Адам Смитт и капиталисты

Кто может и  должен накоплять? Конечно, капиталисты - состоятельные фермеры, промышленники, купцы. В этом Смит видел, в сущности, их важнейшую социальную функцию. Он еще в глазговских лекциях  с удовольствием отмечал "аскетизм" тамошних рыцарей капитала: во всем городе трудно было найти богача, который бы держал более одного человека мужской прислуги. Нанимая производительных работников, человек богатеет, нанимая слуг - беднеет, писал Смит. Это же применимо ко всей нации: надо стремиться свести к минимуму часть населения, не занимающуюся производительным трудом. Смитова концепция производительного труда была остро направлена против феодальных элементов в обществе и всего связанного с ними: государственной бюрократии, военщины, церкви. Как заметил Маркс, критическое отношение ко всей этой публике, обременяющей производство и мешающей накоплению, выражает точку зрения как буржуазии той эпохи, так и рабочего класса. 
     Смит писал: "...государь со всеми своими судебными чиновниками и офицерами, вся армия и флот представляют собою непроизводительных работников. Они являются слугами общества и содержатся на часть годового продукта труда остального населения... 
     К одному и тому же классу должны быть отнесены как некоторые из самых серьезных и важных, так и некоторые из самых легкомысленных профессий - священники, юристы, врачи, писатели всякого рода, актеры, паяцы, музыканты, оперные певцы, танцовщики и пр.". 
     Итак, король и паяцы - в одной компании! Офицеры и священники - в сущности паразиты! "Писателей всякого рода", к которым относится и сам автор, научная добросовестность заставляет его тоже признать с экономической точки зрения непроизводительными работниками. В этих фразах несомненно есть ирония, довольно смелая и злая, но она глубоко запрятана под профессорской серьезностью и объективностью. Таков Адам Смит. 
     Смитианство 
     Наибольшее влияние учение Смита имело в Англии и во Франции - странах, где промышленное развитие в конце XVIII и начале XIX в. шло наиболее интенсивно и где буржуазия в значительной мере овладела государственной властью. 
     В Англии, однако, среди последователей Смита не было, вплоть до Рикардо, скольконибудь крупных и самостоятельных мыслителей. Первыми критиками Смита выступили люди, выражавшие экономические интересы землевладельцев. В Англии виднейшими из них были Мальтус и граф Лодердейл. 
     Во Франции учение Смита сначала натолкнулось на прохладный прием со стороны поздних физиократов. Затем революция отвлекла внимание от экономической теории. 
     Перелом произошел в первые годы XIX в. В 1802 г. был издан первый полноценный перевод "Богатства народов", сделанный Жерменом Гарнье и снабженный его комментариями. В 1803 г. вышли книги Сэя и Сисмонди, в которых оба экономиста выступают в основном последователями Смита. Сэй интерпретировал шотландца в духе, который больше устраивал буржуазию, чем "чистый" Смит. Однако в том мере, в какой 
     Сэй энергично выступал за капиталистическое промышленное развитие, многие его идеи были близки к взглядам Смита. 
     Если смитианство было прогрессивно в Англии и во Франции, то в еще большей мере это было ощутимо в странах, где господствовала феодальная реакция и буржуазное развитие только начиналось,- в Германии, Австрии, Италии, Испании и, конечно, в России. Есть сведения, что в Испании книга Смита была первоначально запрещена инквизицией. В 
     Германии реакционные профессора, которые читали свои лекции в духе особой германской разновидности меркантилизма - камералистики, долгое время не хотели признавать Смита. И тем не менее именно в Пруссии - крупнейшем германском государстве - идеи Смита оказали определенное влияние на ход дел: люди, которые в период наполеоновских войн проводили там либерально-буржуазные реформы, были его последователями. 
     Говоря о смитианстве и влиянии Смита, надо иметь в виду, что непоследовательность 
     Смита, наличие в его книге разнородных и прямо противоположных концепций позволяли людям совершенно различных взглядов и принципов черпать у него и считать его своим учителем и предшественником. Английские социалисты 20-40-х годов XIX в., стремившиеся повернуть учение Рикардо против буржуазии, считали себя вместе с тем и действительно являлись духовными наследниками Адама Смита. Эти люди опирались в основном на положения Смита о полном продукте труда и вычетах из него в пользу капиталиста и землевладельца. С другой стороны, последователями Смита считала себя "школа Сэя" во Франции, в которой воплотилось вульгарно-апологетическое направление буржуазной политэкономии. Она опиралась на другой поток в мышлении Смита: сотрудничество факторов производства в создании продукта и его стоимости. Они брали также у Смита его фритредерство, но придавали ему грубо торгашеский характер. 
     Исторически важнейшая линия теоретических влияний от Смита идет к Рикардо и 
     Марксу. 
