Меркантилизм как понятие

Здесь поднимается вопрос, который еще возникнет в процессе нашего анализа: о различии между понятиями, названными безработицей по Марксу и по Кейнсу. Понятие "кейнсианская безработица" обозначает ситуацию, когда поток инвестиций недостаточен, чтобы поглотить сбережения, осуществляемые при уровнях дохода, соответствующих условиям полной занятости. По причине относительного избытка физического капитала норма прибыли слишком мала, чтобы стимулировать инвестиции, требуемые для обеспечения полной занятости. Безработица, по Марксу, есть результат нехватки капитала относительно предложения труда; неадекватное соотношение факторов производства и ограниченные технологические возможности замещения капитала трудом не позволяют абсорбировать весь предлагаемый объем рабочей силы, даже когда производственные мощности используются полностью. Безработица, по Марксу, - результат либо избыточного роста населения, либо слишком низкого уровня доходов, да еще в сочетании с примитивными негибкими технологиями, чтобы вызвать адекватный поток инвестиций. Слишком низкий уровень бережливости, а не недостаточность эффективного спроса сдерживает рост выпуска продукции. Безработица, по Марксу, - проблема структурная, а не циклическая, и потому активная денежная политика государства, эффективная для борьбы с кейнсианской безработицей, просто вызовет инфляцию, не приведя к установлению полной занятости. В обоих случаях сходны лишь симптомы, но не лекарства, так как природа болезни совершенно разная. Из сказанного следует, что аналогия проблеме безработицы, как она описывается в меркантилистской литературе, - не неполная занятость в развитой капиталистической экономике, но явная или скрытая безработица современных перенаселенных и слаборазвитых стран Азии, Африки и Латинской Америки. Кейнсианское толкование меркантилизма - это не более чем еще один пример склонности Кейнса оценивать все предшествующие теории с точки зрения его собственной и распространять современные ему проблемы на всю человеческую историю.

Когда авторы XVII - XVIII вв. прославляли расходы богатых  на предметы роскоши, они были твердо убеждены, что "роскошная жизнь" формирует потребности и порождает денежные стимулы. Недостаточно развитая экономика с примитивными рынками труда, как мы знаем из современного опыта, весьма располагает к мысли, что на высших классах общества лежит обязанность обеспечивать рабочие места, содержать пышную свиту "челяди". Доктор Джонсон так выразил общее для XVIII в. мнение: "Нельзя тратить деньги на роскошества, не делая блага бедным. Более того, лучше тратить деньги на роскошества, чем раздавать их; ибо, тратя, вы стимулируете промышленность, тогда как раздача оставляет деньги в бездействии". Что касается одобрения меркантилистами общественных работ, то оно часто основывалось не более чем на вере в магическую силу государственных мероприятий просто потому, что последние предпринимаются в общественных интересах. Порой торговые депрессии побуждали авторов выступать за общественные работы, и в безыскусной манере той эпохи рекомендации, направленные на смягчение сиюминутной проблемы, могли выражаться как постоянные предписания. Литературные источники не дают оснований предположить, что заинтересованность в увеличении занятости проистекала из понимания безработицы как недостаточности эффективного спроса. Хуже того, эти схемы рекомендовались без всякого внимания к необходимости стимулирования сбережений и перемещения их к потенциальным инвесторам.

Несмотря на убедительную критику Хекшером неисторического  толкования Кейнса, его собственный  анализ меркантилизма отражает полностью  абсурдное раздражение всем, что хотя бы немного отдает экономическим детерминизмом. Он не только приписывает каждое меркантилистское положение мощному влиянию ошибочных экономических ирей, но доходит до утверждений типа: "не существует абсолютно никаких оснований полагать, будто меркантилисты создали свою собственную систему ... на основе каким-либо образом приобретенного какого бы то ни было знания реальности", что являет собой идеальный пример безапелляционности. Верно, что меркантилисты в действительности мало интересовались практическим использованием благородных металлов на военные нужды или для конечного экспорта; и они жаждали золота не из-за нехватки его для чеканки монет. Конечно, недостаток денег был весьма распространенной жалобой того времени, но даже меркантилисты понимали, что подлинный их недостаток может быть смягчен снижением веса монет или эмиссией бумажных денег и что в таких жалобах частенько смешивались плохое ведение валютного дела - нехватка монет определенного номинала и ужесточение кредита в периоды вялой торговли. Но недавно британский историк Чарльз Уилсон представил свидетельства в пользу того, что стремление обладать твердым денежным средством в эпоху меркантилизма имело определенные достоинства, применительно к тогдашним обстоятельствам, которые позже исчезли. Условия британской торговли со странами Балтики и Ост-Индией делали необходимым для поддержания внешнеторговой ликвидности некоторое накопление благородных металлов. По причине неразвитости тогдашнего международного денежного рынка Англия не производила практически ничего, что могло бы быть экспортировано. Для приобретения пшеницы стран балтийского бассейна и индийских "специй" - слово "специи" в то время обозначало не просто приправы, а все восточные товары, такие, как шелковые и хлопчатобумажные ткани, красители, сахар, кофе, чай и селитра, адекватные заменители чему не могли быть произведены в Европе, - Британии приходилось в колониальной торговле делать упор на экономию драгоценных металлов. Таким образом, экономическая обстановка в мире эпохи меркантилизма не позволяла вести торговлю на основе многосторонних расчетов и требовала системы двусторонних соглашений.

