Реализация экономической составляющей внешней политики государства на примере Федеративной Республики Германия

В рамках ЕС Германия успешно развивает  двусторонние и многосторонние отношения. Например, в последнее время значительно укрепилось сотрудничество Германии с Францией и Великобританией в аэрокосмической промышленности, самолетостроении, в решении экологических проблем. Германия является одним из крупнейших инвесторов для Испании, Португалии, Греции, ряда других стран ЕС.

Основные  направления германской экономическойдипломатии: дальнейшее развитие ЕС, углубление интеграции не только в экономической, но и во внутри- и внешнеполитической сферах, а также формирование общей внешней  политики и политики безопасности; преобразование институциональной структуры ЕС для повышения эффективности Союза в условиях глобализации и расширения ЕС на восток; обеспечение эффективной интеграции в ЕС новых членов; укрепление общеевропейского сотрудничества в рамках ОБСЕ; дальнейшее развитие НАТО и трансатлантического сотрудничества, недопущение напряжённости и конфликтов внутри организации при обнаружении разногласий; усиление роли международных организаций, прежде всего ООН, и более активное участие Германии в их деятельности; укрепление и уважение прав человека во всем мире; расширение партнёрских отношений со странами–соседями ЕС – регионами Средиземноморья, Ближнего Востока и СНГ; обеспечение устойчивого развития в мире, предупреждение возникновения глобальных катастроф.

     Среди стран ЕС Германия является наиболее последовательным сторонником расширения этой влиятельной организации за счет стран Центральной и Восточной Европы. Именно Германия проявляет наибольшую заинтересованность в сохранении политической стабильности в странах, расположенных на востоке от ее границ, так как именно в этот регион направляется 53% ее экспорта. На рубеже веков интенсивно создаются совместные предприятия с Польшей, Венгрией, Чехией, другими странами. Хотя в самой Германии в последнее время раздается все больше голосов против такой политики правительства, которая, по мнению многих экспертов и рядовых граждан, приведет к резкому увеличению финансовой нагрузки на экономику страны.

Европа  продолжает оставаться в центре немецких внешнеполитических интересов, и нынешний кабинет старается сохранить за Германией роль ее «локомотива и интеграционного ядра». Федеративная Республика – либеральная, демократическая, зажиточная страна – уже давно считается в Европе «мягким гегемоном». Х.-П. Шварц считает, что Германии никуда не деться от своей величины и своей мощи. Вследствие чрезвычайно высокой плотности взаимных связей Европа уже долгое время находится на пути интеграции, которая последовательно будет вести к ограничению суверенитета отдельных государств и врастанию их в некое региональное квазигосударственное образование. Интеграция будет способствовать ликвидации анархии в международной системе и перевода ее в договорную надежность внутренней политики. Поэтому продолжение этого процесса — важнейшая задача германской внешней политики.

Обещая  вести  наступательную европейскую  политику, учитывающую немецкие национальные интересы, Г. Шредер поддержал стратегические планы расширения европейских структур на страны Восточной и Юго-Восточной  Европы. Предпосылкой этого должен был быть ряд реформ ЕС, прежде всего реформа аграрной и финансовой политики, а также совершенствование европейских институтов. При этом он потребовал «восстановить равноправие» в сфере экономической политики. «Время, когда Европа процветала за счет Германии, ушло», − заявил он на ежегодном совещании в Вене глав правительств, министров иностранных дел и министров финансов стран ЕС (вклад ФРГ в общий бюджет ЕС в 1998 г. составлял около 11 млрд. евро - более половины всей суммы, лишь к 2006 г. он сократится). «Мы готовы и дальше выступать в качестве "мотора" Европейского союза, − заявил канцлер, − но это не значит, что мы будем оплачивать чью-то нерадивость, с этим пора кончать». Следующая важная цель заключалась в укреплении внешнеполитической дееспособности Европейского союза, иными словами, совершенствовании совместной внешней политики и политики безопасности. Эти новые акценты не означали отхода от стратегических ориентиров предшествующего правительства.

     Германия  стремится по своим  правилам определять конфигурацию Европы будущего, чтобы оказаться в более выигрышном положении. 12 мая 2000 г. Й. Фишер выступил в Берлине в университете им. Гумбольдта с речью, которая фактически открыла новую дискуссию по вопросам европейской интеграции. Он потребовал реформ, которые были бы направлены на большую демократию и на большую прозрачность принятия решений в ЕС. Он предложил четко разграничить компетенции между наднациональными институтами и государствами – членами Евросоюза, принять Хартию основных прав и поднять статус национальных парламентов. Особое внимание вызвали два его требования: создание европейской федерации с избираемым президентом и формирование европейского правительства. Европейский парламент, состоящий из двух палат, должен был взять на себя все законотворческие и представительские функции. Й. Фишер предложил сформировать первую палату из напрямую избранных депутатов, а вторую - из депутатов национальных парламентов.⁴

     Несмотря  на жаркие дебаты  по этому поводу, почти  все  осталось без изменений. Концепция создания европейского ядра из Франции и Германии не была поддержана Парижем. Это говорит в пользу того, что национальный эгоизм в европейских столицах пока еще превалирует над желанием сделать ЕС более эффективной организацией.