     Смитианство имело различные аспекты с точки зрения теории и с точки зрения конкретной экономической и социальной политики. Были смитианцы, которые брали у 
     Смита, в сущности, только одно: свободу внешней торговли, борьбу против протекционизма. В зависимости от конкретной ситуации эти выступления объективно могли иметь и прогрессивный и достаточно реакционный характер. Например, в Пруссии за свободу торговли выступали консервативные юнкерские круги: они были заинтересованы во ввозе дешевых иностранных промышленных товаров и в беспрепятственном вывозе своего зерна. 
     Но мы уже хорошо знаем, что у Смита его фритредерство было лишь частью большой антифеодальной программы экономической и политической свободы. Огромная роль 
     Смита в истории цивилизации определяется тем, что его идеи (очень часто в трудноразделимом сплаве с идеями других передовых мыслителей XVIII столетия) ощутимы во многих прогрессивных и освободительных движениях первой половины XIX в. 
     Пожалуй, это наиболее очевидно в России. Вопрос о смитианстве в России основательно исследован советскими учеными (И. Г. Блюмин, Ф. М. Морозов и др.). Здесь можно добавить лишь несколько штрихов. 
     Всю первую половину 1826 г. шло следствие по делу декабристов. В ходе следствия каждому мятежнику давали особого рода анкету, в которой был, в частности, вопрос об источниках его "вольнодумных и либеральных мыслей". Среди авторов, которых называли декабристы, рядом с Монтескье и Вольтером несколько раз фигурирует имя 
     Смита. Еще чаще упоминаются просто сочинения по политической экономии, но надо помнить, что в то время это практически означало систему Смита. 
     Декабристы, дворянские революционеры, имели, по существу, буржуазнодемократическую программу. Для этой программы они воспользовались самыми прогрессивными идеями западных мыслителей. У Смита их привлекала вся ого система естественной свободы, а конкретнее - категорическое осуждение рабства (крепостного права), выступление против всех других форм феодального гнета и за промышленное развитие, требование всеобщности налогообложения и т. д. Само по себе фритредерство 
     Смита их меньше интересовало. Среди декабристов и в той или иной мере близких к ним мыслящих людей были как сторонники свободы торговли, так и сторонники протекционистских тарифов для защиты нарождавшейся русской промышленности. Еще меньше занимались они (да и русские экономисты того времени вообще) чисто теоретическими сторонами учения Смита: вопросами стоимости, доходов, капитала. 
     Влияние Смита на декабристов было итогом продолжавшегося уже несколько десятилетий распространения его идей среди русского образованного общества. На волне либеральных веяний, распространившихся после восшествия на престол Александра I, в 
     1802-1806 гг. вышел первый русский перевод "Богатства народов". Перевод книги 
     Смита был исключительно трудным делом, ведь на русском языке еще только складывалась научная экономическая терминология, система основных понятий. Тем не менее он сыграл важную роль не только в распространении идей Смита в России, но и в развитии русской экономической мысли вообще. Период 1818-1825 гг. был временем наибольшего влияния Смита в России. После декабрьского восстания Смит почти целиком попал в руки консервативных профессоров, которые вытравляли из его учения все смелое и острое. 
     Замечательно, что это не укрылось от наблюдательности Пушкина, который уже отразил в "Евгении Онегине" увлечение Смитом. В одном из прозаических отрывков 1829 г. (роман в письмах) читаем: "Твои умозрительные и важные рассуждения принадлежат к 1818 году. В то время строгость нравов и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы, не снимая шпаг - нам было неприлично танцевать и некогда заниматься дамами. 
     Честь имею донести тебе, что это все переменилось. Французская кадриль заменила 
     Адама Смита". 
     Пушкин был хорошо знаком и даже дружен по меньшей мере с тремя декабристами, которые оставили важный след в развитии русской экономической мысли: Николаем 
     Тургеневым, Павлом Пестелем и Михаилом Орловым. Особенно большую роль в формировании общественных взглядов молодого Пушкина сыграл Тургенев, который считал себя учеником Смита. В книге Тургенева "Опыт теории налогов" (1818 г.) множество ссылок на Смита. Уже после Октябрьской революции была опубликована замечательная рукопись Пестеля "Практические начала политической экономии". 
     Написана она, по всей вероятности, в 1819-1820 гг. Даже от книги Тургенева эта работа выгодно отличается теоретической постановкой ряда вопросов, широтой взгляда, которым молодой автор окидывал всю европейскую науку. Хотя Пестель сравнительно редко ссылается на Смита, последний является главным источником его взглядов. И Тургенев и 
     Пестель, опираясь на Смита, развивали многие новые идеи, особенно в применении к конкретным условиям России. Они и Смита принимали отнюдь не целиком. В политической области республиканизм Пестеля выходил далеко за пределы смитова либерализма.

