Всемирная торговая организация

Поддержка присоединения к ВТО вытекает из принципиальных утверждений:

• Россия не может быть в стороне от процессов глобализации, не может оставаться маргиналом сложившегося мирового порядка в области торговли. В начале 2011 г. Россия оказалась единственным членом Большой двадцатки, которая все еще не входила в ВТО [Aslund 2010]. Этот факт нуждался в исправлении.

• Присоединение к ВТО вызовет положительные оценки мирового сообщества, принесет политические дивиденты, в частности, повлечет отмену поправки Джексона-Веника, введенной в 1974 г. в США. Правда, «потепление» отношений с США оказалось более желаемым, чем реальным. Буквально через несколько месяцев после присоединение России к ВТО страны обменялись выпадами в виде «списка Магницкого» и «закона Димы Яковлева».

• Появятся перспективы новых форм международного сотрудничества, в частности, упростится вступление России в ОЭСР; членство в ВТО усилит интеграцию страны в мировую экономику.

• Российские производители будут вынуждены соответствовать высоким мировым стандартам качества.

• Конкуренция с иностранными товаропроизводителями заставит отечественный бизнес хозяйствовать более эффективно, снижать издержки, расширять ассортимент продукции.

• Россия получит доступ к международной арбитражной системе для разрешения торговых споров.

• Привлечение иностранных капиталов в российское сельское хозяйство.

• Планы России стать крупнейшим игроком на рынке продовольствия должны учитывать и использовать правила мировой торговой системы. Это тем более актуально в контексте учащающихся заверений высших руководителей страны, что России способна накормить «полмира». Фактически, речь идет о ребрендинге России с «нефтяной трубы» на «матушку-кормилицу», что должно принести не только экспортную выручку, но и политические дивиденты. Экспортные амбиции требуют вхождения в институциональные рамки, разделяемые большинством стран.

Не трудно заметить, что это положения общего характера. По большому счету они сводятся к утверждению о пользе «идти в ногу» с мировым порядком. Вера в порочность протекционизма имела среди сторонников присоединения к ВТО почти сакральное значение и игнорировала целый пласт научных работ об условиях эффективного протекционизма при определенных исторических условиях [Барсукова 2011]. На одной из недавних научно-практических конференций представитель науки высказался в том духе, что с присоединением страны к ВТО протекционизм не исчезнет, а попытается трансформироваться, и долг научного сообщества состоит в том, чтобы находить, изобличать и искоренять такой «переформатированный протекционизм».  Оставим без комментариев это научный задор. Он не вполне уместен в мире, где страны соревнуются в изобретении институциональных форм скрытого протекционизма, пытаясь поддержать свои национальные рынки, не попадая под санкции ВТО. Но разговор о геополитике и национальных интересах не в моде у сторонников фритредерства.

6.3 Условия присоединения России к ВТО, или новые реалии аграрного сектора

Однако обсудим вполне конкретные вопросы, вызывающие наибольшие опасения с точки зрения влияния на сельское хозяйство страны. Приведем доводы критиков и защитников обязательств, которые приняла на себя России при вступлении в ВТО в части аграрной сферы. Речь идет о следующих обязательствах:

- сокращение финансовой  поддержки государства,

- снижение таможенных  тарифов и, как следствие, доступ  на внутренний рынок иностранных  поставщиков,

- запрет на экспортные  субсидии  для сельскохозяйственной  продукции.

Первый вопрос – о сокращении государственной поддержки селькохпроизводителей – вызвал жаркие дискуссии еще на стадии готовящегося присоединения. Но повлиять на ситуацию не удалось, позиция Женевы была жесткой. Статистика говорит сама за себя: разрешенный уровень поддержки для стран ЕС-15 составляет 98,8 млрд.$, для Японии – 39,6 млрд.$, для США – 19,1 млрд.$, для России в 2013 г. – 9,0 млрд.$, а для России в 2018 г. – 4,4 млрд.$. [Ушачев 2012].

Но сторонники присоединения к ВТО отвечают на критику примерно следующее:

во-первых, такая господдержка развращает, формирует иждивенческие настроения сельхозпроизводителей;

во-вторых, речь идет о сокращении помощи из федерального бюджета, но могут более активно использоваться средства региональных бюджетов (что звучит довольно странно в условия преобладания дотационных регионов) и внебюджетных (коммерческих) источников;

в-третьих, состояние госбюджета, а не правила ВТО выступают реальным ограничителем размера помощи аграриям. То есть денег в бюджете на агросферу нет, и ВТО тут роли не играет. Не ВТО, а Минфин ограничивает размер госпомощи;

в-четвертых, требования ВТО заставят изменить структуру помощи сельхозпроизводителям, направить средства бюджета на создание и развитие инфраструктуры, в образовательную и научно-исследовательскую области.

