Поведение приматов. Способы их коммуникации. Сравнительный анализ психики человека и антропоида

Низшим обезьянам Старого Света употребление орудий в обрабатывающей деятельности не свойственно. Однако и их обрабатывающая деятельность имеет ряд прогрессивных особенностей: разнообразие применяемых способов обработки — пластичность обработки, выражающаяся в замене одной деятельности другой при неудачных расчленениях. В обрабатывающей деятельности уже у низших обезьян имеется ряд подсобных предварительных действий: соединяющего (синтетического) порядка, так, например, расчленение обрабатываемого предмета на части иногда предваряется его выгибанием, складыванием, сжиманием. Уже у низших обезьян наблюдается улавливание податливости частей предметов при их обработке и зачатки «структурной» обработки, т. е. расчленение предметов в соответствии с их строением. Наиболее рельефно эта особенность поведения обезьян сказывается в таких действиях, как раскрывание коробок, а также расчленение их.

Тонкая осязательно-кинестетическая  чувствительность, действующая в  содружестве со зрением, дает возможность  низшим обезьянам на основе улавливания  податливости вычленять отдельные  слагаемые части обрабатываемого  предмета. Однако у низших обезьян  структурные расчленения проявляются  лишь в легких условиях, при ярко выраженной податливости частей расчленяемого  предмета, в противном случае низшие обезьяны быстро переходят к грубому  расчленению, раскусыванию или разбиванию предмета.

У высших обезьян, например, у шимпанзе, у которого обработка расширяется  за пределы связи с обработкой пищевых продуктов и участвует  в другом биологическом типе поведения, относящегося к гнездостроению, обрабатывающая форма деятельности иногда приобретает  подсобный характер к конструктивной деятельности, с которой она связана  и в которой особенно явственно  осуществляется взаимосвязь процессов  практического анализа и синтеза.  

Конструктивная форма  деятельности

Конструктивная форма деятельности представляет собой установление обезьянами более или менее прочных практических связей между предметами или между частями предмета.

Конструктивная форма деятельности обезьян, направленная на получение  определенного результата — построения гнезда — является у высших обезьян (шимпанзе) прирожденной, видовой биологической  особенностью. Ежедневно они строят из веток гнезда на деревьях для  ночлега. В период особенно палящей  жары, которую обезьяны избегают, они спускаются на землю у опушек леса под сень деревьев и делают себе настилы из травы, листьев и тонких, прижатых к земле ветвей; это их, так называемые, «дневные постели».  
          Исследование гнездостроительной активности высших обезьян указывает, что в этих актах процессы практического анализа и практического синтеза неразрывно и тесно связаны. Шимпанзе осуществляет тонкий анализ при выборе, дифференцировке подходящего материала из окружающей среды; анализ осуществляется во взаимопроникновении с синтезом при расположении разного по качеству и по плотности материала в определенном его соотношении в сложных двухслойных гнездах.

Наличие условнорефлекторной деятельности антропоидов, включающейся в их инстинктивное, безусловно-рефлекторное поведение, позволяет  шимпанзе использовать свой прежний  индивидуальный опыт более широко, т. е. применительно не только к наличной, но в известной мере и к ближайшей  будущей ситуации. Следует также  отметить, что гнездостроение взрослых и молодых шимпанзе резко разнится как в отношении последовательности актов деятельности, так и конечного  результата стройки.

Как известно, на воле, как и в  неволе, низшие обезьяны гнезд не строят. Только в отношении одного вида обезьян (Macacus lasiotis) установлено, что самка  этого макака скрывает родившегося  детеныша в ямочку, предварительно выстлав ее мягкой травой и замаскировав ветками. В таком гнездышке обезьяна-мать держит малютку дня три, и тогда  стадо ютится поблизости. Затем мать берет детеныша в охапку, точнее — подмышку, передвигаясь на трех ногах. Отдыхая или срывая корм, обезьяна кладет детеныша рядом с собой. По истечении двух недель молодые уже  в силах держаться на спинах родителей, ловко там усаживаются, крепко держась  за длинную мягкую шерсть. Замечательно забавную картину представляет стадо  этих животных, идущих гуськом по гребню гор, когда некоторые из них с  малышами на спинах шествуют, словно лошади под седоком.

На базе ознакомительной и обрабатывающей деятельности и восприятия обезьяной  пространственных отношений между  частями предметов у высших обезьян  возникают попытки конструктивной, соединяющей вне гнездовой деятельности, указывающей на способность их к  синтезу воздействующих раздражителей  при использовании преимущественно  индивидуального опыта в обращении  с предметами.