     Чем же объясняется разность в подходах Берлина и Парижа к европейской интеграции? Как в отношениях с США, так и в отношениях с Францией, определенным рубежом стало германское объединение и ликвидация противостояния Восток-Запад, которые заметно повлияли на геополитическое положение двух стран. Если раньше ФРГ постоянно выступала на политическом уровне как младший партнер Парижа, то с 90-х годов прошлого столетия она значительно прирастила территорию и население. Это поставило под вопрос бывшие параметры франко-германского сотрудничества в Европе. Париж видел в предстоявшем расширении ЕС на Восток перспективу оттеснения себя на географические задворки Европы, в то время как Берлин все больше выдвигался в центр континента, имея возможность взять на себя функцию связующего звена между Востоком и Западом. Это привело к тому, что ФРГ стала сторонником расширения ЕС, а Франция, наоборот, − его институционального углубления. Новая расстановка сил принципиально изменила роль и вес Германии. Поэтому теперь уже Франция вынуждена была опасаться деградировать до роли младшего партнера. С точки зрения немецкой политической элиты, напротив, впервые было достигнуто равновесие с Францией. В этом контексте даже отказ от национальных валют не смог сгладить противоречия между двумя государствами.

Германское  единство и слабость России отчетливо  демонстрируют то, что контурно обозначилось еще во времена холодной войны, особенно на ее заключительной стадии: ФРГ возлагает  прежде всего на себя главную ответственность  за будущее единой Европы. Характерно в этой связи высказывание одного из ведущих немецких международников К. Хакке, который не без сарказма заметил, что «Франция скатилась до уровня локальной державы на задворках Европы, а Германия еще до объединения вновь возвысилась до важнейшей державы Европы» [13]. Правда, дабы избежать упреков в национальном эгоизме, в отличие от 1871, 1913 или 1938/39 гг. немецкие политики ориентируются на национальные интересы, которые демонстративно дефинируются ими исключительно как общие европейские целевые перспективы. У Европы, не перестают заявлять они, больше нет германской проблемы, но у Германии есть европейская задача – будучи прочно интегрированной частью Запада, играть роль моста взаимопонимания между Востоком и Западом.⁵

Учитывая, что  после войны в Косово государства – члены ЕС в очередной раз осознали свою беспомощность в решении вопросов войны и мира без вмешательства Америки, правительство Шрёдера/Фишера, председательствующее в ЕС в 1999 г., активно повело линию на более эффективную разработку «европейской политики в области безопасности и обороны» (ЕПБО), институциональные рамки которой были определены Европейским советом в Кёльне в июне 1999 г. В целом, общая линия ЕС в этой сфере предполагает развитие постоянных военно-политических структур; взятие на себя государствами-членами обязательств по дальнейшему разворачиванию необходимых военных потенциалов, особенно в области стратегической разведки и стратегических транспортных потенциалов; углубление европейской кооперации в области производства вооружений, а также гибкое сотрудничество между структурами НАТО и ЕС. Причины для интенсификации ЕПБО лежат на поверхности, хотя Францией и Германией – лидерами интеграции – движут различные мотивы. Экономическая мощь Евросоюза явно преобладает над его политической силой и военным потенциалом. Не удивительно, что объединенная Европа хотела бы развивать политическую активность, включая ЕПБО, и за пределами ЕС, в том числе на Балканах, на Ближнем Востоке и, в конечном итоге, во всем мире, а также укреплять «европейскую опору» в Североатлантическом союзе. Поэтому на саммите Евросоюза в Хельсинки в декабре 1999 г. было принято решение создать силами стран – членов ЕС до 2003 г. сухопутный контингент сил быстрого развертывания численностью 50-60 тыс. человек, а также дополнительно – подразделения ВМС и ВВС, которые в совокупности могли бы быть в течение 60 дней приведены в боевую готовность и находиться в зоне оперативных действий по урегулированию кризисов и конфликтов в течение одного года. В ноябре 2000 г. в Брюсселе члены ЕС заявили о готовности предоставить для урегулирования кризисов 100 тыс. военнослужащих, 400 транспортных самолетов и 100 кораблей. Обещанный вклад Германии ограничился, однако, 30 тыс. солдат, из которых лишь 18 тыс. могли бы принимать участие в операциях, предпринимаемых Евросоюзом.

22 ноября 2002 г. министр  иностранных дел ФРГ И. Фишер  и его французский коллега  Д. де Вильпен, выступая перед  членами Европейского конвента, выдвинули очередную инициативу, которая получила название «Совместные предложения в области Европейской политики безопасности и обороны». В этом документе предлагалось трансформировать ЕПБО в Европейский союз безопасности и обороны, который мог бы содействовать дальнейшему становлению европейской опоры НАТО. Однако ни 2002, ни 2003 гг., особенно если вспомнить англо-американскую войну в Ираке, не принесли с собой реального прогресса в становлении европейской политики в области обороны и безопасности⁶.

