Трансформационный спад как феномен переходной экономики

Приостановка экономического роста неизбежна и вследствие коренного преобразования отношений  государственной собственности. С  разрушением старой системы экономических  отношений покидает историческую арену  класс прежних собственников, новый  же отнюдь не мгновенно нарождается. Между тем, как известно, инвестиционная деятельность, обеспечивающая экономический  рост, образует функцию именно собственника объектов реального сектора экономики, позволяющую ему сохранить свой социальный статус приумножением и  качественным совершенствованием этих объектов, используя в этих целях  различные доступные ему источники  инвестиционных средств, собственных  и заемных, внутренних и внешних. Формирование класса собственников  протекает в процессе первичного капиталообразования. При этом исторически  и логически исходной формой капитала выступает денежная. Денежный капитал  не только по определению не мог  появиться в советский период, но и вынужденные сбережения населения, исчислявшиеся накануне рыночной трансформации  в миллиардах рублей, не успели принять  форму денежного капитала. Это  произошло вследствие их полного  обесценения в условиях гиперинфляции, явившейся следствием либерализации  цен в январе 1992 г. в хронически дефицитной и сверхмонополизированной  советской экономике. Но без денежного  капитала исключается участие в  денежном этапе приватизации, тем  более что в индустриальной, к тому же чрезвычайно богатой природными ресурсами стране речь шла о присвоении в огромных масштабах. Так, национальное богатство СССР на 1985 г. исчислялось астрономической суммой в 3,6 трлн. руб. — без стоимости земли, недр, лесов. Стоимость основных производственных фондов в том числе составляла 2,34 трлн. руб.

Раздел и передел такого богатства сами по себе требуют не только немалого времени, но и наличия  сопоставимых размеров денежного капитала. Отсутствие такового в исходном пункте явилось одной из основных экономических  причин проведения на первом этапе  бесплатной приватизации, хотя ей подлежала  отнюдь не большая и не лучшая часть  государственного имущества. Но уже  вскоре за ней последовала денежная. К тому же практически сразу начался  постваучерный передел собственности, участие в котором также немыслимо  без денежного капитала. Острая и  настоятельная потребность в  денежном капитале в немалой мере питала криминальные способы борьбы с конкурентами за объекты присвоения.

Продолжительность трансформационного спада тем более возрастает, если накопленный в стране денежный капитал  устремляется за рубеж. А это вполне естественно в условиях экономической, политической и прочей нестабильности, свойственной всякой переходной экономике, в условиях, когда за прозрачными  и легко преодолимыми границами  давно сформировался благоприятный  инвестиционный климат. По экспертным оценкам, за 90-е годы из России было вывезено порядка 200—300 млрд. долл. Накопленного в стране капитала, не говоря уже  об ущербе, причиненном экономике  так называемой утечкой мозгов, потери от которой не менее значительны.

Различные страны с переходной экономикой характеризуются крайне неравномерной динамикой макроэкономических показателей. Их с определенной условностью  можно разделить на следующие  типы:

1)страны, для которых на  первом этапе трансформации была  характерна своеобразная "макроэкономическая  яма": значительное (кризисное) снижение  объемов производства и ВВП  в 1990-92 гг. с последующим резким  замедлением спада и выходом  в 1993-1994 гг. (а в Польше - уже  в 1992 г.) на траекторию роста.  К этой группе относятся Польша, Чехия, Словакия, Словения, Хорватия, Венгрия, с несколько менее  уверенным выходом из "ямы" - Болгария, Румыния, Албания, Эстония,  Литва, Латвия и Армения. В  Болгарии в 1996-97 гг. экономический  рост вновь сменился катастрофическим  спадом, в Албании жесточайший  политический кризис привел к  полному распаду государственности,  в Латвии и Румынии рост  так и остался весьма медленным  и неустойчивым.

2)страны, экономики которых  находятся в состоянии непрерывного  не-равномерно замедляющегося спада.

Государства Восточной Европы прошли «дно» экономического спада  в первой половине 90-х гг. В середине 90-х гг. почти все они вошли  в стадию роста, кроме Болгарии, где  в 1996-1997 гг. экономическая ситуация вновь резко ухудшилась. В конце 90-х гг. Восточная Европа в целом, и особенно те государства, где энергично  и последовательно проводились  рыночные реформы, приблизились к докризисному уровню и даже превзошли его (Польша, Словакия и Словения). Особенно высокими темпами развивается польская экономика, которая уже значительно превысила  уровень конца 80-х гг.