Так, например, высшая обезьяна, осуществляя  акт распутывания, разматывания, например, веревки, запутанной за палочку, окончив  действие, осуществляет акт заматывания; низшие же обезьяны обычно ограничиваются лишь распутыванием.  
           У низших обезьян конструктивная форма деятельности весьма слабо выражена — она сводится к временному присоединению предметов друг к другу; так, эти обезьяны прижимают палки к сетке, веревки к палке, складывают предметы без прочного их соединения. В то время как высшие обезьяны, разобрав детскую игрушечную пирамидку, могут частично ее самостоятельно и составить, низшие обезьяны не составляют ее, однако они могут выучиться ее составлять под воздействием экспериментатора, направляющего поощрением каждое их действие, приближающееся к составлению.

Двигательно-игровая форма  деятельности

Двигательно-игровая форма деятельности обезьян прежде всего связана с их потребностью в передвижении, составляющем основной фон их жизнедеятельности в естественных условиях; в неволе и в заключении клетки обезьяны, будучи ограничены в движении, проявляют различного рода игровую активность. Конечно, основная база этого рода деятельности инстинктивная, т.е. безусловно рефлекторная. На ней возникают разнообразные условно рефлекторные надстройки. 

Двигательная игровая форма  деятельности встречается главным  образом у молодых обезьянок  и реже наблюдается у обезьян  старшего возраста.  

Обезьяны по своему происхождению — лазающие древесные животные, но им свойственны и другие виды движения: ходьба, бег, прыганье. По акробатической ловкости, быстроте двигательных реакций и активности трудно найти равных им среди млекопитающих. Обезьянам присуща не только двигательная ловкость, но и способность заменить и использовать в своих движениях разнообразные возможности, создаваемые окружающей средой.  

В неволе, в клетке, скользкий пол, подвижные дверцы, выступы, карнизы, висящие трапеции и кольца — все это используется обезьяной в двигательной игре. Молодые обезьяны скользят, качаются, прыгают, кувыркаются, катаются по полу: их игры принимают подчас форму буйного каскада предельно напряженных и ловких движений.

Особенно интересным моментом игры обезьян является включение в  нее окружающих предметов, т. е. катанье  круглых предметов (шаров) по полу, двигание их назад и вперед перед собой, подбрасывание и ловля и ряд  других действий.

Наблюдая эти действия обезьян, отмечают еще одну особенность их двигательной предметной игры. Обезьяны не только двигают предметы, но с большим вниманием наблюдают движение предметов, приведенных ими самими в движение. При этом они активно повторно воспроизводят то свое действие, которое случайно только что вызывало движение предмета или части предмета.

Примером нарочитого воспроизведения  случайно возникшего действия будет, по-видимому, и нередко наблюдающееся надвигание обезьяной куска ткани на свою голову, на свое лицо, что сопровождается временным «ослеплением» животного; это действие встречается в играх некоторых низших и высших обезьян. Данные им в свободное пользование куски ткани обезьяны надвигают себе на плечи, на голову, закрывают ими лицо и пытаются в таком виде, с закрытыми глазами, растопырив руки, передвигаться по клетке.

Эта особенность игровой деятельности обезьян сообщает ей особый специфический  характер и поднимает предметно-игровую  деятельность обезьян, по сравнению  с таковой других животных, на более  высокую ступень.

На том филогенетическом уровне развития, на котором стоят обезьяны, игровая деятельность имеет в  значительной мере условно рефлекторный характер во многих своих проявлениях. Обезьяны используют свой опыт, свое знание свойств предметов при осуществлении сложных двигательных игр, включающих установление ими связей между предметами. В некоторых случаях низшие обезьяны осваивают довольно сложные взаимоотношения одних предметов с другими.

Подражание.

У обезьян наблюдается явно выраженное подражание, в меньшей степени развитое у низших, в большей степени — у высших.

Человекообразная обезьяна, например, шимпанзе, из подражания нередко повторяет  действия человека, особенно часто  перед ней осуществляемые: она  берет тряпку и вытирает ею пол  клетки, берет щетку и метет, она  зачерпывает полужидкую пищу ложкой и подносит ее ко рту, пьет из кружки, употребляя посуду и утварь, правда, со значительно меньшей ловкостью, чем это делает человек. Высшие обезьяны очень охотно чертят карандашом по бумаге, выучиваются ездить на 3-2-х  колесном велосипедах, могут курить, и нередко делают это весьма охотно. Запротоколирован случай, когда одна самка шимпанзе научилась «шить», т. е. делать стежки иглой с ниткой.

Но для подражательных действий обезьян характерно, что в подавляющем  большинстве случаев в самопроизвольном подражании обезьяны осуществляют только внешне сходные с человеческими  действия, не оканчивающиеся эффективным  результатом. Вытирая тряпкой или  метя пол, обезьяна не направляет свои действия на очищение пола, а лишь переводит  сор или воду в другое место; обезьяна проводит линии, а не рисует что-либо, как это делает уже 3-годовалый  ребенок, — она делает иголкой  с ниткой стежки по ткани, но не сшивает  ткань.

Все эти весьма сложные действия обезьяны могут осуществлять благодаря  высокой степени их наблюдательности, большой активности и способности  к содружественной зрительно-кинестетической  рецепции в сложном интегрирования своих действий.

