасом брезгливость. Отказ от личного достоинства – отказ от своей природы, добровольное уродство.

Как гражданское  достоинство служит родине?

Очевидно, и гражданское  достоинство и тем паче простое  человеческое достоинство – категории  сугубо космополитические. Всякое коллективное достоинство находится в обратной зависимости от чувства достоинства  собственного. Не случайно же наши политики поделились на патриотов и демократов, – да что наши, американские ведь тоже делятся примерно так. – Но, говорит Солженицын, горе стране, где  человек либо демократ, либо патриот! В общем виде, я с его афоризмом  согласен (только в общем, потому что  растолкую его наверняка не так, как понравилось бы самому Солженицыну). А именно, если бы мы видели величие  страны не в том, в чем его видят  записные патриоты, то есть не в силе, способной внушать другим страх – но видели бы это величие в ее достоинстве – то и нашли бы, что космополитизм как опора на общечеловеческие ценности есть наилучший для любой страны род патриотизма.

Патриотизм –  в «демократическом» смысле –  это нормально развитое чувство  ответственности, указывающее человеку, что именно родные ему края и те люди, среди которых он живет и  с которыми волей и неволей  связан душою и телом, и требуют  его внимания прежде всего остального. Прежде, но не вместо и даже не преимущественно. Мы отвечаем за родину, потому что в сфере ответственности перед человеком вообще, то есть перед всем человечеством, именно родина – тот участок, за который естественней всего отвечать именно нам. Такая ответственность сегодня, например, вряд ли состоит для нас в том, чтобы вставлять американцам палки в колеса, только чтобы капризно доказывать им свою значимость; и не в том, чтобы гордо отказываться от гуманитарной помощи (одни из нас, обеспеченные, отказываются от помощи другим из нас же, нищим: вот уж пародия на достоинство!)... Итак, патриотизм – как чувство личной ответственности в первую очередь за то, к чему имеешь ближайшее отношение – прямое продолжение чувства личного достоинства.