Смитианство в России. А. С. Пушкин не случайно сделал своего Онегина читателем Адама Смита; упоминал и о том, что «иная дама читает Сэя и Бентама». Авторитет политической экономии Смита был таков, что граф Н. П. Румянцев — личный друг и ставленник царя Александра I, назначенный им министром коммерции Российской империи (1802), писал: «догмат совершенной свободы торговой имеет то значение, что первым его провозвестил Адам Смит, которого учение, по справедливости, приемлется руководством в созерцании государственных сил». 
 
Сам император Александр I был первым русским, употреблявшим слово «либерализм» (в переписке со своим воспитателем швейцарцем Лагарпом).Посвящением Александру I снабдил переиздание своего «Трактата политической экономии» Ж.-Б. Сэй. Либеральные веяния первых лет правления Александра I отразились и в инициативе правительства по изданию русского перевода «Богатства народов» (1802 — 1806); и в учреждении разряда политической экономии в Петербургской Академии наук (1804). Были также учреждены кафедры политической экономии в Московском и новооткрытом Харьковском университетах (1804 — 1807). Первыми российскими специалистами по политической экономии стали, в основном, немцы, получившие образование в германских университетах по специальности «камералистика». Её знание они соединяли с переложением учения Смита. Наиболее известен стал Х. А. Шлёцер (1774 — 1831), написавший первый на русском языке учебник «Начальные основания государственного хозяйства» (в 2 кн., 1821). 
 
Наконец, при Александре I возникла традиция преподавания политической экономии великим князьям — наследникам престола. Политэкономию будущему императору Николаю I читал сначала профессор Петербургского педагогического института М. А. Балугьянский, затем — академик А. К. Шторх. МихаилБалугьянский (1769 —1849) дал первый на русском языке очерк истории экономических учений (меркантилизм, физиократия, теория А. Смита) под заглавием «Национальное богатство. Изображение различных хозяйственных систем» (в «Статистическом журнале»; СПб., 1806-1808, 4 номера). Карпато-русин по национальности, уроженец Словакии, он приехал в Россию из Венгрии. Балугьянский вместе с Михаилом Сперанским подготовил план стабилизации расстроенной бесконтрольными расходами и выпуском бумажных денег русской финансовой системы, известный как «план финансов Сперанского» (1810). 
 
Надо сказать, что и Балугьянский, и Шторх не скрывали своего резко критического отношения к крепостному праву, которое прямо называли «крепостным рабством» и главной причиной отсталости России. Но то, что можно было сказать в узком кругу в царском дворце, не дозволялось обсуждать открыто. Поэтому 6-томный «Курс политической экономии» (1815) Шторха был издан в Петербурге на французском, а не на русском языке, а «Система политической экономии» Балугьянского осталась только в записях его ученика Константина Арсеньева (1789 — 1865), впоследствии академика и воспитателя следующего наследника престола, будущего Александра II Освободителя.  
 
