«Русская правда»-кодекс частного права

Более сложной юридической  фигурой является закуп — человек, работающий в хозяйстве феодала  за «купу» — заем, в который могли  включаться разные ценности: земля, скот, зерно, деньги и пр. [5,стр.18].

Этот долг следовало отработать, причем установленных нормативов и  эквивалентов не существовало. Объем  работы определялся кредитором. Поэтому  с нарастанием процентов на заем кабальная зависимость усиливалась  и могла продолжаться долгое время [3, стр.23].

Первое юридическое урегулирование долговых отношений закупов с  кредиторами произведено в Уставе Владимира Мономаха в 1113 г. после  восстания закупов [5, стр.18].

Устанавливались предельные размеры процентов на долг. Закон  охранял личность и  имущество  закупа, запрещая господину беспричинно  наказывать его и отнимать имущество. Если сам закуп совершал правонарушение, ответственность была двоякой: господин уплачивал за него штраф потерпевшему, но сам закуп мог быть «выдан головой», т.е. превращен в полного холопа. Его правовой статус резко менялся. За попытку уйти от господина не расплатившись, закуп обращался  в холопа.

В качестве свидетеля в  судебном процессе закуп мог выступать  только в особых случаях: по малозначительным делам (« малых исках») или в  случае отсутствия других свидетелей («по нужде»). Закуп был той  юридической фигурой, которая наиболее ярко иллюстрировала процесс «феодализации», закабаления, закрепощения бывших свободных  общинников.

В Русской Правде «ролейный» (пахотный) закуп, работавший на чужой земле, по своему правовому статусу не отличался от закупа «неролейного». От наемных работников те и другие отличались, в частности тем, что получали плату за работу впрок, а не после ее выполнения.  Ролейные закупы, работая на чужой земле, обрабатывали ее частью на господина, частью на себя. Неролейные закупы оказывали личные услуги господину в его доме [3, стр.23].

Холоп — наиболее бесправный субъект права. Его имущественное  положение особое: он не имел собственного хозяйства и работал на господина. Личность холопа как субъекта права фактически не защищалась законом, по своему правовому положению они были близки к рабам [5, стр.18].

Все, чем   обладал холоп, являлось собственностью господина. Все  последствия, вытекающие из договоров  и обязательств, которые заключал холоп (с ведома хозяина), также ложились на господина. Личность холопа как субъекта права фактически не защищалась законом. За его убийство взимался штраф, как за уничтожение имущества, либо господину в качестве компенсации передавался другой холоп.

Самого холопа, совершившего преступление, следовало выдать потерпевшему (в более ранний период его можно  было просто убить на месте преступления). Штрафную ответственность за холопа всегда нес господин. В судебном процессе холоп не мог выступать в качестве стороны (истца, ответчика, свидетеля). Ссылаясь на его показания в суде, свбодный человек должен был оговориться, что ссылается на «слова холопа».

Закон регламентировал различные  источники холопства. Русская Правда предусматривала следующие случаи: самопродажа в кабалу (одного человека либо всей семьи), рождение от холопа, женитьба в «робе», «ключничество» — поступление в услужение к госпдину, но без оговорки о сохранении статуса свободного человека. Источниками холопства были также совершение преступления, (такое наказание, как «поток и разграбление», предусматривало выдачу преступника «головой», превращение в холопа), бегство закупа от господина, злостное банкротство (купец проигрывает или транжирит чужое имущество). Наиболее распространенным источником холопства, не упомянутым, однако, в Русской Правде, был плен [3, стр.24].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3 Система наказаний по «Русской правде»

 

Так как наказание есть восстановление нарушенных преступлением прав общества, то основной интерес исторического изложения права наказания есть вопрос об общественном элементе его, об очищении его от личной примеси (начиная почти с животной реакции и самозащиты).

Термины общие для выражения  понятия о наказании в законодательных  памятниках не встречаются, кроме слова «казнь». Но в памятниках бытовых употребляются термины «наказание» и «месть» (в общем смысле наказания). «Месть» в широком смысле означает наказание вообще. В частности, термин «месть» применяется как к каре, налагаемой частным лицом, так и к наказанию, назначаемому судом. 