Л. Г. Воронин на основании своих  специальных исследований приходит к заключению, что у низших обезьян  подражание играет существенную роль при выработке положительного условного  рефлекса у вожака в присутствии  других обезьян; подобные условные реакции  перенимаются этими последними и  воспроизводятся без предварительной  выработки.

По мнению этого автора, подражание играет большую роль и в онтогенезе обезьян при развитии мимико-жестикуляторной  сигнализации, в случае привыкания к новым, условиям.

КОМПЛЕКСЫ КОММУНИКАЦИЙ

Комплексами коммуникации называютя одновременно синхронно воспроизводимые элементы, относящиеся к разным каналам связи ( ольфакторному , тактильному ,визуальному и акустическому. Они разделяются на простые (двойные) и сложные (комплекс из трех и более элементов).

Наибольшее число комплексов коммуникации - у шимпанзе. У макак комплексы коммуникации обычны в контексте агрессивного поведения. Например, пристальный взгляд - оскал - выпад головой - флаш - отведение ушей назад - "харканье". У низших узконосых и человекообразных (шимпанзе) обезьян часты смешанные комплексы коммуникации с агрессивными и дружелюбными элементами: пристальный взгляд - подход - протягивание руки - дружелюбный контактный сигнал. Для человекообразных обезьян характерно наибольшее разнообразие дружелюбных комплексов коммуникации, например игровое лицо - протягивание руки - касание партнера.

Большинство комплексов коммуникации используется в контексте агрессивного поведения, что свидетельствует об универсальности агрессивных контактов у разных видов. Вероятно, в филогенезе приматов первичная функция комплекса коммуникации состояла в предотвращении агрессии, затем, через стадию смешанных комплексов, она преобразовалась в дружелюбную.

Поскольку акустические формы коммуникации обезьян представляют значительный интерес в связи с проблемой происхождения звуковой речи у человека, рассмотрим вероятности их связи с другими формами общения ( визуальными, тактильными и ольфакторными ) в рамках представлений о системе коммуникации.

У полуобезьян комплексы элементов не выражены и элементы коммуникации обычно разрознены. У дневных лемуров ольфакторные элементы сочетаются с визуальными. У бурого капуцина наиболее связаны мимика и вокал, в меньшей степени - мимика и позы, особенно выражена связь между акустическим сигналом и позой. Для системы коммуникации низших узконосых обезьян характерны, прежде всего, мимические комплексы - комбинации элементов мимики, а также связь мимики с позой и в меньшей степени мимики с жестом и вокалом. В комплексах коммуникации у павианов значительна связь мимики с позой и в меньшей степени мимики с акустическими сигналами, а также между акустическими сигналами и позой, как в комплексах коммуникации капуцинов . По комплексам коммуникации гиббон занимает промежуточное положение между низшими узконосыми обезьянами и шимпанзе . С одной стороны, у гиббона , как и у шимпанзе , усиливается связь мимики и жеста. Имеется и видоспецифичная для гиббона особенность - ослабление связи между мимикой и акустической сигнализацией. "Песня" гиббона несет самостоятельную функциональную нагрузку, связанную с маркировкой территории и перекличкой групп. Биологическое значение "песен" и "хоров" гиббонов трактуется многими авторами по-разному, но все они едины во мнении об особой важности этой формы коммуникации у гиббона. В комплексах коммуникации гиббона акустические сигналы достаточно автономны по отношению к другим формам общения.

У крупных человекообразных обезьян ( шимпанзе ) в комплексах коммуникации усиливается связь мимики с жестом, мимики с позой, сохраняется тесная связь мимики с вокалом и уменьшается вероятность появления мимических комбинаций. Укрепление связи мимики с жестом и позой служит признаком сложившейся на основе элементов визуального канала общения системы довербальной коммуникации, взаимодействующей с акустической коммуникацией.

СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПСИХИКИ ЧЕЛОВЕКА И ВЫСШИХ АНТРОПОИДОВ

Особую близость человек обнаруживает с африканскими антропоидами. Весьма осторожная в отношении сопоставлений мозга человека и обезьян профессор Ю. Г. Шевченко пишет: «Современные анатомы свидетельствуют, что головной мозг гориллы и шимпанзе сходен с человеческим не только по общему виду и расположению борозд и извилин, но также и по расположению архитектонических систем коры большого полушария... и по системам проводящих путей». 
 
Современные нейроморфологи вполне поддерживают выводы о большом сходстве анатомии мозга человека и высших обезьян (конечно, при количественных отличиях в целом и отдельных структур мозга), о большем сходстве между ними, чем между человекообразными и низшими обезьянами и даже гиббонами. Получается, что нет «пропасти» между анатомией мозга человека и обезьяны, как нет и качественного отличия в строении мозга человека и антропоида. Остается сделать единственно верное заключение: отличие здесь только количественное, хотя функционирование, разумеется, во многом различно. В то же время между человеком и обезьянами, с одной стороны, и всеми остальными животными на Земле – с другой, наблюдаются весьма значительные различия. 
 