Отвечая на этот довод  Уилсона, Хекшер заметил, что международные  рынки XVI и XVII вв. были достаточно развиты, чтобы позволить валютный обмен, но согласился с тем, что меркантилисты имели веские основания беспокоиться об индийском канале утечки серебра. Как бы то ни было, эта дискуссия наводит на мысль о существовании не предполагавшегося ранее рационального зерна в воззрениях меркантилистов.

Можно только удивляться тому, что сами меркантилисты никогда  не обращали внимания на особенности  торговли со странами Балтики и Ост-Индией. Скорее всего, они не видели в этом ничего необычного. Теория меркантилизма  в целом часто подразумевает, не оговаривая особо, те представления о реальном мире, которые, похоже, были настолько очевидны для того времени, что не стоили упоминания. Статическое понимание экономической деятельности как игры с нулевой суммой (выигрыш одного - человека или страны - является проигрышем другого), молчаливое допущение ограниченности потребностей, неэластичности спроса, слабости денежных стимулов - очевидно, что все эти представления были присущи доиндустриальной экономике, привычной к столь малому росту производства и населения, что им можно просто пренебречь. Во времена, когда доход от внешней торговли был делом случая, - а именно такова эпоха пиратского империализма, - когда внутренняя торговля ограничивалась несколькими населенными пунктами и велась только спорадически и когда практически неизвестны были регулярная занятость и фабричная дисциплина, что может быть естественнее мысли, будто лишь политика "разори соседа" обогатит нацию, что активный торговый баланс воплощает в себе чистую прибавку к объему продаж на ограниченном внутреннем рынке и что более высокая заработная плата снизит, а не повысит предложение труда? Такого рода общие представления об экономической действительности столь прочно коренились в реальном мире, что едва ли нуждались в констатации, и только они объясняют, почему разумные люди могли придерживаться теорий, выдвигавшихся в ту эпоху.

Это не означает, что неправильные понятия или даже откровенные  ошибки не играли никакой роли. В  конце концов доктрина торгового  баланса уже в XV в. имела хождение, а выдвигалась время от времени еще в XIV в. Мысль о том, что золото обеспечивает "военную мускулатуру", была по-настоящему привлекательна во времена Генриха VIII, и когда последний промотал государственную казну, эта идея устояла, питаемая разумной боязнью неопределенности в эпоху, когда кредитные институты еще были мало развиты. Протекционистские настроения, популярные во все времена, - особенно тогда, когда государственное регулирование внешней торговли считается само собой разумеющимся, - под влиянием аналогии между государственными и частными финансами легко соединяются с невинным отождествлением денег и богатства, древнейшим из экономических заблуждений. Необразованные авторы, подхваченные потоком общественного мнения, обнаружили поразительные и подчас убедительные основания для защиты от обывателя меркантилистской экономической науки и в схватке с логическими следствиями своих презумпций явили экономическую теорию во младенчестве. Здесь бездна возможностей для релятивистских и абсолютистских толкований: меркантилистское "видение" реальности, с одной стороны, а с другой - по существу примитивный анализ, грешащий чаще умолченным, чем изреченным.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ВЫВОДЫ

 

Основа меркантилизма - доктрина активного торгового баланса, как непременного условия национального благосостояния. Не менее важны й предмет интереса меркантилистов состоял в создании эффективных факторов производства.

Платежный баланс всегда должен быть сбалансирован, так как  это не более чем бухгалтерское  равенство дебета и кредита (мы говорим  о "дефиците" и "активном сальдо" в международных платежах, но только исключая определенные статьи дебета и кредита из набора счетов, которые, взятые в совокупности, всегда должны быть взаимно уравнены).

Суровый приговор, вынесенный ошибкам меркантилистов классической теорией, пребывал неоспоренным в течение столетия. Релятивистское толкование меркантилизма вынуждено было выжидать вплоть до возрождения протекционизма в Европе и развития немецкой исторической школы.

Большинство меркантилистов придерживались той точки зрения, согласно которой экономические интересы наций взаимно антагонистичны, как будто бы в мире имеется фиксированное количество ресурсов, которые одна страна может заполучить только за счет другой. Это объясняет, почему они не стеснялись защищать политику "разори соседа" или выступать за сокращение внутреннего потребления как цель национальной политики.

На всем протяжении человеческой истории склонность сберегать преобладала над побуждением инвестировать, и меркантилисты достойны похвалы за понимание того, что слабость побуждения инвестировать есть ключ к решению экономических проблем. Когда прямые государственные капиталовложения или валютное регулирование невозможны, как это и было накануне Нового времени, лучшее, что может быть сделано, - это поощрение инфляции через поддержание активного торгового баланса: превышение экспорта над импортом поддерживает цены, а прилив золота, усиливая предложение денег, снижает процентные ставки и тем самым стимулирует инвестиции и занятость.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ:

 

1.Бартенев С.А. Экономические  теории и школы (история и  современность): Курс лекций".-М.: Издательство Бек, 1999.

2.Костюк В.Н. История  экономических учений. М., «Финист», 2004.

3.Райзберг Б.А. Курс  экономики. М: Инфра-М, 2003.

4.Экономика. Под ред.  Архипова А.И., Нестеренко А.Н., Большакова А.К. М.,1999.

5.Экономика. Под ред. Булатова  А.С. М., 1997.

6.Экономические теории: Учебное пособие для вузов/  Всерос. заоч. фин.-экон. ин-т; Под  ред. А.Н. Марковой.-2-е изд.- М.: АО "Финстатинформ", 2000.