В отличие от России, где  самыми устойчивыми оказались предприятия  добывающего комплекса, в Восточной  Европе наибольшую жизнеспособность проявили те производства, которые занимают «срединное» положение в технологической  цепочке. Это отрасли, выпускающие  продукцию с невысокой добавленной  стоимостью: текстильная, пищевая, деревообрабатывающая, полиграфическая и т. д. Они не требуют больших капиталовложений, ориентированы главным образом на потребительский спрос, который стабилизировался уже к середине 90-х гг., и обладают сравнительным преимуществом в издержках на мировом рынке.

Почти полностью рост обеспечивается расширением «нового частного сектора», т. е. частных фирм, созданных в  последние годы «с нуля» и не обремененных типичными проблемами государственных  и приватизированных предприятий (устаревшее оборудование, излишки  рабочей силы, наличие объектов социальной сферы и т. д.). Частные предприятия  быстро появились именно в вышеперечисленных  отраслях, продемонстрировавших относительную  устойчивость в трудных условиях переходного периода.

Например, в Польше в начале 90-х гг., когда страна переживала «шоковую терапию», частный сектор был единственной растущей сферой экономики. В 1993 г. объем производства в этом секторе, включая компании с иностранным  участием, по официальным данным, увеличился на 35%, тогда как на государственных  предприятиях производство сократилось  на 6%. Надолго частных предприятий  приходилось более 50% ВВП Польши, причем речь идет о «новом частном  секторе», потому что приватизации в Польше тогда фактически не было. На самом деле доля частного сектора  была еще выше, потому что результаты его деятельности не полностью отражаются в статистике. В Венгрии доля частного сектора в 1993 г. оценивалась в 30% ВВП.

Быстро увеличивается  производство и на новых предприятиях, построенных иностранными компаниями (они обычно предпочитают новое строительство  приобретению старых заводов, требующих  дорогостоящей модернизации, урегулирования отношений с другими собственниками и улаживания трудовых конфликтов).

Примечательно, что экономическая  политика восточноевропейских стран  весьма прагматична и мало связана  политической идеологией новых правительств, сменивших радикальных либералов  в 1993—1995 гг. Для укрепления денежной системы, развития рыночных институтов и решения острейших бюджетных  проблем новые руководители обычно вынуждены сокращать государственные  расходы и приватизировать государственную  собственность не менее энергично, чем реформаторы начала 90-х гг.

Такое положение особенно характерно для Болгарии, Венгрии  и Польши. Именно «левые» правительства  этих стран в середине 90-х гг. приступили к «приватизации» системы социального  обеспечения и блокировали попытки  ортодоксальных политических групп  восстановить элементы административно-командной  экономики (в Болгарии — путем  воссоздания аграрных кооперативов, в Польше — путем ренационализации банков).

Опыт Восточной Европы показал, что, несмотря на быстрое развитие «нового частного сектора» и приток иностранного капитала, динамика экономического роста в огромной степени зависит  от состояния основной массы государственных  и приватизированных предприятий. Эта зависимость проявляется  двояко:

во-первых, без улучшения  финансового положения основной массы предприятий нельзя ожидать  расширения производства обычной, массовой и стандартной продукции для  внутреннего рынка;

во-вторых, кризис в реальном секторе лишает государство налоговых  доходов и, напротив, вынуждает его  отвлекать огромные средства на субсидии, дотации к ценам, пособия по безработице  и иные формы поддержки предприятий  и рабочих. Из-за этого государство  не в состоянии выполнить свои бюджетные обязательства по другим статьям расходов, что оборачивается  дефицитом бюджета и ростом инфляции.

Дефицит бюджета, как и  в России, первоначально покрывался за счет эмиссии государственных  ценных бумаг. Это приводило к  известному явлению — «эффекту вытеснения» (crowding out), т. е. отвлечению скудных финансовых ресурсов из реального сектора. Банки  предпочитали вкладывать деньги не в  производство, а в надежные ценные бумаги, выпускаемые государством. Это приводило к еще большему «инвестиционному голоду» и спаду  производства.

Чтобы разорвать этот «порочный  круг», восточноевропейские страны провели широкие кампании санации  банков и реструктуризации предприятий.