Разумеется, существуют и важные различия головного мозга человека и обезьян – даже высших. Так, при почти одинаковой клеточной организации гомологичных участков шимпанзе вместе с тем обладает структурой волокон, обеспечивающих связи коры, значительно более тонкой, чем у человека, и это резкое отличие системы корковых связей отражает более низкий уровень функциональных возможностей, иначе говоря, умственной деятельности антропоидов в сравнении с людьми. Именно те участки коры, которые связаны с членораздельной речью у человека, имеют наибольшие отличия по сравнению с другими структурами у обезьян, включая высших. В 60–х гг. установлено большое сходство кариотипов человека и многих видов низших обезьян. При изучении филогении хромосом 60 видов приматов от мышиного микроцебуса до человека французский генетик Б. Дютрилдо (1979) установил полную аналогию. Доказательством близкого сходства и родства являются также «человеческие» генетические болезни у обезьян: синдром Дауна, алкаптонурия, аномалии развития. Комплекс гистосовместимости (сродства тканей, необходимого при пересадке органов) локализован в аналогичных локусах гомологичных хромосом шимпанзе, гориллы, орангутана и макака резуса человека. 
 
Наибольшее сходство хромосом установлено у человека с шимпанзе – оно доходит до 90–98% (по разным авторам). 
 
В то же время совершенно парадоксальным представляется невероятный разрыв между столь высоким сходством человека и шимпанзе в физиологии внутренних органов и обменных процессов и таким разительным отличием интеллекта. 
 
Увеличение мозга от размеров его у австралопитека до величины у человека разумного – в эволюции произошло достаточно быстро, всего за 3–5 млн. лет против 65 млн. лет эволюции приматов. Это увеличение шло прежде всего за счет неокортекса, или новой коры. По данным К.Н. Филимонова (1949), площадь древней коры у макака – 93,8 кв.мм, у шимпанзе – 324,8 кв.мм, у человека – 480 кв.мм. Разница между двумя последними, как видим, не так уж велика. Зато новая кора резко нарастает даже в ряду приматов: у макака – 6,456 кв.мм, у шимпанзе – 22,730 кв.мм, а у человека -80,202 кв.мм. 
 
Старые же элементы мозга, а именно они преимущественно управляют «внутренней» жизнью организма, изменялись не столь быстро, не столь «принципиально». 
 
Итак, наиболее резко на пути к человеку менялся мозг, его новые формации, которые и регулируют «новейшие», высшие функции. Самым ярким выражением этих функций у животных является поведение. Мы уже о нем говорили, касаясь приматов в целом. Рассмотрим его же теперь специально у высших и низших обезьян. 
 
Научное изучение интеллекта обезьян началось с Ч. Дарвина. Ему принадлежит книга, которая и в наши дни остается классической в своей области,– «О выражении ощущений у человека и животных» (1872). В ней, в частности, показано, что мимика обезьян сходна с человеческой. Дарвин считал это следствием сходства мускулатуры лица у приматов. Он же определил, что мимика, выражение эмоций являются, как мы бы сегодня сказали, средством коммуникации. Дарвин заявил и о такой подробности: антропоид способен мимически выражать почти все человеческие эмоции, кроме изумления, удивления и отвращения. Некоторые нынешние авторы склонны подтвердить это мнение, но наша замечательная исследовательница Н.Н. Ладыгина-Котс изобразила в своей классической книге «Дитя шимпанзе и дитя человека» и эти выражения у шимпанзе. Дарвин считал, что интеллект человекообразной обезьяны отличается от человеческого только количественно, но не по качеству. 
 
А дальше судьба науки о поведении обезьян сложилась противоречиво. Одни авторы, как правило, сами работавшие с шимпанзе, восхищались интеллектом высших обезьян, говорили о необыкновенном сходстве его с человеком, другие отрицали это сходство. С 10–х гг. XX в. от бихевиористов распространилась традиция считать, что у всех животных поведение «одинаково животное». Эта традиция дает себя знать до наших дней, правда, во все меньшей степени. 
 
О высоком уровне интеллектуальных способностей антропоидов говорили Р. Йеркс, В. Келлер, Н.Н. Ладыгина-Котс, И.П. Павлов, а в наше время все, кто систематически изучает высших обезьян в природе или в неволе. Противоречивым оказалось в отечественной науке толкование наследия в этой области Ивана Петровича Павлова. Великий физиолог относился отрицательно к некоторым интерпретациям наблюдаемых фактов зарубежными зоопсихологами. Но после того как он сам лично приступил к изучению поведения шимпанзе, И.П. Павлов не один раз говорил о необыкновенно высоком уровне поведения человекообразных обезьян. Ему принадлежат слова о наличии у обезьян, подобно человеку, собственного внутреннего мира, об особом исследовательском интересе у них, приближающем их в этом к человеку, о необыкновенной любознательности шимпанзе и ее генетической связи с любознательностью человека. Это И.П. Павлов поражался тому, «каким манером» человек ухитрился вырыть столь глубокую яму между собой и животными... Наконец, ему, творцу учения об условных рефлексах, принадлежит мнение, высказанное дважды, поразившее его учеников и вызывающее споры в наши дни: 
 
«Когда обезьяна строит свою вышку, чтобы достать плод, это «условным рефлексом» назвать нельзя. Это есть случай образования знания, уловление нормальной связи вещей. Это – другой случай. Тут нужно сказать, что это есть начало образования знания, улавливания постоянной связи между вещами – то, что лежит в основе всей научной деятельности, законов причинности и т.д.». 
 