История сыграла  с европейцами, в том  числе  и с немцами, злую шутку. Ситуация с обеспечением их безопасности после окончания холодной войны объективно лучше, чем когда бы то ни было. Германия впервые в своей истории окружена одними друзьями. Отсутствие серьезной военно-политической угрозы на континенте привело к тому, что организационное формирование совместной европейской политики в области безопасности наталкивается на большие трудности. Даже первая со времен 1941–1945 гг. война в Европе на Балканах не смогла побудить европейцев своевременно поспешить ликвидировать эту брешь.

 В целом, очевидно, что ограниченность средств, в  том числе военных, усугубляет  зависимость объединенной Европы  от США. Это стало особенно  заметно с расширением Европейского  союза и появлением «линии  напряженности» в вопросах проявления  солидарности с Америкой между «старой» и «новой» Европой. Война в Ираке показала, что Евросоюзу еще очень далеко до выработки единой внешней политики и политики в области обороны и безопасности.

Очевидно: нынешнее сотрудничество между Берлином и Парижем, несмотря на декларируемую  преемственность и незыблемость базовых принципов, разворачивается в новых условиях. Изменения касаются баланса сил между обоими государствами, их роли и статуса в европейской и глобальной политике, их интересов и внешнеполитической стратегии, их новой ответственности по отношению к европейской интеграции и странам Центральной и Восточной Европы. Поэтому ось Берлин-Париж испытывает серьезные перегрузки. Если французы выступают за углубление интеграции и выдвигают возражения в отношении расширения ЕС, то немцы, наоборот, видят в расширении надежные гарантии своей безопасности. Если французы преследуют цель стратегической автономии Европы, то немцы видят в европейских структурах не альтернативу, а дополнение к НАТО. Хотя Г. Шредер публично поддержал французскую концепцию «Европейской державы», вопрос о серьезности намерений Берлина в этом вопросе с точки зрения реальной политики остается открытым. тала ли прежняя особая роль, которую  Франция играла в германской внешней  политике, менее значительной в условиях Берлинской республики, или все это  было внешним проявлением тактических разногласий между Берлином и Парижем? Эволюция двусторонних отношений, прежде всего выработка совместной позиции по войне в Ираке, говорят все-таки в пользу второго. Опросы общественного мнения, проведенные в январе 2001 г., показали, что 81% французов и 86% немцев считают «хорошие германо-французские отношения» «существенной» или «важной» предпосылкой для процесса европейской интеграции.⁷

Кабинет Г. Шредера стал одним из наиболее настойчивых в Европе в подготовке мер, которые предотвратили бы негативные процессы в расширяющемся ЕС и снижение дееспособности органов Евросоюза. Видимо, сказывается опыт, накопленный страной в ходе более чем десятилетней адаптации Восточной Германии после объединения страны. Германия сыграла определяющую роль в одобрении летом 2004 г. Европейской конституции. Однако предстоит еще длительный и мучительный процесс, где ратификации этого документа национальными парламентами, а где и проведения всенародных референдумов. Поэтому осторожность и прагматизм будут определять реальную европейскую политику и нынешнего немецкого правительства и, очевидно, следующего.

Все признаки говорят о том, что достигнутый уровень европейской интеграции не сможет быть существенным образом уплотнен. Против ожиданий «отмирания государства» говорит и то обстоятельство, что Европейский союз – сама по себе система регионально организованных государств – со своей стороны, включен в более широкую конструкцию. Желающие вступить в ЕС ни в коем случае не захотят отказаться от своей государственности. При этом, учитывая сложную структуру взаимосвязей внутри таких систем, как ЕС и НАТО, а также между членами и не членами этих систем, неизбежно возникновение очагов напряженности. Негативную реакцию могут продемонстрировать страны, которые по тем или иным причинам с настороженностью относятся к окрепшей Германии и воспринимают ее как одну из доминант в европейской или мировой политике. При этом нельзя исключить появление антигерманских коалиций внутри выше обозначенных регулирующих систем.

Не  следует  также забывать, что на интеграционный процесс будет, наконец, влиять отношение  к нему со стороны США и России. Если Вашингтон видит в этом процессе подрыв своих позиций в Европе, то Москва – потерю своих западных рубежей (подбрюшья). Пока Германия делала все, чтобы не допустить возникновения подозрений, будто она хочет вытеснить Соединенные Штаты из Европы. ФРГ добилась утверждения своего кандидата на пост главы военного штаба ЕС, и этот факт свидетельствует о старании Берлина избежать появления напряжений между ЕС и НАТО и теснее наладить оперативное планирование между обеими организациями.

23 июня 2000 г. между 71 страной Африки, Карибского региона, Тихоокеанского бассейна и ЕС сроком на 20 лет был подписан «Договор о партнерстве», который заменил истекшее в феврале 2000 г. Четвертое ломейское соглашение. Для финансирования договора Евросоюз предоставил «пакет помощи» размером в 13,5 млрд. евро. В кооперации с другими постиндустриальными странами был начат процесс списания долгов беднейшим странам на сумму в 70 млрд. долл. При этом он был взаимоувязан с борьбой с бедностью и строительством в этих странах гражданского общества.