Принимая «Богатство народов» за основу построения своего «Курса политической экономии», А. К. Шторх оригинальным образом соединил две разрозненные идеи самого А. Смита. Первая: эффект разделения труда сильнее всего проявляется в мануфактуре, наименее же в земледелии (торговля в этом отношении находится посередине); и превосходство передовых стран проявляется сильнее именно в тех отраслях, где глубже разделение труда. Вторая: если «какая-нибудь чужая страна может снабжать нас каким-нибудь товаром по более дешёвой цене, чем мы сами в состоянии изготовлять его, гораздо лучше покупать его у неё на некоторую часть продуктов нашего собственного промышленного труда, прилагаемого в той области, в которой мы обладаем некоторым преимуществом». 
 
Развивая эти положения, Шторх ранее Д. Рикардо пришёл к формулировке принципа сравнительных преимуществ в разделении труда между странами и в международной торговле — как дополнительный веский аргумент в пользу свободной торговли. Но, трактуя слишком буквально преимущества как разделения труда вообще, так и разделения труда в отношениях между странами, Шторх не видел некоторых существенных проблем национального хозяйства России, обусловленных её географией и историей. 
 
^ Международное разделение труда и проблема структуры национального хозяйства. Поскольку превосходство передовых наций нагляднее всего проявляется в производстве промышленных изделий, Шторх полагал целесообразным для отсталых стран специализироваться исключительно на земледелии, покупая у богатых наций мануфактурные товары, производимые там в силу развитого разделения труда по гораздо более низкой цене. Шторх специально описал норфолкский плодосменный севооборот для оценки «расстояния, которое должна преодолеть Россия», чтобы достигнуть успехов английского земледелия. Тем не менее, именно в земледелии Шторх видел сравнительное преимущество России, поскольку российский зерновой хлеб приблизительно в тех же ценах и качестве, что и английский, тогда как английские мануфактурные товары гораздо дешевле русских при той же степени добротности. Производить в России «ткани и утварь, которые мы получаем из Англии», Шторх считал невыгодным. 
 
Рекомендации по «уступлению прав» передовым нациям не только во внешней торговле, но и в переработке российского сырья — льна, древесины, железа — Шторх сочетал с порицанием соединения в русских деревнях хлебопашества с домашними промыслами. Он полагал, что это не более чем результат «искажённого понятия о выгодах» у невежественных русских крестьян, не понимающих преимуществ разделения труда.  
 
Достижением норфолкской системы земледелия (обильное удобрение навозом и попеременное засеивание без пускания земли под пар) Шторх считал соразмерность земледелия и животноводства, которая проявляется в уравнивании цен на хлеб и мясо, что приводит к одинаковой прибыли от возделывания земли с целью как пропитания для человека, так и получения корма для скота. «Рост поголовья скота и улучшение земельного фонда есть две вещи, обязанные идти в ногу и не имеющие право опережать друг друга». В России, где в большинстве губерний, по наблюдениям Шторха, хорошо унавоженные земли занимали не более трети или четверти, а то и двадцатой части угодий, расширение площади пашни сопровождалось сокращением угодий для скота и его количества.  
 
Однако Шторх не учитывал, что соразмерность земледелия и животноводства, которую он справедливо считал признаком структуры сельского хозяйства цивилизованной страны, установилась на Западе с изменением структуры всего национального хозяйства, когда увеличились доли промышленности и торговли и число городских жителей, предъявляющих рыночный спрос на хлеб и мясо. Но такое увеличение невозможно в стране, которая «уступила» передовым нациям внешнюю торговлю и промышленность.  
 
^ Обоснование протекционизма Н. Мордвиновым. Адмирал Николай Семёнович Мордвинов (1754 — 1845), недолгий председатель департамента государственной экономии (1810 — 1812), будучи, как и А. К .Шторх, почитателем А. Смита (и к тому же англофилом), отстаивал мнение, что России необходимо изменение «системы внутреннего хозяйства», т.е. переход из чисто земледельческого состояния в промышленное. Поэтому она не может следовать принципу свободы внешней торговли и должна оказывать таможенное покровительство своей неокрепшей промышленности.  
 