Это высказывание, сделанное за три месяца до смерти «старейшины физиологов мира», совершенно недвусмысленно отражает его оценку обезьян. 
 
В 70–е гг. М.А. Дерягина (1986) начала цикл сравнительных исследований манипуляционной активности приматов. Разработанный ею метод количественного анализа этой важнейшей формы поведения, которая составляет основу пишедобывательного, гнездостроительного, орудийного и других видов поведения, был основан на иерархической модели поведенческого акта. Позднее М.А. Дерягина обратилась к сравнительному анализу разных видов коммуникации у приматов, сочетая наблюдения за животными в вольерах (зоопарки), а также в полуестественных условиях Сухумского питомника. Использованные ею методы объективной количественной регистрации поведения можно рассматривать как непосредственное продолжение и развитие этологических методов. 
 
М.А. Дерягина трактует технические особенности манипуляционной деятельности человекообразных обезьян как предпосылку к использованию орудий и к возникновению трудовой деятельности человека. 
 
Она перечисляет следующие их особенности: 
 
– наличие у обезьян руки с высокоразвитой хватательной функцией, 
 
– независимые действия передних конечностей, 
 
– изолированные действия пальцев, 
 
– способность к тонким, дифференцированным операциям, 
 
– разнообразие приемов фиксации объектов, 
 
– возможность опосредованных действий с объектом и т.д. 
 
Главное же, что выделяет Дерягина,– высокая способность высших обезьян производить не только сами действия, но цепи действий – именно они, по мнению автора, составляют качественно иной характер поведения антропоидов в сравнении со всеми другими животными Земли. Перечисленные особенности недоступны другим животным. 
 
Многие неврологические заболевания человека и шимпанзе и даже других обезьян очень сходны. Сравнительно недавно стало известно, что обезьяна – единственное животное, которое с успехом используется в психиатрических исследованиях: при изучении модели изоляции, фобии, депрессии, истерии, неврастении, аутизма и других черт шизофрении. Удовлетворительную модель психоза человека можно получить при «социальной» изоляции обезьян. 
 
В настоящее время получены важные результаты, уже используемые в практике, по изучению на низших обезьянах модели депрессии человека. Эта работа начата до Второй мировой войны в Висконсинском университете Г. Харлоу и продолжена его учениками. Разнообразные формы глубокой депрессии у макаков-резусов, как правило, развивались в результате разлучения обезьян с объектом привязанности, например малыша с матерью, что отражалось тяжело на обоих. Симптоматика депрессии у обезьян во многом параллельна подобным состояниям у детей и взрослых людей: подавленное настроение, расстройство сна, отсутствие аппетита, явное снижение двигательной активности, потеря интереса к играм. Показано, что у детенышей разных видов макаков, изолированных от сверстников или от матерей, так же, как у самих самок, развиваются нарушения клеточного иммунитета наподобие тех, которые происходят у взрослых людей после тяжелой утраты. Состояние депрессии у обезьян может длиться годами, а главное, уже во взрослом состоянии животное оказывается биологически неполноценным, излечить же его чрезвычайно трудно. Разлучение вызывает не только депрессию, но и другие расстройства, всякий раз связанные с «персональной» историей жизни каждого индивида. 
 
Вызывает также интерес недавно разработанная на макаках лапундерах модель жестокого обращения родителей с детьми. Приведенные сведения получены за последние два десятилетия, а ведь многие годы психиатрия была совершенно лишена экспериментальных моделей, считалось, что нельзя повторить на животных столь специфические болезни единственного социального существа – человека. 
 
Эмоции обезьян (не обязательно высших, но и низших!) не просто сходны с человеческими. Они нередко «по-человечески» и проявляются, иногда без параллелизма между тем, что внешне можно заметить в поведении примата, и тем, что происходит в его вегетативной нервной системе, «внутри»: сердце у раздраженного павиана готово выскочить из груди (тахикардия), но он скрывает свое возмущение от других, «спокоен», заторможен, и, наоборот, животное недвусмысленно угрожает противнику, демонстрирует грозные клыки и резко поднимает брови, а изменения в вегетативных функциях отсутствуют. ( Можно отметить что и артериальное давление, и электрокардиограмма, частота сердцебиений у обезьян такие же, как и у человека). 
 