Последнее положение нуждается в пояснении. Дело в том, что меры государственной поддержки делят на три группы – желтая (или янтарная), зеленая и голубая корзины. ВТО накладывает жесткие ограничения исключительно на меры «желтой корзины» как непосредственно искажающие рынок. Это ценовая поддержка, субсидирование процентных ставок по кредитам, компенсация затрат на ГСМ, удобрения и др. материально-технические ресурсы, а также списание долгов. В России более 70% госрасходов на АПК принадлежат «янтарной корзине» и будут урезаны (Vassilieva, Smith 2008).

Но есть формы поддержки, не ограниченные нормами ВТО (голубая и зеленая корзины): развитие инфраструктуры, проведение научных исследований, подготовка кадров, благоустройство сельских районов, программа страховая урожая, ветеринарные и фитосанитарные мероприятия, программы региональной помощи. Эти вливания в инфраструктуру и кадры могут сгладить негативный эффект от сокращения прямых форм поддержки. Необходимость подобным мер очевидна: из средств, выделенных бюджетом в 2011 г., только 4% направлялось на развитие сельской инфраструктуры, в результате чего «вчера мы не провели газ, дорогу – сегодня уже нет деревни» [Школкина 2012, с.35].

Наконец, в-пятых, у страны есть несколько лет на адаптацию к сокращению мер «янтарной корзины». Дело в том, что обязательства, которые взяла на себя Россия при вступлении в ВТО, в ближайшие 3-4 года не играют лимитирующей роли. Пока ограничения ВТО подобны планке, которую наши аграрии «не задевают головой». Но предполагалось, что размер помощи будет расти, по крайней мере, это декларировалось проектом Государственной программы развития сельского хозяйства и регулирования рынков сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия на 2013-2020 годы. Вступление в ВТО потребовало переписать этот документ, поскольку уже в 2017 году планы на господдержку и обязательства перед ВТО должны были вступить в конфликт. Планы на господдержку, первоначально обещанную в проекте Госпрограммы, урезали и переформатировали, приведя в соответствие с обязательствами перед ВТО. Разрешенная членством в ВТО господдержка в формате «желтой корзины» с 2018 года (4,4 млрд.долл.) будет существенно меньше той, что реально оказывалась в 2010-2012 годах (табл.2) 

Таблица 2

Поддержка сельского хозяйства на период до 2020 года, в млрд.долларов

От сокращения прямых форм помощи наиболее сильно пострадают крупные хозяйства, потому что именно они, а не ЛПХ или фермеры, являются основными получателями государственной поддержки [Wegren 2010, 2011]. Вряд ли клумбы около сельсоветов или гранты ученым-аграриям примирят их с потерями.

Заметим, что накануне присоединения к ВТО большинство населения страны (59%) считало, что государство выделяет на поддержку сельского хозяйства слишком мало денег. Против 1% россиян, выбравших ответ «денег выделяется слишком много». Очевидно отношение людей к курсу на сокращение помощи [Состояние… 2012].

Вторая линия дискуссии – о снижении таможенных тарифов на импорт продовольствия. Что говорят по этому поводу сторонник присоединения к ВТО? Опускаем общие слова о пользе конкуренции, о конце «тепличным условиям», создаваемым тарифной защитой, о вреде «пещерного протекционизма» и пр. По сути говорится следующее:

• В результате снижения таможенных тарифов выиграют российские потребители, которых ждет обилие дешевых продуктов питания от западных производителей.

• Сельхозпроизводители могут увеличить производительность за счет возможности покупать дешевую агротехнику и оборудование, пошлины на которые существенно снизятся.

• Снижение пошлин не столь драматично – средневзвешенная ставка тарифа на сельскохозяйственную продукцию и продовольствие снизилась с 15,6% до 11,3% (на конец переходного периода). При этом она выше, чем по экономике в целом (с 10,0% снизится до 7,8%). То есть в сельском хозяйстве сохраняется более высокая степень таможенной защиты, чем в промышленности. Правда, замалчивают то, что таможенные тарифы у нас оказываются ниже, чем у таких стран-участниц ВТО, как Аргентина, Бразилия, Индия, Корея, Мексика, Китай.