В «Некоторых соображениях по предмету мануфактур в России и о тарифе» (1815) Мордвинов выступил оппонентом российского фритредерства, ссылаясь не только на исторические примеры упадка стран, «уступивших» внешнюю торговлю и промышленность иностранцам (Испания, Португалия, Польша), но и на географическое своеобразие России. Самая пространная из держав с «многоразличием угодий» и богатством недр, Россия, однако, как страна «оледенелая в течение почти половины года» неблагоприятна в большинстве своих губерний для земледелия, а невольная праздность ввиду краткого срока земледельческих работ вынуждает крестьян искать дополнительных доходов в промыслах, нередко отхожих вдали от родных мест. Поэтому умножение фабрик было бы полезно для страны, притягивая как рабочие руки, так и «земные произрастания», и предоставляя земледельцам одежду, обувь, утварь, улучшенные орудия. Но устройство фабрик требует «продолжительной опытности», которой не добиться без ограничения от конкуренции промышленных товаров передовых наций. Поэтому Мордвинов выступал за «охранительный» тариф — высокие пошлины на ввоз в пределы страны иноземных мануфактурных изделий. 
 
«Народ, имеющий у себя в совокупности земледелие, мастерства, фабрики, заводы и торговлю, — писал Мордвинов, — процветает, благоустраивается и обогащается вернее и скорее, нежели народ, имеющий одних токмо земледельцев да купцов, покупающих необработанные произведения». Аргументация Мордвинова во многом походила на ту, что позднее развил Ф. Лист в своих концепциях «воспитательного протекционизма» и «ассоциации национальных производительных сил». Но она допускала наличие в России крепостного права, злу которого «добрый адмирал не придавал должного значения»³³.  
 
Возглавив впоследствии Вольное экономическое общество (1823 — 1840), Мордвинов опубликовал «Правила для получения от земли изобильных урожаев» (1839) — инструкцию по рациональному земледелию типа английского плодосменного. Эту инструкцию вполне могли применять помещики-крепостники, во власти которых было заставить крестьян вводить передовой норфолкский севооборот, не считаясь с требованиями рынка. Но такие опыты заканчивались неудачей в России, где экспорт зерна в Европу на основе крепостнического земледелия при архаичном трёхполье (и в отрыве как от животноводства, так и от промышленности) оказывался выгодным, а плодосмен, требующий массового спроса со стороны близлежащих густонаселённых городских мест, — нет. Крепостное право было помехой на пути формирования соразмерной отраслевой структуры национального хозяйства, содействие которому предполагалось протекционизмом Мордвинова.  
 
^ Экономический либерализм Н. Тургенева. Наиболее последовательным русским фритредером проявил себя Николай Иванович Тургенев(1789 — 1871), выпускник Гёттингенского университета, прослушавший там курс политэкономии главного смитианца Германии Г. Сарториуса (1765 — 1828). От Сарториуса Тургенев воспринял идею 4 правил рационального налогообложения как опорных принципов экономического либерализма. Они содержались в заключительной книге «Богатства народов»: 

1.  
   Налоги должны быть сообразны доходам, которые получает каждый подданный под охраной государства.
2.  
   Время, размер и способ уплаты налогов должны быть известны заранее.
3.  
   Способ взимания налогов должен быть наиболее удобным для населения.
4.  
   Сбор налогов должен быть таким, чтобы извлекать из населения как можно меньше сверх того, что поступает в государственную казну.

 
В книге «Опыт теории налогов» (1818) Тургенев на исторических примерах показывал грубые нарушения этих принципов политическим абсолютизмом, крепостничеством и меркантилизмом. Нацеленный на раскрытие двоякого смысла «принципа свободы»: фритредерского и противокрепостнического, Тургенев был близок к будущим декабристам, но разошёлся с ними. За год до восстания декабристов Тургенев уехал за границу, где и остался, после 1825 г. отказавшись выполнить повеление нового императора о возвращении. 
 
Тургенев стал первым в XIX в. русским политэмигрантом. В книге «Россия и русские», написанной по-французски (3 тт., 1847), он отмежевался от заговорщиков 1825 г., чем разочаровал ссыльных декабристов. В этом произведении Тургенев по-прежнему выступал как либерал и в политическом (за освобождение крестьян и конституционное преобразование России), и в экономическом смысле — за свободу торговли, против общинного землевладения и утопий централизованной организации труда (вроде той, что предложил классик немецкой философии И. Г. Фихте (1863 — 1914) в книге «Замкнутое торговое государство»). Но заслуживает быть отмеченным одно обстоятельство. В «Опыте теории налогов» Тургенев осуждал меркантилизм как одну из главных причин «пролития крови человеческой» в течение трёх веков. В книге «Россия и русские» он оправдывал развязанную под лозунгом свободы торговли Англией опиумную войну против Китая (1840 — 1842) тем, что «стремясь к приобретению новых рынков, англичане — может быть, и сами того не желая, — продвигают вперёд цивилизацию».  
 