В смысле слова «наказание» (исправление) выражен основной взгляд на цель наказаний, взгляд, конечно, указывающий на будущее и малоприменимый к самой эпохе Русской Правды. В эпоху места цепью наказания является возмездие, т. е. воздаяние злом за зло, что впоследствии усвоено и государством. В эпоху денежных выкупов к этой прежней цели присоединяется другая, уже чисто государственная, — финансовые выгоды: когда Владимир Св. ввел было, по совету епископов, вместо вир смертную казнь, то дума боярская настояла на восстановлении вир по следующему единственному основанию: «оже вира, то на оружии и на коних буди», т. е. вира даст средства приобретать оружие и коней. Нет сомнения, что один из главных видов потока — обращение преступников в рабство князю — возник также из расчетов экономических. До некоторой степени финансовыми соображениями объясняется долговременное существование общинной (дикой) виры   и возможность для населения откупаться от уплаты виры постоянным (таксированным) налогом,  а также и то обстоятельство, что государство жалует частным лицам имения «свирами». Из этого не следует, что государство за деньги отказалось вовсе от своего карательного нрава: право наложения наказаний переходит к общинам и,  может быть, частным лицам, но состоит под надзором государства   [1, стр.324].

Система наказаний по Русской  Правде достаточно проста. Смертная казнь  не упоминается в кодексе, хотя на практике она, несомненно, имела место. Умолчание можно объяснить двумя  обстоятельствами:

- законодатель понимает  смертную казнь как продолжение  кровной мести, которую он стремится  устранить;

- влияние христианской  церкви, выступавшей против смертной  казни в принципе.

Смертная казнь применялась  на практике за антигосударственную  деятельность, за участие в восстаниях, разбойничьих шайках. Любопытно, что  уже в Х-Х1 вв. это наказание  регулировались государством.

Сведения, о применении смертной казни правителем руссов имеются  в арабских источниках 1Х-Х вв. По свидетельствам ибн Ласта и ибн  Фадлана, варан разбойника могли лишить жизни через повешение. Применяли варварские казни княгиня Ольга и князь Святослав (до 972 г.) в осажденном городе Доростоле. Согласно арабским союдениям, существовала альтернатива казни: преступника могли «выслать» на окраины государства (вариант изгнания из общины).

Высшей мерой наказания  по Русской Правде остается «поток и разграбление», назначаемое только в трех случаях, — за убийство в разбое (ст.7 ПП), поджог (ст.83 ПП) и конокрадство (ст.35 ПП). Наказание включало конфискацию имущества и выдачу преступника (вместе с семьей) «головой», т. е. в рабство [4, стр.23].

Сущность этой меры не совсем ясна. Во всяком случае, в разное время и в разных местах поток и разграбление понимались по-разному. Иногда это означало убийство осужденного и прямое растаскивание его имущества, иногда - изгнание и конфискацию имущества, иногда — продажу в холопы [2, стр.73].

Следующим по тяжести видом  наказания была «вира» — штраф, который  назначался только за убийство [3, стр.23].

В Русской Правде доминируют штрафы, хотя на практике арсенал уголовных  кар был довольно велик. Утвержденный вскоре после принятия христианства кодекс, будучи государственным законодательством, порывал с морально нравственными  установками язычества, но новые  христианские ценности усваивались  постепенно. В таких условиях единственным критерием интересов индивидуума  мог быть только денежный эквивалент причиненного ущерба, что и закрепляла система штрафов. Сыграло роль и  то, что жесткие виды наказаний  противоречили христианской доктрине гуманности, они в кодекс не вошли. По этой же причине Русская Правда является сугубо светской, уголовные  наказания против интересов церкви устанавливались в церковных  уставах.

Штрафы делятся на уголовные (в пользу общественной власти) и  частное вознаграждение потерпевшему, а именно: за убийство — вира (в пользу князя) и головничество (родственникам потерпевшего), за прочие преступления — продажа (князю) и урок (потерпевшему) [1, стр.326].

Слово «вира», не встречающееся в других славянских языках, считают заимствованным из немецкого языка (Wehrgeld). Уголовное значение виры известно со времен Владимира: когда он, по совету епископов, начал было казнить разбойников, то дума представила ему, что это невыгодно, ибо вирадает средства для приобретения оружия и коней.  По Правде Ярослава, вира взимается в том случае, если нет мстителя; Ярослав установил «урок» (таксу) в пользу вирника, собиравшего виры на князя. Для XII в. уголовное значение виры не подлежит сомнению: в Суздальской земле княжеские чиновники притесняют народ вирами и продажами. 

Вира взыскивалась не всегда с одного преступника, но иногда с общины — вереи, к которой он принадлежит. В этом случае она называлась дикой вирой и взыскивалась в двух случаях:

а) если совершено убийство непредумышленное и преступник состоит  с членами общины в круговой поруке;

б) если совершено убийство предумышленное, но община не разыскивает  убийцу (прикрывает его и не выдает).