Высшие обезьяны поддаются гипнозу, который можно у них вызвать обычными методами. Недавно показано, что гориллы преимущественно используют правую руку, а это говорит об асимметрии мозга у обезьян, аналогичной ассиметрии мозга человека. 
 
Особенно большое неврологическое и поведенческое сходство человека и высших обезьян установлено в младенчестве и в детском возрасте. Так, Л.А. Фирсов, изучавший поведение высших обезьян, в том числе и с момента их рождения, показал, что психомоторное развитие у детеныша шимпанзе и ребенка протекает одинаково. К аналогичному выводу пришли канадские психологи М. Мэтью и Г. Бергерон (1981), изучавшие познавательные способности у четырех детенышей шимпанзе по системе учета периодизации умственного развития, разработанной швейцарским психологом Жаном Пиаже. 
 
Оценивалось развитие представлений о наличии или исчезаемости объекта, о причинной взаимосвязи, способности к подражанию и т.д. Показано, что развитие этих способностей у шимпанзе проходит те же шесть стадий по Пиаже и в том же порядке, что и у ребенка. Хотя у малыша шимпанзе представления о причинности выражены значительно меньше, чем у детей, стадии имитации, наличия объекта и развития большинства поведенческих признаков были такими же, что и у человека. Различие состояло лишь в числе признаков, что, по мнению авторов, говорит только о количественном, но не качественном отличии развития когнитивных (познавательных) способностей у обоих приматов. 
 
В рамках весьма почитаемой психологами схемы Пиаже можно, заключают авторы, говорить о зачатках умственных представлений у шимпанзе. Последние достигают VI стадии развития, причем без принуждения, спонтанно, а эта высшая стадия является базой использования символов у детей. 
 
По системе Пиаже изучала и развитие детеныша орангутана до двух лет антрополог-психолог Станфордского университета (США) Сюзанна Шевалье-Школьникофф. Исследовательница, по ее словам, задавала себе вопрос: «С кем я работаю?» Слово «объект» для Самары (так звали маленького оранга) не подходит: это восхитительная маленькая личность, пишет автор, которая изучает свое тело, сосет палец, сжимает одну руку другой, воспринимает предметы, как ребенок, экспериментирует с ними при познании их назначения и при решении задач (это стадия V), любит подражать, обожает играть в прятки, а когда ей через стекло показали ребенка человека, она реагировала на него точно так же, как и он: приложила руку, всматриваясь, и заулыбалась. Так повторялось несколько раз. 
 
Развитие ребенка и орангутана было удивительно сходно. Детеныш проходил те же шесть стадий интеллектуального роста, но различными темпами: на ранних стадиях (II – IV) Самара опережала ребенка на два месяца, но на V-VI стадиях ее развитие сравнительно замедлилось. На стадии III у нее отмечены первые признаки социальности, контакта с человеком. 
 
Но установлено и отличие. Детеныш орангутанга проходит только первую стадию «вокального» развития, а ребенок все шесть. Самара овладела только эмоциональными звуками, никогда не лопотала и не ворковала. Хотя орангутанги относятся среди антропоидов к отпетым молчунам, тем не менее, это очень важное различие... 
 
Весьма велико сходство органов чувств у обезьян и человека. Существуют животные-неприматы, которые и слышат лучше них и, вероятно, видят острее и дальше. Но нет животных в мире, которые имели бы именно «человеческие» анализаторы. Только у человека и высших обезьян среди всех млекопитающих верхняя граница слуха (обычно 16–20 кГц) не превышает 32 кГц (у низших обезьян достигает 40 кГц). Несмотря на существенные отличия характеристик слуха у низших обезьян и человека, именно макаки и мартышки могут служить отличной моделью восприимчивости к звукам речи у младенцев человека, а также моделью восприятия речи у взрослых людей с нарушенным слухом – у тех, кто обычно страдает повышением порога восприятия звуков речи по сравнению с нормально слышащими людьми. Уникальна неподвижность уха обезьян и человека, почему им приходится, чтоб лучше слышать, одинаково поворачивать голову в сторону источника звука. Н.Н. Ладыгиной-Котс показано, что шимпанзе различает 22 цвета, до 7 оттенков одного тона. Есть данные о сходстве у высших приматов обоняния, вкуса, осязания и даже восприятия веса поднимаемых тяжестей. Изучая различных представителей позвоночных, физиологи прослеживают путь развития и постепенного усложнения высшей нервной деятельности животных, их способность сохранять в памяти выработанные условные рефлексы, возможности вероятностного прогнозирования, возрастающее значение переднего мозга. 
 