^ А.Бутовский: эпигон школы Сэя. Расходящиеся версии либеральной политической экономии нашли как эпигонов, так и критиков в России, где дальнейшее развитие экономической мысли после почтительного усвоения идей А.Смита было сильно осложнено полицейской реакцией в правление Николая I (смолоду не склонного к либеральным увлечениям, да ещё столкнувшегося при восшествии на престол с военным заговором декабристов). Самым крупным экономическим трактатом того времени стал 3-томный «Опыт о народном богатстве, или о началах политической экономии» (1847) камер-юнкера Александра Ивановича Бутовского (1814 — 1890). Издание, отпечатанное в типографии Е.И.В. канцелярии, носило официальный характер; существенно то, что оно вышло через несколько лет после ухода с поста министра финансов известного своим консерватизмом Е. Ф. Канкрина, проводившего политику протекционизма. Бутовский же выступил как сторонник фритредерства, опираясь на труды Ж.-Б. Сэя и незадолго перед этим вышедший трактат Ш. Дюнуайе. Он уделил внимание критике «коммунизма» и «социализма», отождествляя первый с проповедью восстания бедных против богатых, а второй — с фантастическими обещаниями «превратить мир в пчелиный улей, где всем будет довольно мёду и цветов».  
 
Под пером Бутовского своеобразную форму приняла концепция «гармонии интересов» в промышленности, основанной на свободной конкуренции. Одни — учёные и изобретатели — исключительно «предаются исследованию законов природы»; другие — предприниматели — посвящают свою деятельность применению истин, открытых первыми, к образованию предприятий, направленных на удовлетворение существующих в обществе потребностей; третьи — «исполнительное трудовое сословие» — «предлагают свои силы нравственные и телесные для преобразования в полезность под руководством вторых элементов, указанных первыми». Бутовский не считал, однако, высокий уровень промышленного развития необходимым для благосостояния и просвещения страны, уповая на «золотое дно» чернозёма, широкой полосой простирающегося по России.  
 
Впоследствии Бутовский примкнул к либералам-западникам, дополнившим экономический либерализм манчестерской школы критикой русского общинного землевладения.  
 
^ В. Милютин: «предписательный» подход к политической экономии. «Опыт» Бутовского получил отрицательную рецензию со стороны совсем ещё молодого учёного Владимира Алексеевича Милютина (1826 — 1855), младшего брата будущих руководителей крестьянской и военной реформ 1861 — 1874 гг. — Н. А. Милютина и Д. А. Милютина. Милютин подверг критике Бутовского прежде всего за позицию чисто описательного подхода к политической экономии, называя эту позицию школы Сэя, сознательно исключающую «предписательный» подход к политической экономии, односторонней и устаревшей. 
 
Милютин, дебютировавший в журналистике статьёй «Пролетарии и пауперизм в Англии и во Франции» (1847), считал, что задача политэкономии — раскрыть, «какое устройство экономических отношений благоприятствует наиболее сильному развитию производительности и справедливому равномерному распределению произведённых богатств». Поэтому надлежит не только описывать законы деятельности человека в промышленной сфере, но указывать те практические средства, с помощью которых можно «усовершенствовать нынешнюю экономическую организацию», «уничтожить язву пауперизма». Вот почему Милютин отвергал «отречение» школы Смита — Сэя от вмешательства «общественной власти» в процесс экономической конкуренции и симпатизировал идеям Сисмонди.  
 
Выдвинутый Милютин принцип включения в задачи политэкономии проблематики не только производства, но и справедливого распределения произведённых богатств, и обязательного присутствия нормативного элемента возобладал в дальнейшей русской экономической мысли, тон в которой стали задавать интеллигенты-разночинцы, распространявшие критерий справедливости на оценку всех общественных учений.