В первом случае вервь платит с участием самого преступника (в  соответственной доле); во втором случае уплата виры рассрочивается на несколько лет. Происхождение круговой поруки объясняют иногда из полицейско-финансовых целей государства, т. е. из стремления князей получать доход от преступлений во всяком случае и вместе с тем заставить общины предупреждать преступления.

Но оба эти соображения  могли явиться и явились впоследствии при развитии государственной власти; первоначальная же круговая порука не является искусственным государственным учреждением, а возникает повсюду как из имущественной и личной солидарности родовых и территориальных общин, так еще более из права общин налагать на преступников наказания. Право общин не только преследовать преступления, но и карать за них в древнейшее время не подлежит сомнению, на основании соображений с последующими явлениями русского права, например, «конными» судами в Западной России, которые представляют собой лишь остаток  древних более полных прав общин. Но что это право общин не было безусловным (независимым от государства), доказательством служит именно дикая вира, а равно и некоторые фактические указания (в упомянутом выше случае воевода черниговского князя Ян требует от белозерцев поймать и выдать ему волхвов, производивших смуту).

Вообще с ослаблением  значения частного лица (с уничтожением мести) повышается значение общин в сфере уголовного права. Величина виры постоянна: за свободных людей вообще 40 грив., за лиц привилегированных — 80 грив., за жену — 20 грив., столько же за увечье по 2-й Правде. Величина головничества не определяется законом; только при изувечении назначается определенное вознаграждение — вполовину против уголовного штрафа (10 грив.) [1, стр. 327].

  Все остальные преступления (как против личности, так и имущественные) наказывались штрафом — «продажей», размер которой дифференцировался в зависимости от тяжести преступления (1, 3, 12 гривен). Продажа поступала в казну, потерпевший получал «урок» — денежное возмещение за причиненный ему ущерб. В Русской Правде еще сохраняются древнейшие элементы обычая, связанные с принципом талиона («око за око, зуб за зуб»), в случаях с кровной местью. Но главной целью наказания становится возмещение ущерба (материального и морального)  [4, стр.23].

За преступления, отнесенные к компетенции церковного суда применялись специфические церковные наказания — эпитимьи.Так, византийский закон предусматривал, например, за блуд с сестрой 15 лет «поститися и плаката». Легкой эпитимьей считались 500 поклонов в день. Эпитимья часто соединялась с государственной карой. По мнению СВ. Юшкова, церковь применяла кроме эпитимий членовредительные наказания и тюремное заключение [2, стр.73].

Исполнение судебных решений  обеспечивали должностные лица: вирники, мечники [6, стр.25].

Русская Правда ничего не говорит  о телесных наказаниях и лишении  свободы. Тюрем в Древней Руси еще не было, как и осознания  тюремного влияния на преступника. Применялось заточение в «проруб» (подвал) высокопоставленных лиц, князей, посадников, лиц княжеского окружения. Эта мера являлась временным ограничением свободы до наступления определенных событий. Например, в 1067 г. великий князь  Изяслав посадил в «проруби»  князя Всеслава с двумя сыновьями, после смерти Ярослава Мудрого его  сыновья выпустили из «проруба»  дядю Судислава и насильно постригли в монахи. Телесные наказания также применялись, но государство все же отдавало предпочтение штрафам.

Законодатель сознавал, что  степень тяжести преступления может  зависеть как от преступника, так  и от внешних обстоятельств. Однако эти элементы он не мог формулировать  в абстрактном виде, отягчающие обстоятельства, соучастие, формы вины и т.д. - продукт  более позднего времени. И все  же с состоянием опьянения (при разорении  купца) Русская Правда  связывает  более тяжкие последствия. В трех случаях она предусматривает  групповые кражи скота (ст. ст. 40, 41, 43 Пространной Правды) и устанавливает, что каждый участник должен заплатить  штраф в полном объеме. Понимал  законодатель и различную направленность умысла преступника, поэтому в кодексе  разграничены случайные убийства или  неосторожные (в обиду), убийства в  разбое, убийства на Миру «явлено», «в сваде». За «разбой без всякой «свады» полагалось строгое наказание. Однако, отделяя преступления преднамеренные от бытовых, законодатель руководствовался принципом казуальности и фиксировал их без теоретических обобщений. В Русской Правде только намечается деление на умышленные и неосторожные деяния.