В Югославии динамика ВВП  первоначально была схожа с динамикой  ВВП республик Закавказья (нарастающее  углубление спада). Но затем проис-ходит  внезапный переход от спада в 27.7% к экономическому росту. В отличие  от других стран Центральной и  Восточной Европы Югославия обеспечила экономический рост не через 2-4 года после начала реализации программы  финансовой стабилизации, а практически  сразу с ее началом.

Российская экономика  по всем указанным выше параметрам имела к на-чалу переходного периода  самые "благоприятные" условия  для глубокого трансформационного кризиса. Производственная структура  была резко пере-кошена в сторону  высокого удельного веса первого  подразделения, группы "А" в промышленности при значительном развитии производств  ВПК. Слабо развита была сфера  обслуживания. В области техники  и технологии экономика занимала ведущие позиции лишь в ряде отраслей (космос, военная техника), в целом  обладала слабой конкурентоспособностью на мировых рынках, была утяжелена  массой устаревшего оборудования. Особенно сложной была задача реформирования в области рыночных отношений: было необходимо воссоздать рыночные институты "из ничего". Развитие производства ради производства определяло относительно низкий уровень жизни населения, что означало отсутствие в обществе некоего "запаса прочности", благоприятствующего его радикальному реформированию. Глубокое проникновение в общество социалистического менталитета стало одной из причин остроты борьбы политических сил в процессе трансформации, слабости демократических сил. Необоснованные, неоправданно оптимистические заявления руководства страны о преодолении трудностей за год-полтора породили соответствующие ожидания населения и тем более глубокое разочарование при их неосуществлении.

В начале переходного периода  многие предполагали, что в России сложится экономика либерального типа, похожая, например, на экономическую  систему США. Однако практика показала, что вопрос о конечной цели трансформации  гораздо сложнее. Особенности исторического  опыта России нельзя отбрасывать  в сторону. Россия не может быть похожа ни на США, ни на Германию, ни на какую-либо иную страну. Оставаясь самобытной, она должна взять все позитивное из мирового опыта.

Очевидно одно: Россия должна развиваться по пути рыночного и  демократического государства. Рынок  глубоко связан с демократией. Эта  связь обусловлена, во-первых, тем, что  частный собственник должен видеть в государстве не противника, а  союзника и покровителя, способного защитить его права собственности. Уверенность в незыблемости своих  экономических и политических прав позволяет собственнику развивать  свое дело на основе долгосрочной и  продуманной стратегии. Во-вторых, демократия обеспечивает такие условия, при  которых важные государственные  решения принимаются в интересах  большинства и, следователь но, благоприятствуют тем направлениям и сферам экономической  деятельности, которые являются наиболее перспективными на каждый данный момент времени.

Исторический путь нашей  страны в сочетании с универсальными социально-экономическими тенденциями (мегатрендами) свидетельствует о  том, что конечной целью переходного  периода должна служить социальная рыночная экономика.

Будущая смешанная модель российской экономики, которая явится итогом переходного периода, должна обладать следующими основными чертами:

—органичным единством и  взаимодействием рынка и государства, при котором частная собственность  и рыночные механизмы распределения  ресурсов сочетаются с надежной защитой  государством конкуренции и других «правил игры», активным участием государства  в производстве «общественных благ»  и в развитии социальной сферы;

—наличием развитых институтов рынка, образующих целостную взаимоувязанную  систему и способных обеспечить быстрый рост благодаря мобильности  всех факторов производства и их эффективному использованию;

—социальной ориентированностью экономики, отвечающей высоким современным  требованиям к качеству рабочей  силы, творческой мотивации трудовой и предпринимательской деятельности, гуманизации отношений на производстве, состоянию образования, науки, здравоохранения, культуры, окружающей среды;

—социальным партнерством, опирающимся на развитые институты  гражданского общества и демократической  государственной власти.

Заключение

Переходный период - это  исторически непродолжительный  отрезок времени, в течение которого завершается демонтаж административно-командной  системы и формируется система  основных рыночных институтов. Одной  из относительно простых форм демонтажа  выступает либерализация экономики. Но рыночное поведение экономических  субъектов может опираться только на рыночные институты. Поэтому институциональная  трансформация первична по отношению  к другим направлениям реформ.