Выработанные условные рефлексы несопоставимо (с другими животными) прочны и сохраняются годами, многие действия совершаются вообще без тренировки. Условно-рефлекторная память, по мнению многих авторов, как раз и отличает приматов от других животных, которые быстро теряют при перерывах полученные сложные навыки. Обезьяны весьма способны к вероятностному прогнозированию, переносят следы прежнего обучения в новые опыты, т.е. устанавливается строгое соответствие между специализацией структур центральной нервной системы и осуществляемой ею «руководящей» деятельностью при выполнении приматами очень сложных действий. Вследствие необычайного усложнения мозга рефлекторные акты у обезьян, заключают авторы, не ограничиваются рамками обычных понятий условных рефлексов, отвечают этапам нарастания сложнейшей интегративной деятельности мозга. 
 
Сравнительное изучение возможности одновременного восприятия сигналов разной модальности у представителей различных отрядов животного мира методом условных рефлексов показали значительные различия между представителями разных отрядов млекопитающих. Так, оказалось, что ежи не в состоянии воспринять как единый комплекс свет плюс звук, они на них реагируют только в отдельности, как на разные раздражители. Не справились с подобной задачей и белые крысы – если их долго тренировали в такой ситуационной сложности, у них развивались невротические срывы. Недалеко от крыс ушел по этому тесту и кролик. С трудом и только при некоторых условиях удавалось выработать рефлекс на совместный сигнал света и звука у собаки и кошки, что, конечно, говорит о более высокой способности хищных соединять в целостный образ разномодальные стимулы. 
 
В то же время у низших обезьян не только легко вырабатывался рефлекс на двучленный комплекс, который без дополнительной тренировки сохранялся месяцами, но обнаружилась способность воспринимать образ даже из трех разномодальных компонентов: света, звука и тактильного сигнала. 
 
Суммируя сведения по органам чувств, способности к усвоению и обобщению сигналов разных модальностей, а также проанализировав многие эксперименты и литературу в этой области, в том числе опыты И. П. Павлова, исследователи пришли к заключению, что возможности восприятия у человека и антропоидов вполне сходны. 
 
Многие ученые отмечают необычайную память обезьян. Так, например, в своей монографии «Память у антропоидов» Л.А. Фирсов полностью подтверждает выводы о высоком уровне развития памяти у приматов. Интересные данные были получены на обезьянах при использовании разнообразных «человеческих» тестах и сравнении полученных результатов с результатами аналогичных исследований человека. 
 
Пятилетний самец резус испытывался в человеческом тесте сканирования изобразительной памяти по Штернбергу. Он должен был решать задачи на серийное пробное узнавание цветных слайдов – различных фруктов, цветов, людей, животных, предметов лабораторного оборудования и домашнего обихода (всего 211 изображений). «Контролем» служила 21–летняя выпускница колледжа, которой ставились те же задачи, с той разницей, что девушка «не получала вознаграждения за совершенно одинаковое выполнение задач». Тесты и серии опытов изменялись таким образом, что можно было сравнивать не только собственно запоминание человеком и обезьяной, но и стратегию и механизмы решения задач. Результаты опытов указывают на идентичность действий обезьяны и человека. На их основе был сделан вывод, «что обезьяны обладают такими же кратковременными механизмами по обработке информации», какие существуют у людей. Бериташвили и Фирсов говорят о преимуществе обезьян перед всеми животными и в долгосрочной памяти. 
 
Одно из распространенных и изучаемых свойств памяти человека – влияние порядка расположения элементов в перечне: лучше всего запоминаются предметы в конце списка («действие недавности») и в начале («действие первенства»). При изучении этого феномена на разных животных, включая дельфинов, выяснилось наличие у них «действия недавности» и отсутствие «действия первенства». Было решено, что такая особенность присуща только людям. 
 
В 1980 г. канадцы В. Роберте и П. Кремер доложили на собрании Психологического общества в Сент-Луисе, что действия первенства и недавности характерны не только для резусов, но и для саймири. Причем, если в некоторых вариациях опытов при сравнении с людьми у тех и других доминировали поочередно оба действия, то при двухсекундной задержке показа предметов люди выполняли задачи хуже обезьян. В следующем году те же авторы опубликовали статью, где приводилось сопоставление в опыте с четырьмя обезьянами и четырьмя студентами, результат был таким же: увеличение времени отставления предметов ухудшало правильность реакций у студентов, но не меняло его у обезьян. 
 
Известно также, что при проведении кольца через лабиринты разной сложности шимпанзе выполняли в среднем задачу наполовину дольше, чем студенты. Но отдельные из шести участвовавших в опытах молодых людей запаздывали по сравнению с некоторыми антропоидами в пределах от 1 до 58 секунд. 
 
В экспериментах Н.Н. Ладыгиной-Котс, К. Хейес и К. Ниссена, Л.А. Фирсова и других установлена способность шимпанзе к классифицированию предметов и различению их множеств, нахождению середины количества. Четырехлетняя шимпанзе Вики запросто отделяла фотографии с живыми объектами от изображений неживых, детей – от взрослых, полное – от частного изображения. Руку с пятью пальцами немедленно отделяла от руки с тремя спрятанными пальцами. Точность различения была 79–89 %, такая же, как у человека ее возраста. Она отделяла столовые предметы (ложки, вилки) от предметов для письма, да и сами ложки от вилок. Она легче все же классифицировала предметы по их физическим свойствам, чем по назначению: железные пуговицы чаще складывала с монетами, однако она это делала не по одному, а по нескольким признакам – по форме, цвету и материалу. 
 