• Существенное сокращение таможенных импортных пошлин касается лишь некоторых позиций. На фоне согласования тысяч товарных позиций лишь отдельные пункты имеют кратные сокращения. Чиновники называют эти позиции «наиболее сенситивными», то есть «чувствительными»  (свинина, колбасы, рис, сыр и творог, молоко и сливки сгущенные и пр.). А в целом все хорошо. Игнорируется тот факт, что именно в эти «сенситивные» направления бизнес вложился в последние годы наиболее существенно и достиг хороших результатов [Барсукова 2010]. Например, свиноводов называли в последние годы агродрайверами и ставили всем в пример. Однако присоединение Россия к ВТО предполагает снижение пошлин на живых свиней в 8 раз (с 40% до 5%), и полное упразднение пошлин на квотный импорт охлажденной и замороженной свинины (с 15% до 0%). Более того, квота на свинину с 2020 года полностью отменяется. Россия вообще лишается с 2013 года возможности снижать квоты на все виды мяса. Ввиду снижения уровня таможенной защиты ученые Россельхозакадемии прогнозируют, что наибольшие потери понесут отечественные производители свинины, молока, сыров, риса и колбас  [Ушачев и др. 2012].

• Чтобы успокоить общественность объясняют, что таможенные тарифы не снижают кардинально, а всего лишь возвращают к ситуации 2000 года. Но если вспомнить историю, то активный рост тарифных ставок на импорт продовольствия как элемент государственной аграрной политики начался именно с 2000 года: в период  2000-2008 гг. тарифные ставки на многие ключевые продукты питания выросли с 10% до 18%. И это не отдалило, а приблизило Россию к практике многих стран, включая ЕС, которые имеют  высокие тарифные ставки по ряду продуктов питания [Liefert, Liefert, Shane 2010]. Например, внеквотные ставки таможенного тарифа на растительное масло в США 164%, а в ЕС – 94%, а Россия приняла обязательства на 24%. Фактически запретительными являются внеквотные тарифы на молоко и молочные продукты в ЕС (163%) и в США (126%), тогда как России подписалась на 19% [Ушачев 2012, Ушачев и др. 2012].

Третий вопрос – о потенциальном росте экспорта в связи с присоединением России к ВТО – кажется оптимистам наиболее выигрышным для обсуждения. Формальная логика поддерживает этот тезис: раз торговые барьеры будут сняты, то упростится процедура экспорта. Планы на расширение экспорта есть не только у производителей зерна. Согласно проекту Госпрограммы развития сельского хозяйства на 2013-2020 гг., к 2020 г. ожидается экспорт российского мяса. Потенциальным потребителем российского продовольствия чаще всего называют азиатский регион, поскольку вряд ли ЕС пустит российские продукты питания на свои напряженные рынки.

Но этот сценарий относят к отдаленному будущему, поскольку пока Россия вряд ли способна воспользоваться экспортными возможностями (за исключением производителей зерна, которые и без членства в ВТО были третьими в мире экспортерами). Экспорт упирается не столько в торговые барьеры, сколько в собственные нерешенные проблемы, включая транспортные ограничения, нехватку портов, высокую себестоимость продукции.

Заметим, Россия приняла на себя обязательства не вводить экспортные субсидии, которые есть у других стран, что делает задачу расширения экспорта продовольствия весьма труднореализуемой. Например, экспортные субсидии составляют в ЕС 9800 млн.долл. в США – 594 млн.долл. [Ушачев 2012]. Экспортные субсидии в рамках ВТО позволены Мексике, Китаю, Канаде, Колумбии, Турции и другим странам. Россия лишена права на экспортные субсидии.

Заметим, что США не только имеют разрешение на 594 млн.долл. экспортных субсидий, но и значительно превышают этот порог, ежегодно предусматривая в бюджете 1,5 млрд.долл. на эти цели. И не сокращают эту статью, несмотря на многолетние требования и протесты членов ВТО. В 2010 г. США было объявлено о намерении за 5 лет удвоить объемы сельскохозяйственного экспорта. За 2010-2012 гг. темп роста американского сельскохозяйственного экспорта составляет 20% в год, что позволило создать 16 тысяч рабочих мест  [Ушачев и др. 2012].

Надежды на то, что членство в ВТО позволит России наладить экспорт продовольствия, ни на чем не основаны. У России пока не решена задача обеспечения национальной продовольственной независимости. В 2011 г. Россия импортировал продовольствия на 42,5 млрд.долл. И в этой ситуации Россия вряд ли сможет противостоять таким «продагрессорам» как США и ЕС, имеющим избыток продовольствия и нуждающимся в его реализации [Алтухов 2012].

Даже Китай, вступивший в ВТО в 2001 г. и имевший на момент вступления весьма конкурентоспособные перерабатывающие предприятия (за счет низкой стоимости рабочей силы, доступных кредитов и дешевизне юаня), первоначально столкнулся с огромными проблемами в сельском хозяйстве и массовым разорением крестьян. Отметим, что Китай вступал со средним уровнем импортных пошлин на 25% превышающим тот, на который согласилась Россия.