Между тем автоматический синтез разнородных (гетерогенных) сигналов (упоминавшихся разных модальностей) как свойств одного и того же предмета недоступен никому, кроме человека и высших обезьян. В другом варианте этого эксперимента Л.А. Фирсов убедительно показал, что шимпанзе на ощупь точно определял предметы, которые порою видел лишь однажды, или, наоборот, узнавал зрительно предмет, который раньше только ощупывал. В этой способности обобщать гетерогенные признаки как свойства одного объекта («межмодальная перцепция») антропоиды и человек, полагают испытатели, не имеют аналогов в животном мире, по крайней мере, по тестам современного уровня науки. 
 
Шимпанзе способны к высшему, ассоциативному мышлению, и это недавно подтверждено, в частности, на основе математических операций с количеством и пропорциями целого. Знаменитая Сара, которая столь успешно обучалась символическому языку у Дэвида Примака, в серии опытов по методу «выбора по образцу» не только правильно дифференцировала половину, четверть, три четверти яблока или грейпфрута, не говоря уже о числе целых объектов до четырех, но и в 86 случаях из 100 правильно устанавливала соответствие между диском с отсеченной четвертью и кувшином, наполненным подкрашенной водой на три четверти! Концептуальная оценка количества с выделением промежуточного числа обнаружена в опытах и у саймири (а эту способность считают предшествующей возникновению языка). Однако такие поразительные способности, как различие «раздражителей», или сигналов, разного класса с абстрагированием их для сопоставления абсолютно непохожих предметов и отбор их на математической основе, не выявлены, насколько известно, и у низших обезьян, не говоря уже о других животных. Ведь даже размерностью фигур собаки не в состоянии оперировать, это делают только дельфины и, разумеется, обезьяны! 
 
Известно, что шимпанзе, не умея считать, используют какой-то механизм суммирования предметов, объединения пространственно разделенных количеств. Не лишены способности к формированию числовых представлений и саймири – «8» отличают от «9», и макак-резус, который научается различать третий в ряду объект. Между тем известно, что принцип количества не так легок для усвоения – дети овладевают им к семи годам. 
 
Но и это, оказывается, еще не все. Было показано, что четырехлетняя самка шимпанзе в 90% испытаний выбирала из четырех сосудов со скрытой разной глубиной именно тот, в который при обезьяне наливалось больше жидкости, хотя снаружи емкости выглядели одинаково. Так изучался принцип «сохранения» по Пиаже. Другой детеныш, показавший при обучении знаковому языку низкие результаты, не смог одолеть эту трудность. Установлено, что по способности оперировать принципом «сохранения» справлявшаяся с задачей четырехлетняя самка, находится на той же стадии сенсомоторного развития, что и пятилетний ребенок. 
 
Итак, «сенсорные возможности» высших обезьян и человека практически одинаковы, другими словами, антропоиды способны воспринимать окружающую среду в принципе так же, как люди. Но вот вопрос: что они могут делать с богатством такого восприятия? Как они перерабатывают информацию извне? 
 
Шимпанзе не только способны производить обобщения поступивших сигналов, недоступные другим животным, но могут даже передать полученные сведения своим сородичам. Так, например, в одной из серий опытов спрятанные в разных местах двора продукты «приманки» мог видеть только вожак, но когда его помещали с другими шимпанзе, а потом всех выпускали, «подчиненные» не только знали, зачем вышли, но искали именно спрятанные источники пищи, забегали вперед, заглядывали под бревна, искали приманку в траве и других местах. 
 
Шимпанзе способны предвидеть итог порой головоломных операций. Л.А. Фирсов сообщил, что запертые на ночь в его лаборатории, они произвели целую цепь сложных действий для того, чтобы достать забытые лаборантом ключи: дотягивались до деревянного стола, отламывали от него палку-отщеп, доставали штору и ею придвигали ключи, которыми, конечно же, отпирали замок и отворяли дверь. 
 
В опытах Фирсова шимпанзе вклинивал палку в захлопывавшуюся кормушку, находясь на значительном расстоянии от нее, а потом подбегал к приоткрытой пружинившей дверке и доставал фрукты. Аналогичную изобретательность уже в вольных условиях проявлял самец шимпанзе Уильям: он устроил зазор в закрытой на один верхний замок двери продовольственного трейлера, вставил туда бамбуковую жердь и потихоньку воровал продукты. В другом случае он взял две ложечки кофе, четыре ложечки сахару, всыпал в чашку и имитировал действия человека по приготовлению этого напитка вплоть до наполнения чашки кипятком и остуживания его холодными камушками и водой.